Авраам Шварцбаум - Бамбуковая колыбель

• Название: Бамбуковая колыбель
• Автор: Авраам Шварцбаум
• Издательство: «Фельдхайм»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991

---

Тем временем наш хор получал все больше и больше приглашений, и руководителю пришлось даже напечатать что-то вроде расписания концертов. Когда Двора принесла это расписание домой, я обнаружил, что некоторые концерты назначены на время сфиры — семинедельного периода между праздниками Песах и Шавуот, который вошел в еврейский календарь как период «ограниченного траура». Еврейские источники называют несколько причин, по которым период сфиры должен быть для всего еврейского народа периодом молитв и размышлений, наполненных печалью и раскаянием. Одна из причин состоит, в частности, в том, что некогда в этот короткий промежуток времени эпидемия унесла сразу десятки тысяч учеников и последователей рабби Акивы, которые так и не научились у него относиться друг к другу с надлежащим уважением.

В более поздние времена на тот же период года пришлись другие трагедии, обрушившиеся на еврейский народ и всякий раз напоминавшие о бренности нашего существования и его подвластности воле Всевышнего.

Все эти древние события породили целый ряд траурных обычаев, связанных со сфирой, — например, запрет подстригать волосы, праздновать свадьбы, а также — в данном случае это меня и смутило — посещать музыкальные представления, в которых участвуют артисты (однако в это время разрешается слушать музыкальные записи).

Поскольку мне было известно, что эти обычаи, давно и повсеместно соблюдавшиеся, уже приобрели статус законов, я не понимал, как мог руководитель хора, религиозный еврей, назначить выступления хора, да еще в сопровождении рояля, именно на эти недели.

Я обратился к нему — верующему еврею, талант которого я высоко ценил — с просьбой разъяснить мне свой взгляд на эту проблему. Он ответил, что раввин, к которому он всегда обращается в спорных случаях, и «чье мнение его обязывает», считает, что концерты, посвященные исключительно религиозной музыке, можно проводить и в период сфиры. Незнакомое выражение меня удивило.

«Что это значит — раввин, “чье мнение вас обязывает”?» — спросил я.

«Есть один раввин, с которым у меня особенно близкие отношения», — ответил он.

Оказалось, что он познакомился с этим раввином еще во время обучения в ешиве, и с тех пор всякий раз, когда сталкивается с каким-нибудь сложным религиозным вопросом, обращается к нему за консультацией. Он считал его своим реббе и всегда исполняет его советы.

Этот разговор внезапно заставил меня осознать, что у меня, в сущности, никогда не было близкого человека, к которому я мог бы в любой момент обратиться за советом. Я уже не испытывал того доверия и почтения к местным раввинам, которое питал к ним раньше, и не мог считать их советы достаточно авторитетными, чтобы безоговорочно к ним прислушиваться.

С другой стороны, я все более осознавал, что еврейский закон вовсе не такой черно-белый, как мне раньше казалось. По справедливому замечанию рабби Фрида, в нем много неоднозначных, не поддающихся простому анализу, областей и нюансов. Не имея за плечами настоящего еврейского образования, я пытался плыть в галахическом море на свой собственный страх и риск, без надежной карты и без собственного реббе, который был бы для меня одновременно штурманом, компасом и секстантом. В своем невежестве я иногда не мог даже обнаружить спасительный берег.

Порывшись в памяти, я вспомнил, что однажды, будучи в Балтиморе, познакомился с рабби Моше Хейнеманом, раввином синагоги «Агудат Исраэль», который произвел на меня тогда исключительно глубокое впечатление. Я вспомнил также, что он дает консультации по галахическим вопросам не только членам своей общины, но и посторонним лицам, которые звонят ему из других городов.

Мы с Барбарой тут же решили, что я позвоню рабби Хей-неману и выясню его мнение касательно хора и сфиры.

Выслушав меня, рабби Хейнеман сразу же попросил разъяснений. Он, в частности, хотел узнать, чем чреват для Дворы отказ от участия в этих концертах.

Сославшись на разговор с руководителем хора, я ответил, что в таком случае ей не разрешат вернуться в коллектив, дисциплину и сплоченность которого она нарушила и, возможно, будет нарушать и впредь.

Взвесив все обстоятельства, рабби Хейнеман высказался в том духе, что, хотя он лично считает не вполне уместным проведение концертов во время сфиры, мне не следует предпринимать решительные действия, которые могли бы отделить Двору от школьного коллектива и тем самым затруднить ее жизнь в классе и саму учебу.

