Авраам Шварцбаум - Бамбуковая колыбель

• Название: Бамбуковая колыбель
• Автор: Авраам Шварцбаум
• Издательство: «Фельдхайм»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991

---

Обсуждение любого частного вопроса здесь всегда напоминает движение по извилистому лабиринту через всю пирамиду Торы; нить рассуждений протягивается между вехами, которыми служат то пасук (стих) из Пятикнижия, то фраза из Пророков, то отрывок из Псалмов, то ссылка на Притчи царя Соломона.

Чем больше (и дольше) ты ищешь, тем больше находишь; чем больше находишь, тем сильнее становится желание двигаться дальше.

Все эти месяцы изучение Торы заполняло мои дни, вечера и ночи напролет; в своей жажде знаний я был совершенно ненасытен. Занятия в ешиве давали мне богатейшую духовную пищу, которая не шла ни в какое сравнение с чем-либо, изведанным мною прежде. Я ни с чем не мог сравнить и принятый в ешиве способ занятий — систему хеврутот, учебных пар, которая до сих пор не перестает меня восхищать.

Наш учебный зал, бейт мидраш, совершенно не походил на чинную университетскую аудиторию.

Разбившись на пары и не обращая никакого внимания на то, что происходит вокруг, студенты увлеченно обсуждают друг с другом пройденный сегодня утром материал, пытаясь разобраться в сложном и запутанном лабиринте идей и галахических принципов, который возникает на каждой странице Гемары. Зачастую напарники тут же, на месте, вступают в ожесточенные споры между собой, причем каждый яростно настаивает на правильности своей интерпретации и пытается найти неувязки и противоречия в трактовке другого.

Постороннему наблюдателю эта словесная перепалка могла бы показаться шумной и чересчур запальчивой, но, в действительности, ее участники испытывают друг к другу чувство глубокого уважения и признательности, которое почти всегда перерастает потом в долгую тесную дружбу. Подобно двум клинкам, которые бьются в ходе поединка друг об друга, умы этих «соратников по учебе» постоянно оттачиваются в таких схватках над Гемарой.

Система хеврутот работает лучше всего, когда партнеры соответствуют друг другу по темпераменту и интеллекту. В идеале, их сильные и слабые места должны дополнять друг друга. Самая подходящая аналогия для хевруты — брак; раввины, подбирающие напарников, играют здесь роль своего рода «сватов». Однако, как и во всяком браке, идеальных «партнеров по учебе» не существует, и каждый член хевруты должен привыкнуть к недостаткам своего коллеги.

Эта система, частью которой является признание своей прямой ответственности за успех партнера, кажется мне необычайно плодотворной. Она резко контрастирует с той яростной конкуренцией и эгоистическим «ячеством», которые так характерны для нынешнего секулярного общества, в том числе и для университетов.

Еще более примечательным показался мне тот факт, что студенты приходили в класс (и посвящали долгие часы внеклассным занятиям) совершенно добровольно, без всяких внешних стимулов в виде системы поощрений и наказаний:

ешива не признавала никаких оценок, экзаменов, дипломов или наград.

Студенты учились, потому что они сами этого хотели, потому что изучаемый материал близко их касался, казался им глубоко волнующим и осмысленным, наконец, потому, что все они считали учебу своим религиозным долгом и привилегией.

Ничто не заставляло их учиться — ни конъюнктурные соображения, ни давление со стороны родителей. Напротив, — ближе познакомившись со своими «одноклассниками», я узнал, что многим из них родители пытались запретить поступать в ешиву.

СРЕДНИЙ ВОЗРАСТ СТУДЕНТОВ составлял двадцать два года. В свои сорок два я был одним из немногих «стариков» в ешиве, и потому ко мне довольно часто обращались за советом и консультацией. Постоянной темой таких разговоров были возражения родителей против избранного их детьми образа жизни. Зачастую этот родительский протест принимал форму неприкрытого давления — родители пытались заставить своих сыновей покинуть ешиву и поступить в один из зарубежных колледжей или университетов, чтобы приобрести профессию и заодно получить светское образование.

Мне трудно было дать однозначный совет или предложить какую-либо общую формулу поведения в такой ситуации. Тем не менее, я всегда старался подчеркнуть, что, каковы бы ни были расхождения во взглядах, следует сохранять уважение к родителям и попытаться понять их точку зрения.

