Дарен Кинг - Boxy An Star

• Название: Boxy An Star
• Автор: Дарен Кинг
• Издательство: АСТ
• Жанр: Контркультура
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-036591-8

Дарен Кинг — звезда новой школы британской контркультурной прозы, автор культовой трилогии «Жираф Джим», «Звездочка и Коробок» (премия Guardian» за 1999 год) и «Том Стволер».

Критики называют его «самым выразительным голосом поколения» и сравнивают с Ирвином Уэлшем, «тезкой» Дэнни Кингом и Родди Дойлом.

Жизнь есть АД.

Но тинейджеры с лондонского «дна» этого не знают — по той простой причине, что они в этом аду РОДИЛИСЬ, — и шляются по его кругам как у себя дома.

БУДУЩЕГО НЕТ.

Но Ромео и Джульетте панк-культуры на это ПЛЕВАТЬ.

Потому что они, вечно мечущиеся в погоне за новыми ощущениями, вообще не знают, ЧТО ТАКОЕ БУДУЩЕЕ.

Иногда — страшно.

А иногда — ОЧЕНЬ СМЕШНО!

«Дарен Кинг дал голос третьей волне английского панка, и голос этот звучит как глас вопиющего в пустыне в аранжировке «Sex Pistols»!»

Кристина Паттерсон, «Observer»

«Эта книга РАЗОБЬЕТ ВАШ МИР В ОСКОЛКИ — а потом сложит из этих осколков мир НОВЫЙ!»

Джули Майерсон, «Independent»

«Язык, которого не было со времен раннего Ирвина Уэлша. Стиль, сравнимый только с ранним Уильямом Берроузом!»

Николас Блинко, «Guardian»

---

Звездочка сидит грустная-грустная. Смотрит на песок под качелями. Потом поднимает глаза и говорит:

— Я тоже не буду такой.

— А если мы больше не будем такими, если мы сделаем правильный выбор, и больше не будем есть никаких таблеток, и устроимся на работу, и купим дом, тогда мы сможем пожениться.

Звездочка улыбается и говорит:

— Я хочу маленького.

— Будет маленький, — говорю. — Если ты хочешь, то будет.

— Я хочу девочку. — Звездочка говорит: — Мы назовем ее Челси.

— А если вдруг будет мальчик, тогда назовем его Флинн.

— Мы накупим ей всяких красивых платьиц. — Звездочка говорит: — Будем ее наряжать, как куклу. Купим ей, оранжевую шапочку. И синие вязаные носочки.

— Как скажешь.

— Когда я была маленькой, у меня не было кукол.

— Ну, теперь будет. Только это будет не кукла. А настоящий ребенок. Живой.

— Он будет шалить и проказничать. — Звездочка вся разволновалась. Она говорит: — И можно будет придумать чего-нибудь интересное, и делать с ним всякие штуки. Например, взять его в супермаркет. — Звездочка слезает с качелей и бежит по площадке. Солнце уже восходит, и мне видно, как она бежит, хотя она убегает туда, где ее вовсе не видно. — Да, Ствол. Он будет шалить и проказничать, наш ребенок. А мы будем его баловать. Я его буду любить сильно-сильно. Я стану взрослой. Совсем-совсем взрослой. И у меня будет ребенок. Самый лучший ребенок на свете. — Звездочка бегает по детской площадке, залитой оранжевым светом. Это особенный утренний свет, самый ранний, когда небо еще оранжевое. Но оно скоро не будет оранжевым. Оно будет синим.

— Подожди, — говорю. — Я тоже хочу с тобой бегать. — Я не так возбужден, как она. Потому что я старше. А Звездочка — она еще маленькая. Просто мне хочется ее догнать. Звездочка убегает. По трапе. По песку на площадке. Я догоняю ее, обнимаю. Прижимаю к себе крепко-крепко. И она обнимает меня. Потому что у нас любовь.

— Звездочка, — говорю. — Я люблю тебя. Так люблю.

