Ольга Шилина - Владимир Высоцкий и музыка: «Я изучил все ноты от и до…»

• Название: Владимир Высоцкий и музыка: «Я изучил все ноты от и до…»
• Автор: Ольга Шилина
• Издательство: Композитор Санкт-Петербург
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-7379-0377-0

Ольга Юрьевна Шилина— кандидат филологических наук. В 1990 году на филологическом факультете Ленинградского государственного университета защитила диплом «Психологизм поэзии Владимира Высоцкого». Окончила аспирантуру Института русской литературы (Пушкинский Дом) Российской академии наук. В 1999 году защитила диссертацию по теме «Поэзия Владимира Высоцкого. Нравственно-психологический аспект». Автор более 40 трудов, из них около 30 посвящены творчеству Владимира Высоцкого.

Книга Ольги Шилиной «Высоцкий и музыка: „Я изучил все ноты от и до…“» представляет собой попытку объединить разбросанные по разным изданиям сведения о месте музыки в жизни и творчестве Владимира Высоцкого.

Книга адресована всем, кто интересуется его творчеством.

---

Глава 3

«Не заманишь меня на эстрадный концерт…»

Музыкальные вкусы и пристрастия В. Высоцкого

О музыкальных вкусах и пристрастиях Владимира Высоцкого известно очень немного. Из его выступлений перед слушателями становится ясно, что он недолюбливал эстраду, а благодаря воспоминаниям друзей мы узнаем, что он любил джаз. Об отношении поэта к классической музыке, к сожалению, почти ничего не известно. Единственный композитор и произведение, упоминающиеся в качестве любимых в известной анкете 1970 года, — Ф. Шопен, 12-й этюд (ор. 10, № 12, до минор, allegro con fuoco), написанный в Штутгарте в 1831 году, в год восстания в Польше, и известный как «революционный»[111].

На первый взгляд это может показаться странным: почему Шопен, а не, скажем, Бетховен? Для стремительной, порывистой натуры Высоцкого, казалось бы, должны были быть близки исполненные огромного драматизма, героики и энергии произведения автора «Героической», Пятой, с ее девизом «Борьба с Судьбой», и Девятой, с ее финальным хором на слова оды Ф. Шиллера «К радости», симфоний.

В то же время упоминание Шопена в качестве любимого композитора оказывается при ближайшем рассмотрении отнюдь не случайным. Ведь его творчество, романтическое по своей направленности, «насыщено жизненными, психологически правдивыми и глубоко содержательными образами. В музыке Шопена с большой страстью и драматизмом выражена идея борьбы польского народа за освобождение, трагическая скорбь об угнетении, героический порыв к победе, воплощен богатый мир человеческих переживаний»[112].

Кроме того, Шопен мог оказаться родственным Высоцкому еще и в национально-культурном отношении. Дело в том, что в числе стран, к которым он относится с симпатией, в той же анкете 1970 года наряду с Россией Высоцкий назвал Польшу и Францию[113]. Шопен, как известно, происходил из двух корней — польского и французского. Детство и юность его прошли в Варшаве, а с 1831 года он жил в Париже. И хотя он считается основоположником польской музыкальной классики, но в своем творчестве он, несомненно, соединил культуры обеих стран.

Также поэту могла оказаться близка балладность композитора. Тяга Высоцкого к балладе известна и не вызывает сомнений, несомненен и его вклад в развитие этого жанра. Что же касается Шопена, то именно ему принадлежит заслуга создания жанра фортепианной баллады. А его этюды по глубине художественной мысли и силе романтических чувств, образов и настроений не только не уступают, но и безусловно родственны балладам. Что же касается 12-го, «революционного», этюда, то в этом произведении, наряду с поистине героической стремительностью к свободе и победе, ощутима горячая любовь к родине. Так что русскому поэту мог оказаться близким и глубокий патриотизм польского композитора.

Известно, что Высоцкий в жизни и творчестве часто цитировал любимых авторов и их произведения, известны и его импровизации с включением имен друзей и близких в театральных и кинопостановках. Не было ли такой цитатой-импровизацией использование, правда, другого этюда Шопена в телевизионном фильме режиссера С. Говорухина «Место встречи изменить нельзя»? В сцене, где Шарапов, оказавшись в банде «Черная кошка», подвергается проверке со стороны бандитов, умеет ли он играть на фортепиано, на их предложение «сбацать что-нибудь» «бацает» не что иное, как 2-й этюд Шопена (ор. 25, № 2, фа минор, presto).

В той же анкете 1970 года на вопрос о любимой песне он ответил: «Вставай, страна огромная», а любимым звуком назвал звук колокола[114]. Анатолий Меньшиков, инициатор составления анкеты, признавался, что ответы Высоцкого несколько его разочаровали: слишком уж упрошенными они ему показались. Действительно, ответы Высоцкого предельно лаконичны и искренни, он не старался показаться оригинальным. Уловив разочарование автора анкеты, на следующий день он его спросил: «„Ну-ка, открой. Что тебе не нравится?“ Тот откровенно ответил: „Любимая песня — „Вставай, страна огромная“. Конечно, это патриотическая песня, но…“ Он вдруг с какой-то тоской и досадой посмотрел на меня, положил руку на плечо и сказал: „Щенок. Когда у тебя мурашки по коже побегут от этой песни, тогда ты поймешь, что я прав. И почему я ее люблю…“»[115]

Возможно, что это единственная из так называемых «массовых» песен, которую любил Высоцкий. Нетрудно догадаться, почему. Прежде всего, из-за того заряда патриотического духа, который она несет, но не только. Есть в ней еще одно важное качество, которое ценил Высоцкий в песне, — то настроение, которое она создает. В данном случае — установка на победу любой иеной, призыв к концентрации всех сил для этого, а следовательно, и к единению.

