Михаил Терентьев - Россия и Англия в Средней Азии

• Название: Россия и Англия в Средней Азии
• Автор: Михаил Терентьев
• Жанр: Военная история
• Год: 1876

---

Второй способ приходится предпочитать уже потому, что при нем невозможны такие забавные случаи, какие, говорят, встречались прежде: бухарский эмир в клячах, присланных ему в подарок из Кокана, узнает тех самых кляч, которых он сам подарил перед тем ташкентскому беку. Клячи, под дорогими попонами, успели сделать несколько визитов и воротились в прежнюю конюшню!

Случается и так, что присланные в Ташкент, со всех концов, халаты — перемешают как-нибудь, и в Бухару попадают не коканские халаты, а бухарские же и таким образом выходит, будто подарок не принят и возвращается обратно.

Что ни говори, а каждый добросовестный человек признает эту систему подарков, весьма неудобною, а под час и скользкою. Высшим начальникам на подарки отпускается известная сумма, которая вся и расходуется, да еще с плюсом от продажи части, полученных в обмен вещей. Оставшиеся вещи не составляют собственности казны, так что любитель, не тратя ни гроша, может составить себе изрядную коллекцию на казенный счет.

Каждому агенту, отправляемому в ханства, генерал-губернатор, в свою очередь, отпускает на подарки часть, ассигнованной ему суммы, агент повторяет ту-же процедуру и если он любитель, то воротится не с пустыми руками.

Чаще всего командировки в ханства выпадают, конечно, на долю дипломатического чиновника. Это его монополия. Понятно, конечно, что и подарки ему идут не в пример прочим...

Коканский хан пожаловал, между прочим, г. Струве в чин токсабы — фельдмаршала коканских войск — и подарил бархатный мундир с золотыми эполетами, украшенными жемчугом и драгоценными камнями. Говорят даже, что токсаба получает вакуфные земли...

Если-бы мы, согласно заключенным трактатам, имели в ханствах постоянных агентов-консулов, то, конечно, командировки чрезвычайных послов из Ташкента сделались бы ненужными. Каждый легко поймет, какие выгоды приобретают государства, содержа у соседей постоянный надзор. У нас, однако-же, по отношению к ханствам, смотрели до сих пор иначе и в учреждении консульств видели гораздо больше неудобств чем выгод.

Нам кажется, что самая главная невыгода заключается в том, что значение дипломатического чиновника непременно умалится, а это, конечно, отразится и на «внешних знаках» почтения и любви, которую питают к нему ханы.

Как бы то ни было, но до сих пор консульства считались риском, а за то пост дипломатического чиновника представлялся весьма выгодным местом. Мы полагаем, однако-же, что для дела гораздо лучше было бы, если-бы этих выгод не существовало.

Система подарков имеет еще и другое неудобство: ханы смотрят на командировки к нам своих агентов, как на выгодную аферу. Подарки их состоят исключительно из местных произведений, которые при монополии, присвоенной ханами, едва ли стоят им особенно дорого; в ответ же они получают бархат, атлас, парчу, бронзу, серебрянные и золотые изделия и т. п. Выходит нечто вроде меновой торговли, в которой все выгоды остаются на стороне ханов. Вот почему они шлют в Ташкент агента за агентом, извлекая каждый раз известный барыш.

Агенты также получают подарки и потому приближенные ханов усиленно добиваются чести съездить послом. Командировка имеет вид награды на чужой счет, поэтому она выпадает чаще на долю интриги, родства, кумовства, чем на долю способностей и знания. Следствием этого является то, что почти все эти командировки не приносят никакой пользы для скрепления связи, для ознакомления с соседней страной и для уяснения взаимных отношений.

Нельзя сказать, конечно, что подарок непременно закупает берущего в пользу дающего, тем не менее в деле дипломатических сношений не мешало бы почаще вспоминать известное изречение: «timeo Danaos et dona ferentes», «боюсь Данайца даже и предлагающего дары». Но ужь если допустить уступку, то разве только для простых подарков, принимать же деньги не только предосудительно, но и позорно...

Еще обмен вещами, произведениями своих стран, обращиками своих мануфактур, может, так или иначе, быть допущен, хотя бы в видах ознакомления соседей с нашею промышленностью, но обмен деньгами просто бессмыслен: это выйдет простое перекладывание их из кармана в карман. Поэтому принятие денежной субсидии больше похоже на взятку, чем на что другое. Если есть личности, готовые принять или даже попросить «рублик на память», то мы все хорошо знаем, что это за личности и, конечно, весьма мало склонны желать, чтобы наши дипломатические агенты уподобились им.