— Я тебя тоже люблю.

Я прижимаю ее к себе. Она — моя девушка. А я — ее парень. Не мужчина, а зверь. Она раньше так говорила. Но больше не говорит.

— Хочу полазить по лесенке. — Звездочка говорит: — Полезешь со мной?

— Да, — говорю. — Обязательно.

Звездочка забирается на лесенку, на самый верх. Лесенка сделана в виде парового катка, она вся синяя, а руль — оранжевый. Звездочка забирается на самый верх. Ну, как будто на крышу. Я забираюсь туда же, к ней. Мы сидим наверху, мы со Звездочкой.

Я говорю ей:

— Звездочка. Я тут вспомнил... когда мы были совсем- совсем маленькими, мы часто ходили играть на площадку и забирались на лесенку. На самый верх. И ты всегда плакала и говорила, что не хочешь слезать.

Звездочка улыбается и говорит:

— Да, мы любили залезать на лесенку.

— Ты забиралась на самый верх, а потом всегда плакала.

— Было весело, правда? — Звездочка говорит: — Я помню. Мы еще с горки катались. И еще на качелях. И забирались на лесенку. На самый верх. Я помню, да. Было весело.

— А ты плакала, — говорю. — И не хотела слезать.

Звездочка качает головой:

— Я не плакала.

— Плакала, — говорю. — Я хорошо помню. Ты всегда плакала, когда забиралась наверх. Ты говорила, что внизу все паршиво и что ты хочешь остаться там, наверху, навсегда. Ты поэтому и стала такой... ну, какой ты была. Всегда ела таблетки и не хотела слезать.

Звездочка резко меняет тон:

— Я и сейчас такая.

— Нет, ты уже не такая.

Звездочка слезает с лесенки. Держится за синюю металлическую перекладину. Потом отпускает ее и садится прямо на песок.

Она говорит:

— Нет, я такая.

— Но ты только что слезла. — Я тоже слезаю. Сажусь рядом со Звездочкой на песок. Обнимаю ее за плечи. Как будто в машине. — Ты ведь сделала это. Ты только что слезла.

— И здесь, внизу, все паршиво.

— Совсем не паршиво.

— Я хочу быть наверху. — Звездочка говорит: — На самом-самом верху. На лесенке.

— Тогда залезай обратно наверх.

— Я ненавижу, когда нужно спускаться. — Звездочка говорит: — Здесь, внизу, так паршиво.

— Говорю же, забирайся наверх.

Звездочка молчит, не говорит ничего.

— Звездочка.

— Я не могу.

— Почему?

— Я вообще ничего не могу.

— Ты можешь все, — говорю. — Все, что захочешь. Ты только что бегала по площадке. И говорила, что когда-нибудь у тебя будет маленький.

— Нет, не будет.

— Почему?

— Потому что все дети противные.

— И вовсе они не противные, — говорю. — Они очень славные и прикольные.

— Все противное. Все-все-все. — Звездочка качает головой и больше не говорит ничего.

Она совсем не такая, Звездочка. Совсем не такая. Просто вдруг что-то случилось, и она стала такой. Еще минуту назад она была такой радостной и счастливой, а теперь стала грустной. Совсем-совсем грустной.

— Что с тобой? — говорю. — Что тебя огорчает?

Звездочка не отвечает. Просто сидит, огорчается.

— Звездочка, — говорю. — Улыбнись. Будь такой, какой ты была только что. Ну, когда ты была веселой.

— Не могу. — Звездочка говорит: — Все прошло.

— Оно не может пройти, — говорю. — Потому что оно в тебе. И оно есть всегда.

— Оно уже не во мне. — Звездочка говорит: — Оно, наверное, убежало.

— Никуда оно не убежало. Не могло убежать. Наверное, оно просто спряталось. И скоро снова появится, вот увидишь. Давай я тебя пощекочу, и оно сразу появится. Надеюсь, оно не боится щекотки? — Я пытаюсь ее рассмешить. Но она не смеется. — Звездочка.

