Нил Гейман - Все новые сказки

• Название: Все новые сказки
• Автор: Нил Гейман
• Издательство: ACT
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-077659-7

Это не добрые рождественские сказки, которые так хорошо читать детям на ночь.

Это страшные истории о тьме, которая стоит за порогом и ждет, когда ты сделаешь один неверный шаг, о странных и жутких существах, которые бродят за окном и иногда заглядывают по твою душу.

Нил Гейман и Эл Саррантонио собрали лучшие рассказы в жанре хоррор и саспенс, написанные признанными мастерами американской прозы (Чак Паланик, Майкл Муркок, Уолтер Мосли, Майкл Суэнвик…). Перед вами — коллекция умных, тонких, изысканно интеллектуальных, захватывающих и по-настоящему страшных историй: дверь, через которую Бездна всматривается в человека.

---

Была только одна история, которую он должен был рассказать, а он этого не сделал. Он выбрал самоубийство, но так и не набрался мужества, чтобы рассказать ее: это история Рекса и Чика. Даже в том состоянии, в каком он находился в последнее время, он охранял свою тайну. Он уничтожил дневники Чика, чтобы никто никогда ничего не узнал.

А потом уничтожил себя.

Я буду слушать его фантазии, записанные на автоответчик, еще и еще. Потом, осыпав проклятьями этого ублюдка, лгуна, труса и садиста, возьму с полки одну из его книг и отправлюсь в постель, счастливый от того, что у меня еще есть в запасе истории, которые можно рассказать, и гнусные поганые друзья, о которых можно помнить…

Элизабет Хенд Первый полет «Беллерофонта» Перевод Светланы Силаковой [118]

Для смотрителей не было худшего дежурства, чем восемь часов у «Головы». Даже теперь, спустя тридцать лет, Робби иногда снилось, что он уныло бредет через «Зарю воздухоплавания» и «Воздушные шары и дирижабли» в «Космический суп»[119], и в очередной раз остается один в потемках, и пялится в пустые глаза знаменитого ученого, пока тот бормочет одну и ту же лекцию о строении Вселенной.

— Помнишь? Мы были уверены, что ничего страшнее и выдумать нельзя, — и Робби печально глянул в свой пустой бокал. Поманил официанта: — Еще один бурбон с кока-колой.

— А мне «Голова» нравилась, — сказал его старый друг Эмери. Он сидел напротив и прихлебывал пиво. Эмери прокашлялся и стал напыщенно декламировать, умело копируя голос знаменитого ученого: — «Триллионы и триллионы галактик, среди которых наша собственная галактика — всего лишь крошка космической пыли». Наводит на размышления.

— Ага, конечно, на размышления о самоубийстве, — огрызнулся Робби. — Хочешь знать, сколько раз я слышал эту лекцию?

— Триллион?

— Двадцать тысяч раз. — Официант подал Робби бокал. Четвертая порция за сегодня. — Двадцать пять раз в час множим на восьмичасовую смену, множим на пять рабочих дней. Тысяча раз в неделю. Множим на пять месяцев…

— Двадцать тысяч — это еще ничего. Особенно на фоне триллионов залов… оговорился, «галактик». Стоп, ты с нами всего пять месяцев оттрубил? Мне казалось, больше.

— Весной пришел, осенью ушел. Всего одно лето. А ощущение, будто целую вечность проработал, да.

Эмери залпом допил пиво.

— Давным-давно, в одном забытом богом музее… — промурлыкал он, уже не впервые.

Тридцать лет назад Национальный аэрокосмический музей только что открылся. Той весной девятнадцатилетний Робби бросил Мэрилендский университет. Поселился в коммуне в Маунт-Рейньере. Выбор вакансий для него был невелик: он счел, что за три сорок в час лучше быть смотрителем в новехоньком музее, чем фасовать продукты в «Джиант-фуде». Каждое утро он пробивал хронокарту в раздевалке персонала и переодевался в форму. Потом украдкой выскальзывал на улицу, выкуривал косяк, и только после этого брел в цокольный этаж на общее собрание, получать задание на день.

По большей части смотрителями работали взрослые дядьки — постарше Робби. Они отслужили в армии и собирались продолжить карьеру в ФБР или полиции округа Колумбия. Как ни странно, они нормально его воспринимали: конечно, подсмеивались над его патлами и красными глазами, но в основном беззлобно. И только Хедж, старший смотритель, обходился с ним сурово. Этот колосс с бритой головой целыми днями сидел перед мониторами, занимавшими целую стену, и вязал на спицах. Туристов и смотрителей на экранах он разглядывал с каким-то задорным презрением.

— А что это вы вяжете? — как-то спросил Робби. Хедж приподнял руки: детское одеяльце с замысловатым узором. — Ух ты, круто! Где ж вы научились?

— В тюрьме, — и глаза Хеджа сощурились. — Опять удолбался, Кайф? Допрыгался. Иди в седьмой. Сменишь Джонса.

Робби бросило в холод, и тут же в жар — от облегчения: неужели Хедж его не уволит?

— В седьмой? Ага, хорошо-хорошо. На сколько часов?

— Навсегда, — отозвался Хедж.