С тех пор я стал регулярно названивать рабби Хейнеману, консультируясь с ним по тем или иным неясным вопросам — благо, такие вопросы возникали у меня непрерывно. Был, например, случай, когда Двору пригласили на день рождения к одной из ее соучениц, которая собирались отметить его в не-кашерной кондитерской.

Рабби Хейнеман разрешил наши сомнения, посоветовав Дворе принять приглашение, но воздержаться от еды в кондитерской.

«В крайнем случае, — сказал он, — пусть она возьмет с собой что-нибудь кошерное из дома, чтобы не чувствовать себя белой вороной в кругу подруг.»

Эти становившиеся все более частыми контакты с рабби Хейнеманом оказали на меня благотворное влияние — я стал менее агрессивным и не столь нетерпимым в отношениях с окружающими.

Тем не менее в политике местного еврейского «истеблиш-мента» оставалось еще немало такого, что продолжало меня раздражать или огорчать. А поскольку в ту пору главным местом, где я мог излить свои чувства, была для меня моя еженедельная колонка в местной еврейской газете, то недостатка в темах для своих публикаций я никогда не испытывал.

Глава 6. Статья про брак с неевреем

ОТНОШЕНИЕ НАШЕЙ ОБЩИНЫ к тем или иным вопросам еврейской жизни нередко ставило меня в тупик, и я привык вести свои маленькие войны. Тем не менее, я оказался совершенно неподготовленным к той буре негодования, которую вызвала одна из моих еженедельных статей.

Дело в том, что я опубликовал в нашей газете статью, в которой призвал верующих отказаться от участия в свадебных церемониях, если один из вступающих в брак является неевреем.

Должен признаться — я даже смягчил этот призыв оговоркой, что запрет не может распространяться на те случаи, когда в брак вступают близкие родственники или же нееврейский партнер прошел гиюр хоть у какого-нибудь раввина.

Одновременно я предложил общине воздержаться от назначения на любые должности в еврейских организациях неевреев или людей, которые состоят в браке с неевреями. Я аргументировал свой призыв тем, что в силу общественного характера как свадебных церемоний, так и должностных назначений, участие представителей еврейского «истеблишмента» в таких свадьбах или его согласие на такие назначения часто равносильно молчаливому поощрению смешанных браков.

Честно говоря, я не потрудился ознакомиться с галахическими источниками, чтобы выяснить, насколько правильны мои рассуждения. Не проконсультировался я и с рабби Хейнеманом. Я просто выразил в своей статье то, что мне подсказывало мое сердце. Мне казалось, что другие, такие же как я, религиозные евреи, думают точно так же. Признаюсь — я не могу припомнить другого случая, когда бы я так серьезно ошибся.

Мой телефон звонил, не переставая. Я получил свыше сотни писем с выражением самого резкого негодования, порой даже откровенной ненависти. За кулисами предпринимались попытки выжить меня из университета.

В своей очевидной наивности я проморгал то простое обстоятельство, что критериям и требованиям, изложенным в моей статье, не отвечала гораздо большая часть нашей общины, чем я мог предположить (в том числе одна важная дама, председательствовавшая в некой женской организации, и один столь же важный джентльмен, возглавлявший влиятельное еврейское агентство).

По существу, сам того не желая, я атаковал большинство членов самой крупной в городе реформистской общины.

В ОДИН ИЗ ВЕЧЕРОВ, совершенно взбешенный этим потоком нападок, я яростно сорвал со стены телефон, чтобы прекратить поток звонков. Барбара сочувственно посмотрела на меня. Она прекрасно понимала, в каком состоянии я нахожусь.

«Ну как, ты еще держишься?» — спросила она. «Пока еще держусь, — ответил я. — Но признаюсь откровенно, такого я не ожидал. Должно быть, я задел их за живое!»

«Знаешь, я полностью согласна со всем, что ты написал, — сказала Барбара. — Но мне кажется, что все эти нападки и столкновения не идут нам на пользу. Временами ты мне представляешься этаким еврейским Дон-Кихотом, только тот воевал с ветряными мельницами, а ты сражаешься с ассимилированными евреями. Не лучше ли нам заняться нашими собственными делами вместо того, чтобы пытаться перевоспитать всю еврейскую общину?»