Ханс Люк - На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939–1945

• Название: На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939–1945
• Автор: Ханс Люк
• Жанр: Биографии и Мемуары

Молодой командир эскадрона разведки, Ханс фон Люк, одним из первых принял участие в боевых действиях Второй мировой и закончил ее в 1945-м во главе остатков 21-й танковой дивизии за несколько дней до капитуляции Германии. Польша, Франция, Восточный фронт, Северная Африка, Западный фронт и снова Восточный – вот этапы боевого пути танкового командира, долгое время служившего под началом Эрвина Роммеля и пользовавшегося особым доверием знаменитого «Лиса пустыни».

Написанные с необыкновенно яркими и искусно прорисованными деталями непосредственного очевидца – полковника танковых войск вермахта, – его мемуары стали классикой среди многообразия литературы, посвященной Второй мировой войне.

Книга адресована всем любителям военной истории и, безусловно, будет интересна рядовому читателю – просто как хорошее литературное произведение.

Перевод: А. Колин

---

В поисках подходящего командного пункта для эскадрона мой передовой пикет отыскал большой дом посреди леса. Война не затронула его. По моем приходе туда меня радушно встретил немолодой господин, бегло говоривший по-немецки и по-английски. Он был ранее польским послом в Лондоне, а теперь отошел от дел и проводил время в своем поместье. Дом полнился гостями. Один знаменитый пианист и некоторые другие представители сферы искусства бежали из Варшавы с началом войны в надежде отыскать безопасное убежище. Дворецкий проводил меня в гостевую и несколько мрачновато осведомился относительно моего багажа.

После того как я отдал необходимые распоряжения эскадрону и отправил донесение в дивизию, хозяин дома пригласил меня пройтись.

– Знаете, – начал он, – у меня есть один добрый друг, живет километрах в тридцати отсюда. Он женат на немке из Силезии. Я беспокоюсь о них. Не могли ли бы вы выяснить, как у них дела?

В ходе дальнейшей беседы выяснилось, что немка, жена друга хозяина, приходится мне дальней родственницей. Я вдруг осознал, насколько бессмысленна война, а также и то, что выхода из нее теперь нет. Я обещал все выяснить.

Хозяин привел меня на псарню, где показал мне недавно родившихся ирландских сеттеров. Он привез их мать из Англии. Он взял одного и произнес:

– Могу ли я подарить его вам, чтобы он радовал вас в грустные времена?

Я с радостью принял подарок и окрестил щенка «Сынком». Тем вечером все мы сидели у очага в огромном зале, потолок которого уходил вверх под самую крышу. Пианист наигрывал Шопена, а сквозь музыку прорывались иногда звуки спорадических выстрелов где-то вдали. Я проводил время среди дружелюбных людей в приятной атмосфере в стране, завоевать которую мы пришли.

Я узнал, что самый знаменитый в Польше художник-анималист жил в ближайшем городке, и собрался посетить его на следующий день. Я обожал его работы и попросил у него одну из акварелей, которая бы выражала дух Польши. На следующий вечер он принес мне картину. Я был поражен. На картине на фоне типичного польского ландшафта был изображен пастух, который вел на недоуздке маленькую подраненную лошадку. Картина пережила войну и теперь висит на стене моего дома, напоминая мне о временах трудных, но также и об очень и очень приятных.

В тот же вечер начальник патруля доложил о том, что с другом нашего хозяина все в полном порядке. У него явно свалился с души камень.

Тогда же я получил от своего командира приказ о дальнейшем наступлении на Варшаву. Наутро я покинул мирный оазис, увозя с собой картину и ирландского сеттера.

На инструктаже, перед тем как продолжить операцию, мой батальонный командир сказал, что 3 сентября Франция и Британия объявили войну Германии. Пока, однако, против наших опасений, они не предприняли решительных действий. В ежедневном «Армейском вестнике» говорилось только об отмечавшихся артиллерийских перестрелках и об активизации воздушной разведки. Мы успокоились. Похоже, Гитлер верно оценил обе страны. Британцы, насколько нам было известно, пока даже не отправили на континент экспедиционные войска.

А мы продвигались к Варшаве. В восточных районах Польши мы никаких боевых действий не вели. Совершенно очевидно, это свидетельствовало о наличии определенных договоренностей с русскими. Южнее Варшавы два моторизованных разведывательных батальона заняли позиции среди фруктовых деревьев.

9 сентября – через девять дней после начала войны – большая часть Польши, по крайней мере та, которая относилась к сфере немецкого влияния, находилась в наших руках. Только Варшава продолжала сопротивление. Сохранившие боеспособность части польской армии отступили для обороны столицы, где им предстояло выдержать еще две недели под бомбами и артиллерийскими обстрелами. 27 сентября Варшава была взята, последние очаги сопротивления окончательно подавлены. Больше нам воевать не пришлось. Совершенно очевидно, продолжать противодействие Польша более не могла. Все, что нам оставалось, – зачистка занятой территории.

