Григорий Богослов - Собрание сочинений святителя Григория Богослова

• Название: Собрание сочинений святителя Григория Богослова
• Автор: Григорий Богослов
• Издательство: Сибирская Благозвонница
• Жанр: Религия
• Год: 2010

«Полное собрание творений святых отцов Церкви и церковных писателей» открывают два тома Творений святителя Григория Богослова. В первый том вошли знаменитые 45 Слов святителя, создавшие ему немеркнущую славу не только знаменитого подвижника Православной Церкви, но и великого богослова, прославленного церковного писателя и блестящего оратора. Эти произведения представляют лучшее, что создал Свт. Григорий на ниве церковного богословия. В них отразилась вся сила таланта святителя. Написанные по различным поводам и в разные периоды жизни Св. Григория, они открывают нашему духовному взору возвышенную красоту богословских умозрений, талант полемиста и защитника церковного учения от еретиков, наблюдательного бытописца, дающего важные исторические сведения о своей эпохе, событиях и лицах своего времени. На особом месте стоит ораторский талант Св. Григория, проявившийся в Словах. Уже вскоре после своей святой кончины святитель Григорий был назван «христианским Демосфеном» в честь знаменитого и непревзойденного античного оратора. Многие из представленных 45 Слов были произнесены Св. Григорием в качестве церковных проповедей и своей удивительной силой воздействовали на сердца и умы слушателей. Исключительную роль сыграли знаменитые 5 Слов о богословии, во многом переломившие судьбу противостояния между арианами и православными в Константинополе в 380 г. и послужившие благодатной почвой для созыва в 381 г. Второго Вселенского Собора. В приложении помещено одно из лучших отечественных исследований жизни и учения Св. Григория — книга свящ. Н. Виноградова «Догматическое учение Св. Григория Богослова», а также указатель цитат из Священного Писания. Настоящее издание положит прекрасное начало домашнему собиранию и изучению лучшего достояния из сокровищницы Священного Предания Церкви.

---

А я веду себя по старине и по–философски, так что по мне одно небо, и оно для всех, а также почитаю общими для всех обращение Солнца и Луны, и порядок и расположение звезд, уравненность и благопотребность дня и ночи, и еще преемство времен года, дожди, плоды, животворную силу воздуха, думаю, что для всех равно текут реки, это общее и независтное богатство, что земля одна и та же, что она наша мать и наш гроб, что из нее мы вышли, и в нее возвратимся, не имея в том никакого преимущества друг перед другом. А что еще важнее, признаю общими разум, Закон, пророков и сами страдания Христовы, через которые воссозданы мы. Не говорю, что один воссоздан, другой же нет, но все мы, участвовавшие в том же Адаме, и змием обольщены, и грехом умерщвлены, и спасены Адамом небесным, и к древу жизни, от которого отпали, возведены древом бесчестия.

А меня вводил в заблуждение Самуилов Армафем (1 Цар. 1:1) — это малое отечество великого, вводил тем, что не обесчестил собой пророка и стал знаменитым не столько сам по себе, сколько через него, не послужил ему препятствием и быть посвященным Богу до рождения, и пророчествовать, провидя задолго перед тем (Ис. 41:26), даже не это одно, но помазывать царей и священников и судить, тех, которые происходили из знатных городов. О Сауле же слышал я (1 Цар. 9), что он, ища ослов отца своего, нашел царство. И сам Давид берется от стад овец и пасет Израиля (1 Цар. 16). А что Амос? Не тогда ли вверяется ему пророческое служение, когда был пастухом и собирал сикиморы (Ам. 7:14)? Как же не упомянул я об Иосифе, который был рабом и раздателем хлеба в Египте и отцом многих тысяч, обетованных Аврааму? Да и Авраам (скажу важнейшее) не переселенец ли был? Моисей не был ли сперва брошен, а потом не сделался ли законодателем и вождем поспешавших в землю обетованную; и сказания его не велики ли и не чудны ли? Приводили меня в заблуждение и Кармил Илиин, предшествовавший огненной колеснице, и милость Елисеева, имевшая более силы, нежели шелковые нити и золото, насильственно обращенное в одежду. Приводили меня в заблуждение и пустыня Иоаннова, вмещавшая в себе большего в рожденных женами, а вместе и его пища, пояс и одежда. Я дерзал на нечто большее, самого Бога находил защитником моего убожества. Меня поставят наряду с Вифлеемом, обесчестят наряду с яслями; что ж удивительного, если ты бесчестящий Бога за ясли, по той же причине презираешь и проповедника? Представлю в пример и рыбаков, и нищих благовествующих, предпочтенных многим богатым. Ужели не перестанешь когда–нибудь гордиться городами, не уважишь когда–нибудь презренную для тебя и бесчестную пустыню? Не говорю о том, что и золото родится в песке, что и драгоценные камни суть произведение и дар камней простых. А если бы им противоположил я то, что и в городах есть бесчестного, то, может быть, не на добро воспользовался бы свободой слова.

