Авраам Шварцбаум - Бамбуковая колыбель

• Название: Бамбуковая колыбель
• Автор: Авраам Шварцбаум
• Издательство: «Фельдхайм»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991

---

Рабби Гольдштейну нечего было возразить.

«Разрешите мне задать вам вопрос, рабби, — продолжал я. — Когда мы с женой хотели сделать гиюр нашему ребенку, нам сказали: “Не имеет значения, кто ваш ребенок — китаец, эскимос или индеец. Имеет значение только одно — верующая ли у него семья.” Человек, который это сказал, был абсолютно прав. Как же вы надеетесь сделать ребенка евреем, если, покидая пределы школы, он тотчас возвращается в среду, где нет никакой возможности жить подлинно еврейской жизнью?»

«Но есть и другие соображения, — уклончиво произнес рабби. — Мы должны думать о том, как сохранить нашу школу. Мы не можем забывать и о той пользе, которую приносим и обязаны приносить всей общине. Вы присутствовали на встрече с представителем Федерации, вы сами видели, как он на нас нападал. Нынешняя политика позволяет нам принимать детей из всех слоев общины, в то же время сохраняя неизменным требование об обязательном прохождении гиюра.

Кроме того, признавая гиюр маленьких детей, пусть даже и происходящих из неверующих семей, мы получаем возможность хоть как-то привлечь к себе их родителей, внушить им какое-то уважение к Торе.»

«Уж не собираетесь ли вы убедить меня, что сохранение школы стоит у вас на первом месте?! Сохранение — какой ценой? Ценой воспитания детей, которые будут жить, как неевреи?! Теперь вы, в сущности, говорите, что не имеет значения, является ребенок китайцем, эскимосом или индейцем, — имеет значения только одно: будет ли существовать школа и ваша должность в ней!»

Я прикусил себе язык, но было уже поздно. Рабби Гольдштейн был не просто раввином и директором школы — он был моим другом. И я не хуже многих других понимал, что сохранение школы — действительно жизненно важная задача для всех нас.

В ТОТ ЖЕ ВЕЧЕР я отправился к рабби Фриду, который когда-то так помог нам с устройством гиюра нашей Дворы. Я изложил ему свой разговор с рабби Гольдштейном, и он признался, что действительно не так давно вошел в состав раввинского суда, утвердившего эти несколько упрощенные гиюры, хотя поначалу и не очень хотел в нем участвовать. Он согласился сотрудничать с этим бейт-дином только после того, как этот вариант гиюра был одобрен признанными галахическими авторитетами.

«Я понимаю, что у вас сейчас на душе, — сказал рабби Фрид. — вы должны понять — это неизбежный этап на пути всякого баал-тшува, то есть человека, вернувшегося к вере. Сейчас вам кажется, что вас предали и обманули. Вы со всей искренностью и серьезностью встали на новый путь, поэтому вполне естественно, что и от людей, которые помогли вам вступить на него, вы ожидаете выполнения тех требований, которые они предъявляли к вам.

Вы — то, что на идиш называется фарбрентер, Алан, вы — слишком пылкий неофит, а все пылкие неофиты рано или поздно испытывают разочарование, столкнувшись с реальным миром религиозной жизни. В реальной жизни есть большое число неоднозначных ситуаций — не “черных” и не “белых”, а, так сказать, “серых”, и разобраться в них можно только при помощи новых галахических установлении. Раввинским авторитетам все время приходится решать, как применить Галаху к непрестанно возникающим новым ситуациям. Меняются ситуации — меняются и предписания.

Вы вправе испытывать разочарование и недовольство, Алан, но не забывайте также, что нужно проявить и понимание — во всяком случае, нужно постараться его проявить.»

Именно это казалось мне самым трудным. В свое время, когда первый раввин, с которым мы столкнулись, отказался сделать Дворе гиюр по тем же соображениям, которые я выдвигал сейчас, мы с Барбарой очень на него разозлились. Но Барбара правильно заключила впоследствии, что тогда мы просто не были готовы пойти на требуемые уступки.

К тому времени, когда на сцене появился рабби Фрид, мы и сами уже прошли довольно долгий путь, и потому были уже в состоянии выполнить предъявленные им требования. К тому же это решение пошло нам на пользу. Переход к соблюдению мицвот, несомненно, обогатил нашу жизнь и избавил нас от всех тех конфликтов, которые неизбежно возникают, когда ребенок учит в школе одно, а дома видит другое.