— Ну, чувак, соберись с духом: тебя на «Голову» назначили! — злорадно захлопал в ладоши Джонс. — Береги задницу: дети будут в тебя всякой хренью швыряться, — посоветовал он и вприпрыжку удалился.

В темном зале два проектора, один напротив другого, серебристыми лучами освещали пластмассовую голову. Робби так и не разобрался, как именно отсняли лекцию знаменитого ученого — один раз с одной точки или не поскупились, снимали с разных ракурсов.

Как бы то ни было, Голова, не приставленная ни к какому телу, смотрелась на удивление эффектно: среди сотен мерцающих звезд, спроецированных на стены и потолок, она казалась не материальным объектом, а бесплотной голограммой, парящей в воздухе. Аж жуть брала, тем более что в течение монотонной речи Голова неестественно, слегка озадаченно моргала: будто знаменитый ученый только что хватился собственного тела и ему стало ужасно неудобно. Однажды Голова отклонилась от текста, уверял Робби: правда, заметил он это, здорово удолбанный.

— И что она сказала? — спросил Эмери. Тогда он работал в зале «Введение в авиацию», при тренажере для пилотов, на котором посетители совершали трехминутные «вылеты».

— Чего-то про персики, — объявил Робби. — Толком не разберешь: у нее язык заплетался.

Каждое утро Робби стоял у входа в «Космический суп» и смотрел, как толпы туристов входят в главные двери и оказываются в «Зале полета». Над их головами парили подвешенные к потолку легендарные самолеты. «Флаер» братьев Райт 1903 года, в кабине — манекен, изображающий Орвилла Райта; би-планер Лилиенталя, и «Белл Х-1», на котором Чак Йегер впервые преодолел звуковой барьер[120]. Из огромной шахты в центре зала торчала межконтинентальная баллистическая ракета «Минитмен III»[121]. На ее корпусе до сих пор виднелись пятна цвета ржавчины — несколькими месяцами раньше один активист выплеснул на ракету ведерко свиной крови. Прямо над входом в галерею Робби покачивался «Дух Сент-Луиса». Смотрители планетария, который располагался на верхнем этаже, развлекались, обстреливая его крылья из рогатки.

Робби поморщился — ох уж эти воспоминания. Осушил бокал. Вздохнул:

— Много воды утекло.

— Tempus fugit[122], чувак. Кстати… — Эмери достал из кармана смартфон. — Почитай-ка. От Леонарда.

Робби потер осоловелые глаза, глянул на экран.

От: [email protected]

Тема: Страшная болезнь

Дата: 6 апреля, 19:58:22

Кому: [email protected]

Привет, Эмери.

Я только что узнал, что наша Мэгги Бливин очень тяжело больна. Перед Рождеством я ей писал, но ответа так и не получил. Фуад Эль-Хадж говорит, что прошлой осенью у нее выявили рак груди в поздней стадии. Перспективы так себе. Она живет в Фейеттевилле, насколько я понял, в хосписе. Хочу ее навестить, но не знаю, как она это воспримет. У меня есть одна вещь, которую я хочу ей подарить, но сначала я должен потолковать с вами.

Л.

— Ох-х-х, — вздохнул Робби. — Господи боже, страшное дело.

— Да. Прости за дурные вести. Но я решил, что ты захочешь об этом узнать.

Робби рассеянно ущипнул себя за нос. Четыре года назад от рака груди умерла его жена Анна, и горе подкосило его, точно яд, как будто в его вены накачали те же химикаты, которые не смогли спасти ее. Анна работала медсестрой в онкологической клинике, и этот факт поначалу позволял им отпускать несмешные черные шутки, но в итоге отбил все робкие надежды: они не могли верить в альтернативную медицину или тешиться иллюзией, что врачи ошиблись с диагнозом.

Оказалось, что Робби некогда оплакивать Анну: их сыну Заку было тогда всего двенадцать лет. От собственной скорби и подростковых выходок Зака Робби так пал духом, что первую стопку бурбона с кока-колой стал выпивать еще утром, когда выпроваживал сына в школу. А через два года Робби выгнали с работы, из Окружного управления по делам парков.

Теперь Робби работал в транспортном цехе «Смоллз» — магазина уцененных товаров в унылом торговом центре, смахивающем на небольшой заброшенный аэропорт. Как ни странно, обстановка успокаивала Робби нервы — по ассоциации с музеем. Точно такие же безликие внутренние дворы и блеклое ковровое покрытие, такое же равномерное освещение — солнечный свет, процеженный через тонированные стекла, те же туповатые на вид люди бредут от «Все за доллар» в «Мир очков» — так же, как из «Введения в авиацию» они перемещались в «Космический суп».

— Бедная Мэгги, — сказал Робби, возвращая смартфон. — Я о ней много лет не вспоминал.

— Я встречусь с Леонардом.

— Когда? Может, и я с тобой…

— Прямо от тебя и поеду, — Эмери положил под свою бутылку двадцать долларов, встал. — И ты со мной.

— Чего-о?

— Тебе за руль нельзя — ты лыка не вяжешь. Еще раз застукают — останешься без прав.