Дарен Кинг - Boxy An Star

• Название: Boxy An Star
• Автор: Дарен Кинг
• Издательство: АСТ
• Жанр: Контркультура
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-036591-8

Дарен Кинг — звезда новой школы британской контркультурной прозы, автор культовой трилогии «Жираф Джим», «Звездочка и Коробок» (премия Guardian» за 1999 год) и «Том Стволер».

Критики называют его «самым выразительным голосом поколения» и сравнивают с Ирвином Уэлшем, «тезкой» Дэнни Кингом и Родди Дойлом.

Жизнь есть АД.

Но тинейджеры с лондонского «дна» этого не знают — по той простой причине, что они в этом аду РОДИЛИСЬ, — и шляются по его кругам как у себя дома.

БУДУЩЕГО НЕТ.

Но Ромео и Джульетте панк-культуры на это ПЛЕВАТЬ.

Потому что они, вечно мечущиеся в погоне за новыми ощущениями, вообще не знают, ЧТО ТАКОЕ БУДУЩЕЕ.

Иногда — страшно.

А иногда — ОЧЕНЬ СМЕШНО!

«Дарен Кинг дал голос третьей волне английского панка, и голос этот звучит как глас вопиющего в пустыне в аранжировке «Sex Pistols»!»

Кристина Паттерсон, «Observer»

«Эта книга РАЗОБЬЕТ ВАШ МИР В ОСКОЛКИ — а потом сложит из этих осколков мир НОВЫЙ!»

Джули Майерсон, «Independent»

«Язык, которого не было со времен раннего Ирвина Уэлша. Стиль, сравнимый только с ранним Уильямом Берроузом!»

Николас Блинко, «Guardian»

---

Не немножко, а долго-долго.

Она облизывает моего безобразника, и от этого я чувствую всякое разное. Такое прикольное чувство, когда внизу все горячо, и сразу хочется всяких глупостей, и когда ты под ешками и под стразами, и все это вместе, все как будто в одном, и возникает такое особое чувство, которое называется «любовь».

И от этого чувства вообще клинит мозги. И мне видятся всякие штуки.

Какие-то штуки...

Не какие-то штуки, а рыбки. Много сверкающих маленьких рыбок. Они плывут в воздухе вокруг меня. Вокруг моей головы. Рыбки. В воздухе. Я говорю:

— Звездочка. Звездочка, это что?

— Мм ммммм мммммм ммм.

— Что?

— Я не могу говорить с полным ртом.

— Звездочка. Мне видятся всякие штуки.

— Правда.

— Ага, — говорю. — Я их вижу. Звездочка, почему я их вижу? Это из-за того, что ты делаешь, или это из-за таблеток, или я вижу их потому, что они правда есть?

— Ну, что ты там видишь? — Звездочка смотрит по сторонам. На эти штуки, плывущие в воздухе. Вокруг нее, вокруг ее головы. — А, ты про эти вот штуки. — Они похожи на маленьких рыбок, вырезанных из бумаги, Они плывут прямо в воздухе, вокруг звездочкиной головы, и она на них смотрит.

— Да. Это что, правда рыбки?

Звездочка ложится рядом. Так что ее голова лежит рядом с моей головой. Потом она поворачивается ко мне, и мы касаемся носами.

— Это не рыбки, Ствол.

— Да, — говорю. — Это не настоящие рыбки. Они бумажные. Бумажные рыбки на мобиле для рыбок, подвешенном к потолку. Их там несколько дюжин. Да, я вспомнил. Их тридцать. Если их придержать рукой, они остановятся. И больше не будут крутиться, пока ты их не отпустишь.

Звездочка смеется. Я опять сказал что-то не то.

— Нет, Ствол. Ты правда смешной. Это не рыбки. Посмотри повнимательнее. Это резинки. Ну, в смысле, презики. Которые презервативы.

— Нет, не резинки.

— Резинки-резинки. — Звездочка хватает одну и придерживает, так что она больше не крутится. Не плывет в воздухе. — Видишь, это все презики. В упаковках. Подвешенные к потолку на веревочках.

