Михаил Терентьев - Россия и Англия в Средней Азии

• Название: Россия и Англия в Средней Азии
• Автор: Михаил Терентьев
• Жанр: Военная история
• Год: 1876

---

Фанатизма не расшевелить подобными вещами до тех пор, пока туркестанская администрация будет держаться, усвоенного ею взгляда на дело христианской пропаганды.

До сих пор мы не только не допускали проповеди «Слова» мусульманам, но даже отвергали все просьбы туземцев, которые хлопотали о принятии их в православие.

Благовидным предлогом отказа служило незнание просителями русского языка, а следовательно, и невозможность «огласить» неофита словом истины. Попытка одного из членов алтайской миссии, в 1870 году, завязать сношения с Туркестаном и положить здесь начало миссионерской деятельности не увенчалась успехом. Все доводы идеалиста были разбиты практическою мудростью опыта. Что за беда, что опыт этот не наш, а принадлежит англичанам, тем еще лучше, ибо мы за него не платим! За свои проповеди англичане приобрели всеобщую ненависть, развили в народов религиозный фанатизм и создали, таким образом, для себя неисчислимые затруднения в будущем.

Фанатизм питается именно нападками на религию и потому он составляет, так сказать, законную реакцию всякой чужой пропаганде. Приведу здесь слова одного авганца, близко знакомого и с англичанами и с русскими: «каждое воскресенье английские муллы выходят на базар доказывать, что Хазрети-Исса (Христос) больше нашего Пейгамбера (пророка) и что их вера настоящая, а наша ничего не стоит...

«Пейгамбера всячески поносят, кормят его грязью... вы русские этого не делаете, слух об этом дошел и в Индию — все вас за это хвалят».

Какая выгода для Англии приобрести сотню тысяч плохих христиан, — мало понимающих суть новой религии и перемешавших старые понятия с новыми, — когда, со временем, за и их придется поплатиться сотней тысяч хороших христиан, выписанных из Англии?

Честный мусульманин, не преступающий ни одной йоты наших гражданских законов — на наш взгляд — лучше плута христианина, хотя бы тот и соблюдал все точки и запятые религиозных установлений.

Калмыки, солоны и сибо, спасшиеся к нам из Кульджи от ножа разнузданных фанатиков мусульман, переходили в православие — сотнями; но ведь это идолопоклонники, а с язычеством легче ладить, чем с мусульманством. Наши обряды не были для них чем-нибудь необычайным, неожиданным: у них точно также, при богослужении, употребляются образа, ладон, восковые свечи {95}... Для мусульман же первую препону и составляют именно образа: так как божество изображать нельзя — ни кистью, ни резцом,

Радушный прием у нас еще ярче выставил солонам разницу между изуверами мусульманами, резавшими их как баранов, и христианами, приютившими их голодных и полуживых. Выбор был не труден.

Много доводов, много вопросов мог бы привести здесь поборник православия.

Восток — колыбель христианства... На восток алтарями смотрят наши церкви... К востоку лицом становится на молитву странник. На восток головою хороним мы своих мертвых. — Но что теперь восток? — Исламизм задавил здесь всякое движение: ничего кроме непроглядной тьмы, ничего, кроме закоснелого, мертвого застоя мы здесь не встретим!

Восток, оказавший когда-то услугу человечеству — сам теперь ждет того же от запада.

С запада пришли мы в сердце Средней Азии, с запада пришла с нами «Великая Истина», готовая озарить лучом своим народы, бродящие во тьме невежества — зачем же мы так ревниво бережем светоч ее для одних себя, зачем отталкиваем всякого мусульманина, жаждущего познать истину?

Не потому ли, что здравая политика требует крайней осторожности в деле распространения христианства, в среде завоеванных народов? Не потому ли, что христианству, как религии всепрощения, любви и мира, неприлично воздвигать свое здание на успехах оружия? Не потому ли, что «Слово» должно покорять сердца независимо от оружия? Не потому ли, наконец, что у нас нет миссионеров, или, что наша собственная вера оскудела и в проповедниках нуждается, еще более, какая-нибудь своя великорусская губерния?

Вопросы эти сами на себя и отвечают. Не распространяясь поэтому — заметим только, что проповедники «Слова» должны проникать далеко за пределы войны, куда не могли бы достигать ни гром пушек, ни победные звуки труб и литавр, ни стоны умирающих… Тогда все, «оглашенные Словом», видели бы в проповеднике не предтечу огня и меча, а кроткого пастыря, явившегося к ним лишь во всеоружии слова.