Звездочка молчит. И лицо у нее... ну, такое... замкнутое, закрытое. Лицо, которое закрылось от солнца. А солнце уже поднялось. Сейчас день. Сейчас лето. Но Звездочка вся как будто закрылась. Вообще от всего. Она говорит:

— Со мной что-то не так.

— Нет, — говорю. — С тобой все в порядке. Просто тебе сейчас грустно. Давай заберемся на лесенку. На самый верх. Видишь, какая прикольная лесенка. Похожа на паровой каток.

— Не могу. — Звездочка говорит: — Я вообще ничего не могу. Не могу даже пошевелиться.

Звездочка ложится на землю.

— Звездочка. Стейси. Вставай и давай забираться на лесенку. Я тебе помогу.

— Мне никто не поможет.

— Я тебе помогу. Я всегда тебе помогаю. — Я наклоняюсь к ней, беру за руки и тяну. Хочу, чтобы она поднялась с земли. — Ну, давай же. Вставай. — Но она не встает. Она просто лежит на земле, и не хочет вставать, и вообще не шевелится. Я тяну. Держу ее за руки и тяну. У нее очень холодные руки. Я их чувствую, но в них не чувствуется ничего. Они какие-то бесчувственные и вялые.

Звездочка молчит, не говорит ничего.

Я смотрю по сторонам. Вокруг — никого. Только мы со Звездочкой. И нам никто не поможет. Мы в парке, на детской площадке. Только мы не бегаем и не играем. Звездочка потому что устала. Я думаю, ей сейчас надо поспать. Это была долгая ночь. И мы хорошо потрудились: разбирались, какие мы на самом деле, и были собой, и решали, что будем делать, когда станем совсем-совсем взрослыми, и спасали Звездочку, и шли ко мне, но пока еще даже и не дошли. Звездочка засыпает, уже заснула. Я ложусь рядом. Обнимаю ее, ну, как будто она уже мертвая, а я — еще нет. Только она никакая не мертвая. Она просто спит.

Мы со Звездочкой у меня в комнате. Комната синяя, длинная и узкая. Мы лежим на кровати. Которая в синей и длинной комнате. У меня дома. Где мы со Звездочкой всегда занимались всякими глупостями. И играли в игру с номерами. Это хорошая игра. Номер раз: приготовиться к номеру два, три, четыре и пять. Номер два: привязать. Номер три: облизать. Номер четыре: потутулиться. Номер пять: чтобы я обязательно кончил. По-настоящему. С фонтанчиком.

Номер раз всегда делался так. У меня рядом с кроватью стоит такой невысокий комодик. Звездочка открывала его верхний ящик и доставала оттуда всякие штуки, синий лак для ногтей и все, что нужно, чтобы накраситься, и она меня красила, ну, как мог бы накраситься Клоун Подушкин, если бы он был настоящим клоуном, только он никакой не клоун, просто его так зовут, а вообще-то он плюшевый медвежонок.

Номер два делался так...

— Ствол.

Я не слушаю. Номер два делался...

— Ствол.

Номер два...

— Ствол. — Звездочка говорит: — Ствол, послушай меня.

— Что?

— Может быть, поиграем в игру?

— Нет, — говорю. — Мы и так целый день только и делали, что играли...

— Нет, не в эту игру, а в другую. — Звездочка говорит: — Которая без всяких глупостей.

— А, — говорю. — Если без глупостей, то давай.

— А в какую?

Я смотрю на нее как на дурочку:

— Что?

— Ну, в какую мы будем играть игру?

— Я не знаю. Ты предложила, ты и придумывай.

— Давай в «Музыкальный живот-автомат».

— Нет, не хочу.

— Тогда давай в «Музыкальный пупок-автомат».

— Нет, — говорю. — Ты же только что предлагала, и я сразу сказал, что нет.