Ингрид Бергман - Моя жизнь

• Название: Моя жизнь
• Автор: Ингрид Бергман
• Издательство: Радуга
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 0-440-14085-4, 5-05-002299-1

Книга написана одной из ведущих актрис мирового кино Ингрид Бергман (1916—1982) совместно с писателем А. Бёрджессом, известной советскому зрителю по фильмам «Газовый свет», «Осенняя соната» и др.

Ингрид Бергман рассказывает историю своей яркой и трудной жизни, где поиски, взлеты, неудачи художника неразрывно переплелись с перипетиями личной жизни любящей и страдающей женщины.

Работа с выдающимися кинорежиссерами XX века Дж. Кьюкором, Р. Росселлини, И. Бергманом, встречи с Э. Хемингуэем, Б. Шоу, Ю. О’Нилом, роль творческого и человеческого взаимообогащения, конфликты позиций и характеров — обо всем этом актриса поведала искренне и взволнованно.

Книга иллюстрирована.

Рекомендуется широкому кругу любителей киноискусства.

---

Фильм «Дурная слава» положил начало длительной дружбе между Кэри Грантом и Ингрид. Вскоре после съемок Кэри произнес бессмертную фразу: «Думаю, что Академии следует учредить специальную ежегодную премию для Бергман, независимо от того, снимается она или нет!»

После «Дурной славы» начались долгие переговоры о роли, которую Ингрид ждала годы.

Жанна д’Арк всегда преследовала меня. Я даже не знаю точно, откуда возникло это глубокое влечение, может быть, надо вернуться назад, в мои детские Мечты. Во всяком случае, когда Дэвид Селзник прислал мне ту телеграмму в самом начале войны, я была на седьмом небе от счастья. Но затем, когда в жизнь все больше вмешивалась война, Дэвид, конечно, не счел то время подходящим для картины. Тем не менее каждый раз, когда я оказывалась на коктейле, где присутствовал кто-то из режиссеров или продюсеров, я подходила к нему и говорила: «А как насчет Жанны д’Арк?» Но ничего утешительного я не слышала. Никто не хотел и думать о Жанне. Так шло время, все затихло, но я никогда не теряла надежду.

И вот как-то раз у меня, в Голливуде, раздался звонок от Максуэла Андерсона из Нью-Йорка. Я ничего не знала о Максуэле Андерсоне, кроме того, что он драматург. Я даже не представляла, как он мог выйти прямо на меня, минуя моего агента. Но в трубке звучал его голос, и этот голос сказал:

— Я написал пьесу, и я просто интересуюсь.... я знаю, что вы снялись во многих фильмах, но я просто интересуюсь, не захотите ли вы сыграть в пьесе на Бродвее?

— Да, конечно, я ведь люблю сцену. А о чем ваша пьеса?

— О Жанне д’Арк, — ответил он, и я чуть было не выронила трубку.

— О Жанне д’Арк?! Господи, пришлите мне ее немедленно. Я, разумеется, сначала должна прочитать ее, иначе, если я приму ваше предложение, не зная пьесы, все решат, что я сумасшедшая. Но я почти клянусь, что буду участвовать в спектакле. Умоляю, пришлите ее поскорее. Меня очень волнует эта идея.

Он тоже разволновался, почувствовав мое состояние, и сказал:

— Мисс Бергман, я сам привезу пьесу в Калифорнию, как только смогу.

Он приехал. Я прочитала пьесу. По словам автора, занавес нью-йоркской сцены готов подняться, а труппа только и ждет начала репетиций «Жанны д’Арк». У актеров были все возможности, чтобы сломать голову в поисках подходящей манеры игры, да и у режиссера тоже. Б пьесе было ужасающе много рассуждений о современной политике, о свободе театра, переплетающихся с историей самой Жанны. По-моему, там было совсем мало Жанны, зато слишком много политики. Но я решила, что смогу воздействовать на Максуэла и позднее поставить все на свое место. Главное я наконец-то обрела Жанну.

Я пошла к Селзнику. «Дэвид, у меня есть прекрасная пьеса. Я закончила «Дурную славу». Сейчас вы не собираетесь снимать меня. Могу я заняться пьесой?»

Дэвид, казалось, не возражал. Мой контракт с ним истекал, и он старался баловать меня, поскольку никогда не верил, что я могу его оставить. Мы подсчитали, что на пьесу уйдет около девяти месяцев: репетиции, премьеры в разных городах, сезон в Нью-Йорке.

Начались бесконечные переговоры о контракте с Максуэлом. Однажды Андерсон, все еще находившийся в Голливуде, пришел ко мне и сказал: «Я вижу, вы не собираетесь играть в моей пьесе. Я понял, что нельзя связываться с людьми, работающими в кино, потому что у них слишком много проблем и слишком мало времени. Я знаю, что вы не виноваты, но с этих пор я буду держаться людей театра. Завтра я возвращаюсь в Нью-Йорк. Мне доставила огромное удовольствие встреча с вами. И, если вы будете столь любезны, я бы хотел еще раз побывать на Тихоокеанском побережье».

Мы ехали в моем маленьком автомобиле вдоль побережья. Выйдя из машины, мы прошли немного, сели на песок, и я сказала:

— Макс, у вас с собой контракт на «Жанну»?

— Он лежит в кармане, — ответил он, взглянув на меня.

— Дайте-ка его мне, я подпишу, — сказала я.