Проповедь, под защитою штыков, с акомпанементом пушек — принесет не пользу, а вред.

Как бы то ни было, а средне-азиятские мусульмане давно уже успокоились относительно своей свободы совести. Но действительно ли мы бездействуем, действительно ли не проводим наших христианских начал в быт, общественный строй и сознание средне-азиятцев?

Нет, не бездействуем.

При громе пушек и кликах победы, грозно и торжественно вносим мы сюда наши гражданские законы, а это уже шаг к христианству. Наше Уложение основано на началах христианства, идея возмездия «око за око» не имеет здесь места. Запрещая и карая воровство, убийство, лжесвидетельство и т. д. — законы наши карают все то, что противно и самой идее христианства. Искореняя рабство, мы приготовляем нашему закону и нашей религии — незыблемый памятник.

Не подлежит, конечно, ни спору, ни сомнению, что христианство смягчает нравы, облагороживает человечество, дает больший простор исследованию и проч., но для пропаганды еще не настало время. Прежде надобно приготовить почву — иначе всякий прохожий растопчет посеянное, птицы поклюют, солнце иссушит, терний заглушит!

Почва подготовляется школой. Прежде всего, значит, мы должны позаботиться о школах для туземцев. Мы должны ввести в них обучение русскому языку. Мало того — мы должны ввести в употребление и наш алфавит.

Образование туземцев ведется, с искони, самым несложным и самым притупляющим способом: ученик зубрит в долбяжку непонятный ему текст корана {96} и завершает эту долбню несколькими стихотворениями Гафиза, Саади и Фердоуси. Последнее, впрочем, далеко не во всех школах. Такое обучение требует 8 — 9 лет. Понятно, что никакой прогресс тут невозможен. Степень успешности занятий того или другого ученика выразится разве только в меньшем или большем числе лет, просиженных в школе, над зубрением корана. Очевидно, что поддерживать такой ненормальный порядок народного образования не может быть в видах русской цивилизации, тем более, что и сами туземцы сознают бесплодность своей школьной науки.

Со введением ныне действующего «Проекта Положения об управлении в Семирченской и Сыр-Дарьинской областях» уничтожилось много туземных особенностей, мешавших неуклонному действию русской интеллегенции. В ряду наиболее вредных особенностей, устраненных Положением, была духовно-полицейская должность реиса, которому были подведомы как преступления против благочиния и общественного порядка, так и против нравственности, установленной кораном и против религиозной обрядности. Словом, это был важный полицейский чин, разъезжавший по городу со свитою и расправлявшийся с каждым виноватым тут же, на месте преступления. Страшная дара {97}, беспрестанно мелькавшая в воздухе, хлесткие удары, щедро раздаваемые направо и налево, сознание, что ни одна вина не укроется от ревнивого глаза того или другого агента, спокойно расхаживающего в толпе — все это поддерживало авторитет реиса и развивало в народе ханжество и лицемерие. Но у реиса, сверх уличных обязанностей, были еще и более важные — по наблюдению за общественным и домашним воспитанием. Реис был, так сказать, «попечитель учебного округа», а при обязательности обучения, существовавшей среди оседлого населения, он получил право вмешиваться даже в семейный быт. Никто из туземцев не был застрахован от дары, — под тем или другим предлогом она падала на его спину: то не послал сына в школу, то пропустил намаз, то не выразил должного почтения к старшим.

Если еще полицейские обязанности могли быть оставлены реисам, то ужь ни в каком случае нельзя было сохранить за ними права наблюдения за воспитанием. Обязательность обучения — дело бесспорно хорошее, когда школа действительно учит чему-нибудь, но современная мусульманская школа, по своей бессодержательности и закоснелой рутине, — только притупляет способности детей! Уменье читать и писать — единственный практический результат девятилетнего курса школы — не оправдывают такой затраты времени и труда.

Русской администрации не было причины поддерживать бесполезное для нее учреждение. Решено было исподоволь упразднить должность реиса. Эта цель теперь уже достигнута самым легким способом: должность объявлена незамещаемою. Таким образом, каждый реис знал, что он был последним и что после него никого уже не выберут. Сознание своей ненужности и отсутствие всякого поощрения за усердие, — охладило реисов к делу; с другой стороны, множество, учрежденных русскими, должностей с порядочным содержанием — указывало им на лучший исход. Мало по малу все они передали свои дары, как эмблему духовно-полицейской власти, в руки русских начальников