Во время одного из разведывательных мероприятий, на которое я отправился на своем вездеходе вместе с водителем Финком и ординарцем, мы обнаружили молодую польку в военной форме. Она навела на нас пистолет, но мы успели обезоружить ее прежде, чем она смогла выстрелить.

– Вы служите в женском батальоне? Или же вы партизанка? – спросил я ее по-французски.

В глазах ее горела ненависть – чего удивляться после того, что сталось с Польшей в результате войны. Она отвела нас к дому, в котором лежал раненый ее муж, польский офицер. Я посадил их обоих в свою машину и отправил в медсанчасть, где врачи немедленно занялись ее мужем. Она поблагодарила нас:

– Как ужасно. Как все безнадежно. Почему бы всем не оставить нас в покое? Теперь вот еще и русские придут, ваши союзники, которых мы ненавидим. Однако Польша еще не погибла.

Последние слова, как пояснил мне Августин, были из государственного польского гимна.

17 сентября русские начали марш в Восточную Польшу. Немецкая и русская делегации установили демаркационную линию. Одним из переводчиков служил Борис фон Карцов, которого мне еще предстояло много позже встретить в русском плену. И опять Польша подверглась разделу. Грустная история страны вновь повторилась. 5 октября в Варшаве в присутствии Гитлера прошел победный парад. Нашей дивизии не пришлось принимать в нем участие. Среди тех, кто стоял на возвышении рядом с Гитлером, находился и Роммель, в то время командовавший подразделениями личной охраны Гитлера. Однако во время боев он постоянно находил способ отлучиться на фронт, побывать в действующих частях и был просто восхищен тем, как действовали танковые войска генерала Гудериана. Вскоре после этого Роммелю удалось уговорить Гитлера дать ему под начало танковую дивизию.

Польская кампания для нас завершилась. Несколько моих солдат получили Железные кресты 2-го класса, среди них и храбрый командир взвода станковых пулеметов. Вскоре после того его повысили до старшего фельдфебеля.

Особенно гордился я служившим в нашем эскадроне портным. В Бад-Киссингене все, бывало, дразнили его «наш маленький портняжка». И вот в ходе боевых действий этот незаметный человек показал себя. Он чинил обувь, а также выполнял обязанности связного – обеспечивал циркуляцию донесений и приказов от передовых отделений к частям в тылу. Как-то мы залегли под плотным неприятельским огнем, головы не могли поднять, а «наш маленький портняжка» под пулями и осколками побежал с донесением. Мы сделали неожиданное открытие: как оказалось, здоровяки и крепыши, отважные на вид парни, нередко терялись в бою, тогда как те, кого считали слабаками, в трудную минуту демонстрировали стойкость и выдержку.

Потери, понесенные нами за те девять дней боев, были сравнительно небольшими. Один из моих взводных командиров, лейтенант фон Фюрстенберг, получил очень серьезную рану в живот и надолго выбыл из строя. Что же до наших убитых, то мы имели возможность похоронить их как подобает и воздать по возможности все надлежащие военные почести.

Дни отдыха вернули нам силы. У меня нашлось время поблагодарить за службу весь личный состав эскадрона.

– Как здорово, что вы научили нас быстро окапываться, – сказали они мне. – Несомненно, тяготы учебы спасли жизни многим из нас.

Боевой дух находился на подъеме. Тут, прямо перед самой Варшавой, никто не задумывался о том, как все пойдет дальше.

Я получил разрешение побывать в Варшаве, которую увидел впервые за много лет. Окраина и индустриальные районы сильно пострадали от воздушных налетов, однако центр в значительной мере остался нетронутым. Жизнь входила в нормальную колею. Поляки умели приспособиться к трудностям – научились противостоять ударам судьбы. А в кафе при большой гостинице в центре мне подали выпивку так, словно бы ничего не произошло. Было очевидно, что если уж выбирать из двух зол, то в качестве оккупантов мы, немцы, устраивали поляков больше, чем русские. К сожалению, все скоро поменялось.

В конце сентября дивизию перебросили обратно в ее старый лагерь в Германии. Снова мы проследовали через Судетскую область к Бад-Киссингену.

Глава 6 В период между кампаниями 1939–1940 гг

Бад-Киссинген встречал нас ликованием. Горожане высыпали на улицы и забрасывали нас цветами с тротуаров. Перед уже закрытым курзалом стоял наш командир, чтобы возглавить торжественный марш батальона. Многие смеялись, когда мой ирландский сеттер, Сынок, из грузовика облаял оркестр. Гражданское руководство – местные власти – тоже, конечно, прибыло для участия в приеме. Фашистские функционеры вели себя так, точно это не мы, а они вернулись с войны и принесли победу.

В следующие дни всем разрешили отдохнуть. Многие бары и рестораны открылись, и в них угощали пивом бесплатно. Зепп Хубер, владелец «Бара Хубера», извлек из запасников бутылку выдержанного шотландского виски. Вечер получился длинным.