Можно смело утверждать, что Высоцкий любил и другие песни военных лет, хотя никогда об этом не говорил и песен этих не исполнял.

Известно, что тема войны занимает в творчестве Высоцкого одно из центральных мест. Он разрабатывал ее последовательно, на протяжении всего творчества. И хотя произведения Высоцкого о войне создавались разрозненно, они довольно легко объединяются в цикл благодаря четким границам темы. И если расположить все произведения этого цикла не в порядке их написания, а в хронологической последовательности описываемых событий, то получится настоящая летопись войны: от трагического начала («Растревожили в логове старое зло») до победно-драматичного шествия («Песня о конце войны»).

Свою приверженность этой теме сам поэт объяснял принадлежностью к «военной семье» и к поколению «детей войны»: «…мы дети военных лет — для нас это вообще никогда не забудется. <…> Я вот отдаю дань этому времени своими песнями. Это почетная задача — писать о людях, которые воевали»[116]. Исполнение песен о войне он нередко предварял словами: «…это не песни-ретроспекции — я не могу ничего вспомнить из того, чего я сам видел. Это, конечно, песни-ассоциации. Написаны они человеком, живущим теперь, для людей, большинство из которых войны не прошли или у которых она уже в далеком-далеком прошлом»[117].

Военные песни Высоцкого чрезвычайно органичны. Нередко они воспринимаются слушателями как написанное очевидцем или участником описываемых событий, хотя их автор в те годы был ребенком. Он словно оправдывается:

«Как можно писать о войне человеку, которому было три года, когда она началась, и 7 лет, когда закончилась? Можно ли нафантазировать себе полнее, яснее и трагичнее, чем это было на самом деле? Можно ли почувствовать, пропустить через себя события, мысли и настроение военных дней? Как понять ожидание боя, ярость атак, смерть, подвиг, если это не пережито, не увидено? Стоит ли браться за это, можно ли писать военные песни после того, как отзвучали и продолжают звучать „Война народная“ и „Землянка“, „Марш артиллеристов“ и „Темная ночь“?»[118]

Задавал ли Владимир Высоцкий себе эти вопросы сам или отвечал таким образом на вопросы своих оппонентов и многочисленных слушателей? В любом случае, ответ был таким: «По-моему, нас мучает чувство вины за то, что „опоздали“ родиться, и мы своим творчеством как бы „довоевываем“»[119].

Кроме того, к середине 1960-х годов, когда праздновалось уже 20-летие Победы, поколения воевавших и «детей войны» практически сравнялись: это были уже не «отцы и дети», а как бы братья — «старшие» и «младшие». Как справедливо заметил кинодраматург В. Акимов, близко знавший В. Высоцкого, это «слияние» проявилось во всем: «И вдруг оказалось, что и интересы общие, и понятия, и умонастроения. То есть сама среда, в которой мы смогли причаститься к одинаковому восприятию общих тягот, позволила нам, не бывшим на войне, встать как бы вровень с теми, кто эту войну прошел… И мне кажется, что именно это во многом повлияло на чрезвычайную органичность военных песен Высоцкого. Не случайно люди старшего поколения воспринимают эти песни как естественные, написанные их современником, — человеком, который вместе с ними все это прошел, пережил, испытал. То есть это не было наносным — оно впитывалось из окружающей среды, пропускалось через себя — через свое сознание — и находило выход в виде песен, возвращаясь к людям, от которых и было взято» [120].

Наверное, поэтому Владимир Высоцкий, принадлежащий к поколению шестидесятников — «послевоенным мечтателям», оказывается ближе поэтам военного поколения — С. Гудзенко, М. Кульчицкому, Н. Майорову, нежели поэтам-шестидесятникам — А. Вознесенскому, Е. Евтушенко, Р. Рождественскому, ибо в своем творчестве он воспринял, продолжил и развил лучшие традиции военной поэзии. Его по праву можно считать одним из прямых наследников этого литературного поколения. И не только потому, что он по возрасту относился к поколению «детей войны», то есть младших братьев и сыновей воевавших, но еще и потому, что по сути своей это был поэт эпического склада, воспринимавший мир прежде всего «сюжетно», в его драматизме, во взаимосвязи и единстве событий и явлений. Действительно, творчество Высоцкого от поэтов-шестидесятников отличали не только внешние условия: бытование, «способ диалога с аудиторией» (С. Чупринин) и т. д., — отличным было и его внутреннее содержание, ибо, по наблюдению В. Новикова[121], иной была сама доминанта: у шестидесятников она социальная, у Высоцкого — нравственно-философская.