Игорь Матвеев - Прощай Багдад

• Название: Прощай Багдад
• Автор: Игорь Матвеев
• Издательство: Книжный Дом
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2008

Любовь пришла к Елене и Ахмеду, когда он стажировался на ее родине. Казалось, что их страстной любви и счастливой жизни ничто не сможет помешать и на далекой родине Ахмеда — в Ираке. Но война безжалостна. Какие испытания уготовила жизнь героям романа?..

---

…На следующий день она пила кофе в маленькой подсобке рядом с кладовыми, где хранились белье и разный больничный инвентарь, когда в комнату вошла сестра Худы Интисар, с которой Лена подружилась почти с самого начала. Несмотря на то, что они с Интисар были почти ровесницы, та сразу стала называть ее «мадам Лена».

— Как страшно, мадам Лена! Привезли раненых из-под Абадана, — сообщила она. — Сколько уж я перевидела самых ужасных ран, а все никак не привыкну. Аллах милосердный, от одного осталась только половина туловища, нижнюю часть всю размололо снарядом. Доктор Бахтияр сразу велел везти его в операционную, как самого тяжелого. Наверное, грех так говорить, но уж лучше бы он умер сразу — все равно не выживет.

— У него ведь тоже есть жена, дети, Интисар, — укоризненно заметила Лена. Потом почему-то добавила: — И… и мой Ахмед воевал где-то там.

Девушка виновато улыбнулась.

— Да, я сказала глупость, мадам Лена. Простите…

— Ничего, — Лена допила кофе и отодвинула чашку. — А списки… ты видела списки этих солдат, Интисар?

— Нет, мадам Лена, но я могу посмотреть.

— Ладно, потом.

— Нет, сейчас, — Интисар, желая побыстрее загладить свою оплошность, выскочила из комнаты.

Она вернулась через несколько минут.

— Нет, мадам Лена. Фамилии Аззави там нет.

Лена вспомнила свой ночной кошмар.

— А… а ты случайно не запомнила фамилию того раненого, ну, который — самый тяжелый?..

— Не запомнила, — виновато проговорила девушка и повторила: — Но фамилии Аззави среди раненых точно не было!

28 февраля 1981 года. Багдад

— Мадам Лена, вы не могли бы сделать мне чашечку кофе? — попросил доктор Бахтияр, встретивший ее в коридоре. — У меня сегодня были две трудные операции, — словно оправдываясь, добавил он. — И еще одна предстоит.

— Разумеется, доктор Бахтияр.

— Тогда отнесите в мой кабинет. Я сейчас приду, буквально через пару минут.

Ей нравился этот молчаливый, чересчур серьезный врач-хирург средних лет, которого прислали в Медицинский центр совсем недавно. Говорили, что он учился в Америке, долго практиковал там, что не только в Ираке, но, пожалуй, и на всем Ближнем Востоке ему нет равных.

На электроплитке она нагрела воды, бросила полторы ложечки растворимого кофе, добавила молока и сахара. Поставив чашку на поднос, она поднялась на третий этаж главного корпуса и плечом толкнула дверь кабинета Бахтияра.

Хирург уже сидел за столом и просматривал какие-то рентгеновские снимки.

— Благодарю вас, мадам Лена.

Женщина повернулась, чтобы уйти, но почему-то задержалась на пороге. Бахтияр, уже поднесший чашку к губам, вопросительно посмотрел на Лену.

— Вы что-то хотели спросить, мадам Лена?

— Доктор Бахтияр, — неожиданно вырвалось у нее. — Вы… не помните фамилию того солдата, которого оперировали вчера?

Он помедлил с ответом.

— Ммм… если не ошибаюсь, мадам Лена, вчера я провел шесть операций. Двое раненых, к сожалению, скончались. Один — прямо на операционном столе.

— Я имела в виду того… — она запнулась. — Того, у которого оторвана… э… повреждена, — она пыталась подобрать более мягкое определение, — нижняя часть тела?

— А, этот. Наверное, самый сложный случай в моей практике, — он кивнул и сделал глоток. — Я сделал все, что мог, и он пока жив. А остальное — в руках Аллаха. Но я не запоминаю фамилий своих пациентов. Зачем? Тем более сейчас, когда их такое количество. Почему вас заинтересовал именно он? У нас вся партия позавчерашних раненых прибыла с одного участка фронта — из-под Абадана.

Лена не знала, что ответить.