Когда сыновья так резко и внезапно меняют свой образ жизни, всю прежнюю систему убеждений и ценностей, род занятий и даже внешний вид, да к тому же еще начинают вести себя необычным образом, радикально отличающимся от более или менее принятого в обществе стиля поведения, то вполне естественно, что их отцы и матери воспринимают этот резкий перелом как скрытое порицание, как отрицание того воспитания, которое они старались дать детям. Родительские чувства при этом неизбежно оказываются задетыми. А если еще добавить к этому пропасть в тысячи миль, отделяющую родителей в США от их сыновей в Израиле, то легко понять всю меру родительской озабоченности и тревоги.

Про себя я считал, что чересчур торопливое, чуть ли не мгновенное превращение вчерашнего хиппи, беззаботно перепрыгивавшего из страны в страну, в одетого в черное бахур ешива со свисающими поверх одежды (напоказ!) цицит, нередко происходило слишком внезапно и импульсивно, так что трансформация внешнего облика зачастую обгоняла совершавшееся гораздо медленнее внутреннее перерождение, и подгонка естественных стереотипов к новому образу жизни происходила, что называется, на ходу. Разительное изменение облика сыновей в результате такого внезапного скачка порой ошарашивало родителей, и даже пассивное усвоение новой реальности требовало от них весьма значительных усилий.

Эти мои размышления, относившиеся к студентам из западных стран, были совершенно неприменимы к студентам-израильтянам. Я с изумлением наблюдал, с какой естественностью происходит это решительное преображение, почти перерождение, у коренных уроженцев Израиля. Выросшие в атмосфере, естественной частью которой всегда были уникальная еврейская история, язык иврит и элементы религиозного образа жизни, а также глубочайшее осознание особой ценности и специфичности Земли Израиля, и в то же время ощущавшие невозможность активного и осмысленного участия в окружающей жизни, эти молодые секулярные израильтяне напоминали сухой хворост, готовый вспыхнуть от первой искры. В тот момент, когда в их душах загоралась искра Торы, они буквально превращались в пылающий факел. Каждый, кто видел, с какой страстью и рвением они приступают к учебе или молитве, не мог не проникнуться их энтузиазмом.

Трудно было сказать, каким образом этим молодым людям удастся впоследствии совместить учебу в ешиве со светским образованием и профессиональной карьерой. По собственному многолетнему университетскому опыту я знал, что кампус никак нельзя назвать самым подходящим местом для формирования молодых душ.

Разумеется, колледжи и университеты дают своим студентам и преподавателям возможность знакомиться с различными идеями и обмениваться ими, изучать физический и духовный мир, осваивать и развивать различные направления науки, искусства, музыки и литературы, общаться с крупными учеными и наблюдать их в процессе работы; но увы — эти замечательные возможности предоставляются всем желающим в атмосфере вопиющего, необычайно легкомысленного подхода к моральным вопросам и пренебрежительного отношения к проблеме интеллектуальной, духовной и воспитательной ответственности.

Молодые, впечатлительные люди, впервые в жизни освободившиеся из-под родительской опеки, попадают в университетах в мир облегченных норм поведения, легко допускающих сексуальную распущенность и экспериментирование с наркотиками. Они сталкиваются с ошарашивающим разнообразием молодежных субкультур, с которыми не были знакомы прежде. По своему духу эта обстановка прямо противоположна духу Торы и несовместима с ней. Мне повезло — меня она в свое время практически не задела, и, завершая свою студенческую биографию, я был преисполнен чувством глубокого уважения к людям, поделившимся со мной знаниями, привившим мне гуманность и тягу к научному поиску, но очень многие оказались гораздо менее защищенными.

Оглядываясь на свое прошлое с высоты моего сегодняшнего опыта, я вижу в нем много скрытых ловушек, — но можно ли заключить из этого, что следует вообще отказаться от высшего образования?

Чем больше я размышлял, тем яснее мне становилось, что между светским и религиозным миром, тем более — светским и религиозным образованием, нет никакой непроходимой грани. Корпускулярная структура материального мира, сложнейший символизм лингвистических систем, головоломные ритмы баховских фуг, законы приливов и тайны земного ядра, маршруты птичьих миграций — все это демонстрирует прежде всего безграничную, недосягаемую мудрость Всевышнего. В сущности, светские занятия должны были бы стать окном в небесный мир, в мир Торы.