Но у нас проповедник чужеземный и пришлый, скажет, может быть, кто–нибудь из людей слишком ограниченных и плотолюбцев. Что же апостолы? Разве не чужеземцы были для многих народов и городов, по которым они разделились, чтобы повсюду пронеслось Евангелие, чтобы все было озарено Троичным Светом, просвещено истиной, так чтобы и для сидящих во тьме и тени смертной рассеялся мрак неведения? Сказано: нам идти к язычникам, а им к обрезанным (Гал. 2:9). Слышишь, это говорит Павел! Пусть Петру Иудея, что ж общего у Павла с язычниками, у Луки с Ахайей, у Андрея с Эпиром, у Иоанна с Ефесом, у Фомы с Индией, у Марка с Италией, — что у всех (не говоря о каждом порознь) общего с теми, к которым они ходили проповедовать? Поэтому или и их укори, или и мне не ставь в вину, или докажи, что ты, стоя за истинное учение, оклеветан напрасно. Но поскольку до сих пор рассуждал я с тобой об этом просто, то полюбомудрствую и возвышеннее.

У всех высоких, о человек! одно отечество — горний Иерусалим, в котором сокрыто житие наше. У всех один род, и если угодно смотреть на дольнее, — это прах, а если на высшее, — это дыхание, к которому мы стали сопричастны, которое заповедано нам хранить и с которым должно предстать на суд и дать отчет в соблюдении горнего нашего благородства и образа. Поэтому всякий благороден, кто соблюл это дыхание добродетелью и стремлением к Первообразу, и всякий не благороден, кто осквернил его пороком и принял на себя чуждый образ — образ змия. Дольние же эти отечества и породы суть только забава нашей временной жизни и лицедейства. Ибо и отечеством именуется то, что каждый предвосхитил или насилием, или собственным бедствием, и где все одинаково странники и пришельцы, сколько бы мы ни играли названиями; и благородным родом называется или издавна богатый, или недавно разбогатевший, напротив, неблагородным — который ведет начало от родителей, или по несчастию, или по любви к справедливости, бедных. Ибо можно ли назвать издревле благородным, что частью начинается ныне, а частью разрушается, и одним не дается, а другим приписывается? Так я об этом рассуждаю. И потому предоставлю тебе высоко думать о гробах и баснях, а сам попытаюсь, насколько могу, освободиться от обольщения, чтобы или возвратить, или сохранить благородство.

В таких–то мыслях и по таким–то причинам пришел к вам я — человек малый, имеющий незнатное отечество, и пришел не по своей воле, не по собственному вызову, как многие ныне рвутся в предстоятели, но призванный, принужденный и покорившийся страху и Духу. И если слово мое лживо, то пусть еще долее сражаюсь здесь напрасно и никого не выведу из заблуждения, а напротив, пусть исполнится желание тех, которые молят бесчадия душе моей! Но после того как пришел я сюда, и может быть не с властью, ничего не значащей (похвалюсь несколько и делами неразумия), подражал ли я кому из ненасытных, ревновал ли о чем временном, хотя и имел перед собой такие примеры, хотя и без примеров не быть худым дело трудное и редкое? Входили ли мы с вами в спор о каких церквах, о каких сокровищах, хотя вы богаты тем и другим сверх нужды, а мы тем и другим скудны? Стояли ли мы с ревностью за какой–нибудь нарушенный царский указ? Угождали ли каким начальникам, чтоб обратить их против вас? Обнаружили ли чью дерзость?