Но теперь я понял, что рабби Фрид и его коллеги видели в этой проблеме нечто гораздо более глубокое и принципиальное, чем я. Они относились к ней как к проблеме сохранения еврейской религии в реальных условиях современной жизни.

«Подумайте, Алан, — продолжал тем временем рабби Фрид. — Реальность такова: процент смешанных браков между евреями и неевреями растет с угрожающей быстротой. В результате возникает серьезнейшая проблема — каков статус детей в этих семьях, если мать-нееврейка не прошла “гиюр согласно Галахе”! А ведь с каждым годом таких детей становится все больше. Кем они станут в конце концов? Должны ли мы навсегда исключить их из еврейской общины или стоит поискать возможность включить их в нашу среду каким-то галахически приемлемым образом?

Устраивая гиюр для малолетних, пусть даже по упрощенным правилам, мы галахически вводим их в еврейскую общину. Но поскольку это делается в таком возрасте, когда они еще не понимают всего значения совершившегося, да и своей собственной выгоды, то по достижении ими соответствующего возраста — тринадцати лет и одного дня для мальчиков, двенадцати лет и одного дня для девочек — мы обязаны объяснить им значение такого гиюра. Если они согласятся воспринимать его таким образом, еврейский статус будет автоматически сохранен.»

«Отлично, — сказал я. — Но что, если, достигнув этого возраста, они все еще не будут соблюдать мицвот? Что, если они будут есть трефное и нарушать субботу? Тогда у них не будет никакого кабалат мицвот, — готовности соблюдать еврейские заповеди, — а в то же время они будут с полным основанием считать себя евреями, не так ли? Ведь они прошли гиюр “по всем правилам Галахи”, были зарегистрированы Американским раввинским советом, наконец, обучались в еврейской школе!

Почему бы им не считать себя евреями?! Но разве они на самом деле евреи? Что, если еврейский юноша женится на девушке, прошедшей такой гиюр, — разве их дети будут считаться евреями?»

Рабби Фрид поднялся, растерянно скользнул взглядом по своим книжным полкам и, помолчав, сказал:

«Я не знаю, Алан. Этого я действительно не знаю.»

Глава 3. Флорида и местная еврейская община

ПЕРЕПАЛКА О ПРАВИЛАХ ПРИЕМА детей в Еврейскую школу была одной из первых, в которые я оказался втянут благодаря своей растущей вовлеченности в еврейские дела, но далеко не последней. Следующий конфликт вспыхнул в связи с прибытием в наш город группы русских евреев.

Следует начать с того, что мы с Барбарой были очень обеспокоены проблемой так называемых «прямиков», которые, покинув Советский Союз, направлялись не в Израиль, а в Соединенные Штаты. Тем не менее мы, вместе со всей общиной, активно занялись их устройством на новом месте.

В одну из первых суббот после прибытия группы «русских» Барбара организовала визит нескольких женщин — активных членов общины в дома новых иммигрантов. Им подарили цветы, субботние свечи и подсвечники, а также кошерное вино.

Столь же активно участвовали мы и в сборе одежды и мебели для нуждающихся иммигрантских семей.

Однако вскоре после этого до меня дошли слухи, что русские иммигранты записывают своих детей в обычные государственные школы. Я был возмущен.

«Это же просто курам на смех! — говорил я Барбаре. — Они должны посылать своих детей в Еврейскую школу!»

Я обратился к руководителям общины и получил ответ, что в государственных школах детям иммигрантов будет легче интегрироваться в американском обществе. И вообще, разъяснили мне, русские евреи теперь могут реализовать свое неотъемлемое право на свободный выбор — разве не для этого они приехали в нашу свободную страну?

Я потребовал, чтобы мне предоставили возможность выступить перед комиссией, которая занималась абсорбцией новых иммигрантов. На заседании комиссии я изложил свое отношение к этому вопросу:

«Находясь в Советском Союзе, эти люди предпринимали беспримерные усилия для того, чтобы интегрироваться в русском обществе и русской культуре — и тем не менее были вытолкнуты вон. Как ни старались они забыть о том, что они евреи, советское общество постоянно напоминало им об этом. Их национальность была проштампована в их паспортах. Им напоминали о ней, когда они пытались поступить в университет или искали работу. Как бы ни старались они стать примерными советскими гражданами, их подвергали дискриминации как евреев.