Ингрид Бергман - Моя жизнь

• Название: Моя жизнь
• Автор: Ингрид Бергман
• Издательство: Радуга
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 0-440-14085-4, 5-05-002299-1

Книга написана одной из ведущих актрис мирового кино Ингрид Бергман (1916—1982) совместно с писателем А. Бёрджессом, известной советскому зрителю по фильмам «Газовый свет», «Осенняя соната» и др.

Ингрид Бергман рассказывает историю своей яркой и трудной жизни, где поиски, взлеты, неудачи художника неразрывно переплелись с перипетиями личной жизни любящей и страдающей женщины.

Работа с выдающимися кинорежиссерами XX века Дж. Кьюкором, Р. Росселлини, И. Бергманом, встречи с Э. Хемингуэем, Б. Шоу, Ю. О’Нилом, роль творческого и человеческого взаимообогащения, конфликты позиций и характеров — обо всем этом актриса поведала искренне и взволнованно.

Книга иллюстрирована.

Рекомендуется широкому кругу любителей киноискусства.

---

Цель моего письма состоит в том, чтобы обратить Ваше внимание на создавшуюся ситуацию. Весьма возможно, данные сведения не совсем верны и являются результатом излишнего рвения со стороны той части пресс-агентов, которые ошибочно полагают, что таким способом привлекают к Вам общественное внимание в целях рекламы.

Каждый, кто так думает, находится в трагическом заблуждении. История такого рода накладывает неблагоприятный отпечаток не только на Ваши фильмы. Она вполне может погубить Вас как актрису. Все это может привести американскую публику в такую ярость, что она будет игнорировать картины с Вашим участием. А это в свою очередь мгновенно отразится на кассовых сборах.

Положение настолько серьезно, что, несмотря на собственное угнетенное состояние, я тем не менее хочу предложить Вам в самое ближайшее время изыскать возможность для опубликования официального опровержения данных слухов. Вы должны откровенно заявить, что все это неправда, что у Вас нет намерений оставить ребенка и уйти от мужа, нет планов выходить замуж за кого-то другого.

Я предлагаю сделать все, что в Ваших силах, дабы дезавуировать сообщения, которые губительно скажутся на Вашей репутации и могут привести к личной трагедии.

Надеюсь, Вы не посетуете на мою откровенность. Все это представляется мне столь важным, что я не мог не написать Вам о своей позиции в этом деле.

С искренним уверением в уважении к Вам, сердечно Джозеф Брин».

Письмо угрожало ей не только как актрисе. Оно угрожало ее доходам, а также успеху «Жанны д’Арк», только что вышедший на экраны Европы и Соединенных Штатов. В нем была угроза и в адрес ее последнего фильма, «Под знаком Козерога», который осенью ждал выхода на экраны. Разумеется, меч навис и над фильмом, ставшим причиной скандала, тем, который они сейчас снимали на Стромболи. Учитывая ту меру власти, которой обладали голливудские магнаты, вполне можно было допустить, что все три фильма окажутся изъятыми из проката.

Телеграмма от Уолтера Уонгера, продюсера «Жанны д’Арк», не внесла в ее душу успокоения:

«Гнусные слухи о Вашем поведении нуждаются в немедленном опровержении. Если Вас не волнует Ваша собственная судьба и судьба Вашей семьи, то Вам следует знать, что я верил в Вас, в Вашу честность, я сделал громадные вложения, подвергая опасности свое будущее и будущее моей семьи. Оно под угрозой до тех пор, пока Ваше поведение не опровергнет слухи, которые радио, газеты разносят по всему миру.

Мы оба должны испытывать чувство ответственности перед Виктором Флемингом, перед его памятью и перед всеми, кто верит в нас. Допускаю, что Вы не осознаете всего этого или неправильно информированы о значимости газетных вымыслов и их последствиях, что Вы полностью введены в заблуждение. Но не обманывайте себя, считая свой поступок проявлением храбрости и артистизма. Никто не освобождает Вас от соблюдения норм и приличий, которые приняты у всех простых людей.

Телеграфируйте мне по получении этой телеграммы».

Ингрид казалось, что никто вокруг не понимает ее положения. Да, она сама сделала этот ответственный шаг, но неужели она не имела права на личную жизнь? Неужели никто не понимает, что у нее есть своя точка зрения, что она не совершает никакого грандиозного преступления? Однако почта периодически доставляла ворох новых издевательских газетных статеек, писем, карикатур с негодующими подписями. Ее состояние, полное чувства вины, становилось невыносимым. В отчаянии она набросала письмо отцу Донсюру, французскому священнику, бывшему консультантом в «Жанне д’Арк». Она испытывала к нему самое глубокое уважение.

«Стромболи, 1 мая 1949 г.

Дорогой отец Донсюр!

Как глубоко я обидела и разочаровала Вас. Что стоят теперь Ваши теплые слова обо мне? Когда люди хорошо о тебе думают, их любовь возвышает. Тем больнее потом чувствуешь свое падение. Среди слухов, сплетен, распространившихся сейчас по всему свету, немало выдумки и лжи. Но есть и правда. До сих пор не могу прийти в себя от того, что мои поступки стали достоянием прессы, что все, что я делаю или говорю, включая телеграммы и телефонные звонки, передается в газеты. Я прекрасно представляю, как страдает мой муж, как я обидела и унизила их обоих; и его, и Пиа. Да, это правда, я попросила своего мужа о разводе. Думаю, гораздо лучше и честнее сказать ему об этом сразу.