А что сделано против меня? Господи, не вмени им греха этого (Деян. 7:60), и тогда [234] говорил я, кстати вспомнив слова Стефана, и ныне молюсь. Злословят нам, мы благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим (1 Кор. 4:12). А если несправедлив я перед вами в том, что, видя себе насилия, терплю, то простите мне эту несправедливость, и от других терпел я, когда мне делали насилия. Благодарю, что кротость вменена мне в безумие! Ибо гораздо возвышеннее, нежели как надлежало бы рассуждать, подражая вам, рассуждаю я так: что составит это в сравнении с теми плевками и пощечинами, какие претерпел Христос, за Которого и для Которого подвергаемся опасностям? Всего этого не сравню с одним — с терновым венцом, увенчавшим нашего Победителя, у Которого и я учусь венчаться скорбями жизни; не сравню с одной тростью, которой прекращено изветшавшее владычество; не сравню с одной желчью, с одним уксусом, которыми исцелено горькое вкушение; не сравню с одним долготерпением в страдании. Предается ли Он поцелуем — обличает, но не поражает. Задерживается ли внезапно — укоряет, но следует. Если по ревности отсечешь ухо Малху вознегодует и исцелит. Если кто убежит в одном покрывале (Мк. 14:51) — покроет. Если попросишь низвести содомский огонь на ведущих Иисуса — не низведет. Если Он примет разбойника, повешенного за злодеяние, то введет его в рай по благости. У Человеколюбца да будет все человеколюбиво! А то же и в страданиях Христовых! Чем же еще воздадим за эти страдания, ежели и тогда, как Бог за нас умер, — сами не простим подобному нам и малости?

Кроме этого, я размышлял и размышляю еще о том (смотрите, не весьма ли это справедливо?), о чем неоднократно уже с вами любомудрствовал. Они имеют у себя дома, а мы — Живущего в домах: у них есть храмы, а у нас Бог, и мы сами через поклоняемую Троицу можем сделаться живыми храмами живого Бога, одушевленными жертвами, разумными всесожжениями, совершенными приношениями и богами. У них народы, у нас ангелы; у них дерзость — у нас вера; они угрожают — мы молимся; они низлагают — мы терпим; у них золото и серебро — у нас очищенное учение. Ты построил себе дом в два и в три этажа (припомни слова Писания: дом обширный с прорубленными окнами, Иер. 22:14), но он не выше моей веры и тех небес, к которым стремлюсь. Мало у меня стадо? Но не носится по стремнинам! Тесна у меня ограда? Впрочем, неприступна волкам, не впустит внутрь себя разбойника, через нее не перейдут ни тати, ни чужие. Хорошо знаю, что вижу ее некогда и более обширной, что и из тех, которые ныне волки, надобно мне будет многих причислить к овцам, а может быть, и к пастырям. Это благовествует мне Пастырь добрый, для Которого полагаю я душу свою за овец. Не боюсь я малочисленности стада, потому что его удобнее обозревать; я знаю своих, и свои меня знают. Они знают Бога, и знаемы Богом. Овцы мои слушаются моего голоса, который сам я выслушал в Божием слове, которому научился у Св. Отцов, которому учил равно во всякое время, не соображаясь с обстоятельствами, и не престану учить, с которым я родился и отойду. Этих овец называю я по имени (потому что они не безымянны, как и звезды, которые, если имеют свой счет, то имеют и свои имена), и они следуют за мной, потому что воспитываю их на водах тихих (Пс. 22:2), они следуют и за всяким подобным пастырем (видите, с какой приятностью слушали голос его), но не последуют за пастырем чужим и убегут от него, потому что имеют уже навык — отличать знакомый голос от чужого. Они убегут от Валентинова деления Единого на два, веруя, что Творец и Благий не два Существа, также от Глубины и Молчания, и от баснословных эонов, действительно достойных глубины и молчания; убегут от Маркионова Бога из стихий и чисел, от Монтанова злого и женского духа, от вещества и тьмы Манеса; от высокомерия и чистоты Навата, заключающейся в одних словах, от Савеллиева разложения и слияния, или, так сказать, поглощения, в котором Три собираются во Единое, но Единое не определяется в трех ипостасных; от Ариева и Ариевыми последователями вводимого отчуждения естеств, и от нового иудейства, ограничивающего Божество одним нерожденным; от Фотинова дольнего и начавшегося от Марии Христа. Но они будут поклоняться Отцу и Сыну, и Святому Духу — единому Божеству, — Богу Отцу, Богу Сыну, Богу (если не огорчишься) Духу Святому, единому Естеству в трех Личностях: разумных, совершенных, самостоятельных и раздельных по числу, но не по Божеству. Эти выражения да уступит мне всякой угрожающий ныне, а другие пусть присваивает себе, кто хочет. Отец не потерпит, чтоб Его лишили Сына, ни Сын, чтобы Его лишили Святого Духа; но лишаются, ежели Сын, или Дух, есть во времени и тварь, ибо сотворенное не Бог.