Ой. Это же, это же...

— Презики, — говорит Звездочка. — Они специально подвешены к потолку, чтобы можно было сразу их взять, когда нам захочется... ну... потутулиться.

— А сейчас тебе хочется потутулиться, Звездочка?

— Посмотри, сколько тут презиков, — говорит Звездочка, глядя на презики, подвешенные на веревочках к потолку. — Много-много. И если перевести это «много» в «очень», как раз и получится так, как мне хочется потутулиться. Очень-очень. Посмотри на них, Ствол. Возьми одну штучку.

— Не могу, — говорю. — У меня руки привязаны.

Звездочка отвязывает меня, привязанного к кровати. Но не всего меня, а только руки. Я прикасаюсь к ним, ну, к этим штукам, которые плывут прямо по воздуху вокруг моей вытянутой руки.

— Звездочка, — говорю. — Они снова как рыбки. Плывут у меня вокруг руки,

— Они не плывут. Они просто качаются. — Звездочка говорит: — Видишь, окно открыто. На улице ветер. Он задувает в комнату. И поэтому они качаются. Презики в упаковках.

Да, я помню. Подвешенные к потолку.

— А кто их повесил на потолок?

— Ты, Ствол. Ты и повесил.

— Да, точно. Я. Звездочка, это я их повесил. Ну, на потолок. — Я опять тяну руку и прикасаюсь к резинкам, которые качаются от ветра. Который на улице и задувает в комнату. — Слушай, Звездочка. Это вообще не твоя квартира. Это моя квартира. Да, точно. Моя. — Они плывут прямо по воздуху, кругами — вокруг моей вытянутой руки, и не дают мне себя схватить. Как та часть меня, ну, которая внутри, та, которая не хочет тутулиться, когда Звездочке хочется потутулиться, и она начинает ко мне приставать и пытается сделать так, чтобы мне тоже хотелось тутулиться. — Звездочка, помоги мне схватить эту штуку. А то они что-то не ловятся.

— Ты сам вполне справишься, Ствол.

— Нет, лучше ты помоги.

— Ну хорошо. — Звездочка вкладывает мне в руку презик. — Вот видишь. Ты его поймал.

Поймал. Держу его в руке. У меня синие ногти.

— Ты у меня не мужчина, а зверь.

— Ммм... — говорю. — Да, я такой.

— Теперь оторви его и открой.

— Звездочка, а зачем я повесил их на потолок?

— Потому что они постоянно теряются. Здесь все теряется. Постоянно. Никогда ничего не найдешь, когда нужно. — Звездочка говорит: — Вот так, правильно. А теперь я сяду на тебя верхом.

Она снова привязывает меня, то есть делает со мной номер два и сразу же — номер четыре.

Комната уже не такая синяя, потому что на улице светает. Солнце светит сквозь оранжевые занавески, которые на окне. Окно открыто, и занавески шевелятся. Потому что на улице ветер. И еще — солнце, оранжевое. Звездочка лежит рядом. Она еще спит. Ее футболка слегка задралась на животике, который немного испачкан... ну, этим самым. Которое из моего безобразника. Значит, испачкан он из-за меня. Сейчас весна. Я встаю и хожу взад-вперед по комнате. Пытаюсь вспомнить, что было. Вчера и вообще. Стены в комнате синие, но кажется, будто оранжевые. Из-за солнца, которое светит в окно. Из-за солнца вся комната стала оранжевой. Я сажусь на кровать и смотрю на Звездочку. На свою девушку. Она сама маленькая и худенькая, но зато с большой попой. Как раз как мне нравится. И волосы у нее тоже — как раз как мне нравится. Длинные и каштановые. Ее ноги укрыты пледом, и поэтому сейчас их не видно. Плед видно, а ноги не видно. Потому что плед сверху, а ноги — снизу. Под пледом.

Звездочка говорит:

— Мммм-ммм ммммм ммм.

Это она разговаривает во сне. Сейчас мы с ней поговорим.