Сам генерал-губернатор не раз, и весьма категорически, заявлял требование, чтобы агенты остерегались принимать деньги. Однажды коканский хан предложил субсидию полк. Ш***, тот донес об этом генерал-губернатору и просил указаний, ответ не замедлил и, конечно, отрицательный. В другой раз бухарский эмир прислал генералу Абрамову за Карши или Шахрисябз 2.000 золотых тиллей; не желая обидеть эмира, Абрамов принял деньги, но внес их в казначейство, где они были записаны в государственный доход. Не смотря на это, генерал-губернатор сделал Абрамову замечание и подтвердил отнюдь не принимать впредь никаких субсидий, ни под каким видом.

Против учреждения консульств в ханствах приводят обыкновенно опасность, в какой будет постоянно находиться горсть русских, среди враждебного населения.

Мы могли бы указать несколько примеров того, как горсть русских умудрялась держать в респекте целый город. Вспомним, хоть посольство Ермолова в Персии.

Азиятцы делаются наглыми и дерзкими, как только заметят, что вы их боитесь, они не упустят случая воспользоваться вашею беспечностью, доверчивостью или оплошностью. Но если вы их не боитесь, если вы «себе на уме», если вы всегда готовы, если врасплох вас не захватишь, — вас будут уважать.

«Кесмедигин эли ёп» — «Целуй руку, которую ты не в силах отрубить» говорит турецкая пословица. В этом совете весь секрет азиятской политики.

Грибоедов мог бы выйдти победителем, если-бы не зарывался, если-бы соединял настойчивость с осмотрительностью.

Если этих качеств нет в распорядителе, то его не спасет даже и целое войско. Бекович, поддавшийся на удочку самого нехитрого устройства и разделивший свой трех-тысячный отряд на мелкие части, для разведения по хивинским деревням — погубил и себя и свое войско, а между тем с такими силами он мог бы завоевать все хивинское ханство.

Лучшим же ответом на все опасения может служить поведение капитана генерального штаба Никифорова, посланного в 1841 году, в Хиву для заключения договора после неудачной экспедиции Перовского. Не говоря уже о том, что Никифоров с первого же шага, пошел в разрез с общепринятыми в Азии обычаями, в отношениях послов с ханскими министрами, но он, сверх того, крайне сурово обращался с этими сановниками и с приближенными хана, когда те не вовремя являлись к нему со своими любезностями.

Под влиянием особых обстоятельств (spiritus vini) Никифоров делался обыкновенно раздражительным и тогда, без всяких церемоний, приказывал казакам выпроваживать гостей в шею!

Министров это озадачивало и наводило на них уныние, простой же народ громко высказывал свое удивление и почтительно сторонился перед задорным послом. Впечатление было тем сильнее, что при Никифорове было всего только 12 казаков, а помощи ему ждать было не откуда. {88}

Никифоров не давал потачки и самому хану: спорил с ним резко и грозил разными бедами. Когда же увидел, что переговоры затягиваются и ни к чему не ведут, он прервал их декларацией, в которой определил новую границу нашу и грозил смертною казнью всякому хивинцу, схваченному за этой чертою.

Если припомнить при этом, что незадолго до того два английских агента Стоддарт и Конноли были казнены в Бухаре, а двое других Шекспир и Аббот чуть не подверглись той-же участи в Хиве и спаслись, только благодаря ходатайству русского агента, то придется признать поведение Никифорова весьма смелым.

Мы уже говорили в своем месте о другом нашем агенте, подпоручике Виткевиче, случайно попавшем в Бухару и преспокойно разъезжавшем по улицам в офицерском мундире. Опять таки это случилось до занятия Сыра, а мы знаем, что позднейшие наши миссии, являвшиеся в Бухару после таких погромов как самаркандский и зерабулакский — не осмеливались появляться на улицах без предварительного разрешения, другими словами — без свиты из туземцев.

Особенною деликатностью в этом отношении отличился один полковник, посланный в Бухару в 1870 году.

Куш-беги предупредил этого сверх-штатного дипломата, что-де «пусть ваши люди зря не выезжают: вы гости и мы заботимся, чтобы не вышло какого-нибудь неудовольствия... между нашими много развратников, весьма необузданных, так что нельзя управлять ими без палки, тюрьмы и палача».

Члены посольства считали себя молодыми и красивыми мужчинами и потому убоялись показываться на глаза туземным ловеласам, без туземной же свиты, напоминающей народу о палке, тюрьме и палаче! Наша миссия, впрочем, могла утешать себя мыслию, подсказанною тем же Куш-беги, что-де смотреть все равно нечего — кругом одна глина, а «наше войско не обучено и дурно вооружено, смотреть ученье, может быть, составляет тамашу для узбеков, но для русских будет забавно и неприятно».