Так, на песчаном побережье Санта-Моники, я подписала контракт. Он снова взглянул на меня и сказал:

— Вы понимаете, что сейчас сделали? Вы же теперь повязаны.

— Очень хорошо, — ответила я. Мне все равно. Я намерена сыграть эту роль.

На следующий день дискуссии о контракте продолжались. Максуэл подмигивал мне, а я ему. Потом он уехал в Нью-Йорк. В конце концов Петер, придя домой, объявил: «Ну вот, теперь они готовы к тому, чтобы ты подписала контракт». На что я ответила: «Я уже сделала это. Наверное, я предугадала их решение».

Я никогда не работала только ради денег. И всегда получала удовольствие от того, что именно в данный момент казалось нужным и необходимым. А если при этом можно было еще и получить деньги, то тем лучше. Но во главе угла для меня всегда стояла все-таки роль, а не деньги.

Тем не менее, когда срок моего контракта с Дэвидом истек, я поняла, что имею полное право на часть денег, которые он заработал, сдавая меня напрокат.

Контракт кончается, Дэвид, — сказала я ему. — Я бы хотела получить часть заработанных денег». Он разозлился, поскольку всегда считал, как писал однажды в длинном послании, что вытащил меня «из мрака неизвестности к звездным вершинам». Меня очень расстроил его гнев, потому что Дэвид был для меня всем: отцом, проводником, предводителем, и у меня осталось горькое чувство от того, что он не захотел больше со мной разговаривать, наговорив сначала кучу гадких вещей о моей неблагодарности.

В 1946 году Ингрид впервые снялась как независимая актриса в фильме «Триумфальная арка». Нью-йоркские репетиции и премьера «Жанны» были запланированы лишь на осень.

Предложение пришло от новой компании, «Интерпрайз филм». Ее учредители были полны благородных намерений создавать высокохудожественные фильмы и делить прибыль между директоратом, сценаристами, режиссерами, актерами и техническими работниками — если, конечно, будет что делить, «Триумфальная арка» была их первым опытом, и для работы над этим фильмом они собрали блистательную труппу. Основой картины стал роман известного немецкого писателя Эриха Марии Ремарка. Ремарк, автор всемирно известного бестселлера «На Западном фронте без перемен», переехал в Париж, а в 1946 году, намереваясь принять американское гражданство, обосновался в Нью-Йорке. Он обладал огромным талантом. А любовь, которую Ремарк испытывал к высокой смеющейся шведке, сквозила в каждом письме, адресованном ей. Писал он много:

«Дни в сентябре... Они, как стрелы, проходят сквозь сердце. Зыбкие, золотые дни, полные скрытых прощаний, старых надежд и обещаний, дни, лишенные сожалений. Сохранять пышность молодости помогает человеческий опыт, и этот загадочный девятый месяц года является началом второй жизни — сознательной, но вовсе не покорной. Таким же бывает и вино. У меня есть несколько бутылок «Оппенгеймера» 1937 года, вырванные в час удачи, они здесь, со мною. Пожалуйста, позвоните мне, когда приедете, и сообщите, где остановились. Давайте попробуем одно из этих сентябрьских вин.

Но не откладывайте это слишком надолго — жизнь и вино не ждут. Октябрь тоже прекрасный месяц. А после него приходят тяжкая действительность и бесконечные ноябрьские дожди».

Для «Триумфальной арки» дожди начались рано. Фильм рассказывал грустную историю Парижа дождей, уличных фонарей, его обитателей — нерешительных, неуверенных в себе в канун второй мировой войны. Шарль Буайе исполнял роль хирурга-беженца Равика, спасающегося, как и сам автор романа, от кошмаров нового германского порядка. История эта была сложной. Трудно было совместить мягкую, нерешительную любовь героя к Ингрид — Жанне Маду, развратной, наглой певичке из ночного клуба, — с его твердостью в решении расправиться с шефом гестапо, истязавшим, а потом убившим его жену.

«Триумфальная арка» — один из немногих фильмов в моей жизни, в котором я чувствовала какую-то «неправильность». Мне действительно не хотелось играть в нем, и я всем об этом говорила. Но окружающие настаивали, и потом, в фильме снимались Шарль Буайе, Чарлз Лаутон. Мне и самой показалось обидным не сниматься в нем. Но я была все время не уверена в себе, мне казалось, что я недостаточно «правдоподобна». Фильм получился затянутым, его сократили, и смысл во многом был утрачен.

Кассовые сборы и общий здравый смысл подсказывали, что участие в фильме двух звезд, так блистательно выступивших в «Газовом свете», гарантирует успех. Но увы. В «Нью-Йорк таймс» Босли Краутер писал: «Благодаря подвижной камере Льюиса Майлстоуна мы наблюдаем любовь, изображаемую двумя выдающимися мастерами, — с частыми повторами и чрезвычайно длинную. И на неизбежный вопрос: «Разве это плохо?» — можно ответить только одно: «Слишком хорошо, чтобы быть хорошим, даже если делают это Бергман и Буайе».

Боб Капа приехал в Голливуд не только потому, что там была я, но и потому, что здесь находилось много его друзей. Он подумал, что это даст ему возможность найти себе какое-то применение. Я как раз снималась в «Триумфальной арке», и Капа спросил: «Могу я прийти на съемки, чтобы сделать несколько твоих фотографий?» Я обратилась к Льюису Майлстоуну, и он с удовольствием согласился, поскольку Капа пользовался большой известностью. Боб сделал массу интересных снимков, но Голливуд тем не менее не стал полем его деятельности.