Мне никогда не приходило в голову, что, делясь с ним своими мыслями, я дала миру повод для такого шума. Петер теперь в Италии. Пресса следует за ним по пятам. Я не могу сейчас покинуть остров, чтобы встретиться с ним, из-за ужасных штормов на море. Мое сердце разбито трагедией, которую я принесла своей семье и людям, занятым со мною в фильме. Только сейчас я поняла, как обидела нашу Жанну. Невозможно отрицать все эти слухи, но невозможно и заставить людей уважать тебя.

Так трудно сейчас для меня решить эту проблему, так трудно быть у всех на виду. Поэтому я надеюсь, что, если я брошу свою карьеру в кино и вообще исчезну, мне, может быть, удастся спасти Жанну от позора. Я написала мистеру Брину в Голливуд о своем решении. Надеюсь, что фильмы, в которых я снялась, не будут сняты с экрана и люди, участвовавшие в них, не пострадают из-за меня.

Со всей любовью, Ингрид».

Глава 15

По каким-то причинам, непонятным ей и по сей день, Ингрид не отправила письма ни Джозефу Брину, ни отцу Донсюру. (Обнаружив их 2 мая 1951 года, она скрепила листки, положила в папку и дописала: «Двумя годами позже. Я была как затравленная собака. Хорошо, что эти письма не были отосланы, ведь сейчас я совершенно по-другому отношусь к тем событиям».)

От многих ближайших друзей стали приходить письма, выражающие участие, поддержку. Айрин Селзник писала из Нью-Йорка:

«Я знаю, что призывать к сдержанности — самое трудное. Но сейчас для сохранения твоего уважения к себе, для благополучия Пиа и твоего собственного жизненно важно, чтобы твое поведение оставалось в рамках приличий. Я настаиваю на этом, независимо от того, как будет складываться твоя дальнейшая жизнь. Если все, что происходит с тобой, временно и несерьезно, то цена за это чрезмерно высока. Но если это действительно твой жизненный путь, то пусть он начинается без покровительства скандала! Умоляю тебя следовать по нему с благородством и осмотрительностью.

Прости, если мои слова звучат как нравоучение. Но, милая моя, я тебя очень люблю и не могу не сказать тебе правду. Ведь я хочу только одного; чтобы ты была счастлива и выбрала путь, достойный тебя.

Ты так чиста сердцем, так глубоко умеешь чувствовать, что, я не сомневаюсь, должна преодолеть и преодолеешь все невзгоды. Мне не нужно заверять тебя, что я сделаю для тебя все, о чем бы ты ни попросила, — и теперь, и прежде, и всегда...»

Эрнест Хемингуэй писал карандашом с виллы «Эйприл» в Кортина Д’Ампеццо:

«Дорогая Ингрид! Наконец-то, дочка, я тебя нашел. Как Стромболи? Как Калабрия? Я немного представляю, что это такое. (Красиво и очень грязно.) А как ты? Вот это действительно важно. (Может, тоже красивая и очень грязная?)

Твое письмо с прекрасной припиской Петера пришло сюда, в клинику Падуи, где я лежу с больным глазом. Инфекция попала в него как раз в тот день, когда ты прибыла в Италию. Как насчет контактов на таком расстоянии?

В меня всадили пять миллионов кубиков пенициллина. (Они дырявят мой зад каждые три часа, как по будильнику), но жар спал. Инфекция дала эрисипелас[16] (ничего общего с сифилисом), но пристукнули и это».

(Продолжено 5 июня на вилле «Финка Вихия» в Сан Франсиско-де-Паула, Куба)

«Так случилось, что, когда я прочитал ту первую часть, что написал, мне стало хуже. Пришлось опять взяться за пенициллин, а глаз был слишком плох, чтобы я мог писать.

Потом я прочитал весь этот бред о тебе, Росселлини и Петере и теперь даже не знаю, что написать. У меня было время все обдумать (не зная толком, что происходит) , и я знаю только одно: я тебя очень люблю и я твой самый верный и надежный друг, независимо от того, что ты сделаешь, что решишь и куда пойдешь. Единственное — я очень по тебе скучаю.

Послушай, дочка, сейчас я скажу речь. У нас есть одна и единственная, как я однажды уже объяснял тебе, жизнь. И для знаменитых, и для незнаменитых. Ты великая актриса. Я это знаю по Нью-Йорку. Рано или поздно у больших актрис возникают большие трудности. Если не возникают, они тогда и дерьма не стоят. (Плохое слово можешь вычеркнуть.) Но все, что ни делают большие актрисы, им прощают.

Речь продолжается. Все принимают неправильные решения. Но часто неправильные решения — это правильные, сделанные наоборот. Конец речи.

Новая речь. Не страдай. Это никому никогда не помогало.

С речами покончено. Пожалуйста, дочка, не переживай, будь храброй, хорошей девочкой. Ты знаешь, что не так далеко от тебя есть два человека, Мэри и я, которые тебя любят и верны тебе.

Будем веселы нынче, как в те дни, когда вместе выпивали... Помни, что идет Священный год, когда отпускаются все грехи. Может, ты родишь пятерню в Ватикане, и я впервые стану крестным отцом...