Я ложусь рядом со Звездочкой, ну, как будто я тоже сплю, и говорю ей:

— Мммм. Мммм.

Звездочка говорит:

— Мммм-ммм ммммм мммммммммммм.

У нее замечательно получается. Ну, разговаривать во сне. А у меня получается плохо, потому что я даже не сплю. И это странно. Что-то есть в этом странное.

Так. Я, кажется, знаю, в чем дело. Звездочка даже не знает, что мы с ней разговариваем. Она — потому что спит. А я — нет. Не сплю. Она даже не знает, что я сейчас рядом. Как будто...

Как будто меня вообще нет.

И мне страшно.

— Звездочка, — говорю. — Звездочка. Просыпайся.

Звездочка говорит:

— Мммммм.

— Пожалуйста, Звездочка. Просыпайся. А то за мной некому присмотреть.

— Мммммм.

— Звездочка. Просыпайся. Пожалуйста. — Я легонько трясу ее за плечо. Прикасаюсь к ее плечу. Хотя это не настоящее прикосновение. Не совсем настоящее. Потому что я даже не чувствую, как прикасаюсь. Это все из-за стразов. После ешек уже отпустило, но от стразов еще осталось, и поэтому я ничего не чувствую. Но я все-таки к ней прикасаюсь, и она должна что-то почувствовать, не что-то, что чувствуешь, когда к тебе прикасаются, ну, чтобы поласкаться, а просто почувствовать, что тебя трогают. Раньше не трогали, а теперь трогают. Что-то ведь изменилось, правильно? И она должна что-то почувствовать.

— Что?

— Звездочка, просыпайся. Пора вставать. А то опоздаешь в школу. — На самом деле Звездочка в школу не ходит. — Пора вставать, разносить газеты. — На самом деле Звездочка не разносит газеты. Она, потому что, уже не ребенок. Просто я говорю всякое разное, что, как мне кажется, может заставить ее проснуться.

— Что?

— Звездочка. Просыпайся. Пожалуйста. А то... э... а то уже скоро опять будет ночь, и опять надо будет ложиться спать. Так что быстрее вставай, а то проспишь целый день. Целый день потеряешь. Ты же не хочешь его потерять.

Звездочка говорит:

— Хочу, — и пытается накрыться пледом.

А я стягиваю с нее плед:

— Вставай, Звездочка.

Звездочка приподнимается на локте и сонно смотрит на меня;

— Ну, что еще?

Мне страшно.

Так я ей и говорю:

— Мне страшно.

Звездочка, которой сонно, обнимает меня за плечи. Меня, которому страшно.

— Почему тебе страшно, Ствол? Что тебя напугало?

Я утыкаюсь носом ей в щеку.

— Почему тебе страшно? — повторяет Звездочка. — На вечеринке у Коробка тебе не было страшно. Мы замечательно повеселились. И вообще было классно. А потом, когда мы уже вышли на улицу, ты вдруг стал подгоняться, и тебе стало страшно. Дома вроде бы отпустило, и мы с тобой занялись всякими глупостями, уже совсем нехорошими глупостями, и ты был вполне адекватным. И все было супер, и ты был супер. Потом мы заснули, а теперь тебе снова страшно. Что с тобой, Ствол?

— Я не знаю. Раньше такого не было. Никогда. Я вообще без понятия, что происходит. И как с этим бороться.

Эта сонная улыбка у нее на лице, у моей Звездочки, она такая хорошая. От нее улыбается все лицо.

— Да нет же, Ствол. Было. Сколько раз уже было. Ты постоянно такой. Всегда.

— Когда у меня отходняк после стразов.

— Не после стразов, а после ешек. От стразов так не бывает. — Звездочка говорит: — От ешек обычно бывает вверх-вниз. А от стразов — внутрь и наружу, и все внутри взбалтывается, как шипучка. Иногда от них сильно вставляет. А иногда просто вставляет, даже без них. А как будто под ними. И в голове что-то переключается, и тебя замыкает. Дело даже не в стразах и ешках. Это все у тебя в голове.