Хирург внимательно посмотрел на нее.

— У вас кто-то на фронте?

Она молча кивнула, собираясь уйти.

— Подождите. Доктор Сауд должен знать.

Он поставил чашку на стол, взял трубку внутреннего телефона и набрал номер.

— Амаль, будьте любезны, посмотрите по своим бумагам, как фамилия того солдата, которого мы с вами оперировали вчера, я имею в виду самого трудного — с раздробленным тазом? Да, подожду.

Лена ждала, не в силах совладать с охватывающим ее волнением.

— Как? Еще раз, пожалуйста. Ага, Хасим Башир. Спасибо.

Доктор положил трубку.

— Ну вот. Хасим Башир.

Она с трудом сдержала вздох облегчения.

— Благодарю вас, доктор Бахтияр.

3 марта 1981 года. Багдад

Что ж, с сомнениями относительно личности тяжелораненого солдата, которые грозили перерасти в навязчивую идею, было покончено. Трудные и однообразные госпитальные будни почти стерли из памяти Лены все мысли о нем. Только однажды, недели полторы спустя, она мимоходом поинтересовалась у Интисар:

— Как там тот тяжелораненый, без ног?

— Он в коме, мадам Лена. После операции он так и не пришел в сознание, — последовал ответ.

Самые серьезные лежали в двух больших палатах на первом этаже старого крыла госпиталя рядом с помещением интенсивной терапии. Словосочетание «самые серьезные» было эвфемизмом определения «безнадежные»: почти каждый день трупы солдат, умерших от тяжелых ран, отправлялись оттуда в морг. Лена отдежурила там лишь пару раз, потому что неожиданно столкнулась с проблемой, о которой и не подозревала раньше: нередко ей просто не удавалось разобрать на чужом языке просьбы или жалобы раненых, высказываемые слабым и нечетким голосом или даже шепотом. А она-то считала, что трудностей с устным арабским у нее уже нет!

Когда она честно призналась в этом старшей медсестре, мадам Борсайд, та сказала: «Что ж, мадам Лена, я понимаю» и больше не назначала ее на дежурство в эти палаты. Зато там довольно часто дежурила Интисар.

В тот день Интисар пришла на работу с красными глазами.

— Что случилось? — спросила Лена.

— У нас умер отец, — ответила девушка. — Полчаса назад звонили из больницы. Худа еще не знает.

— И что с ним было?

— Рак, — вытирая глаза платком, проговорила Интисар. — Он тяжело болел последние два года. Мы видели… — она не договорила.

Лена обняла девушку. По рассказам Интисар она знала, как они с Худой, еще в детстве оставшись без матери, любили своего отца.

— Ступай домой, Интисар, — мягко проговорила она. — Вам же надо… ну, в общем, иди. Я за тебя отдежурю.

— Но я…

— Знаю. Ты дежуришь сегодня у тяжелых. Ничего, я справлюсь. Иди, я сама скажу мадам Борсайд.

3 марта 1981 года. Багдад

Нет, все-таки зря она напросилась в ту палату, не предполагая, что здесь ее недавний ночной кошмар повторится наяву.

Она немедленно выделила из двух десятков солдат его.

…На койке лежал обрубок человека — она не смогла найти иного определения. Голова его была полностью забинтована, оставалась лишь неширокая щель для глаз. Они были закрыты.

Этот кусок туловища был покрыт простыней. До пояса. Дальше не было ничего. И она немедленно вспомнила свой страшный сон. Но эта половина человека жила: над койкой возвышалась стойка с капельницей, из бутылочки, укрепленной на ней, в исколотую вену левой руки, бледной и худой, капала какая-то бесцветная жидкость. Правая рука бессильно свисала вниз. Лена, склонившись над раненым, хотела поправить ее — и отшатнулась, словно пораженная ударом тока.

На указательном, чуть согнутом пальце правой руки солдата она разглядела маленький треугольный шрам.

Поднос с тампонами выпал из ее рук и, задев за край койки, с шумом упал на пол.

Последним, что она увидела, был удивленный и встревоженный взгляд доктора Бахтияра, совершавшего утренний обход.

…Ахмед рассказал ей эту смешную историю из своего детства еще в Минске. Как-то мать купила банку импортного бананового джема. В семье Аззави детей любили, даже баловали и ни в чем не ограничивали, а потому они, едва мать отправилась куда-то по своим делам, схватили банку и тут же «оприходовали» покупку, поочередно черпая вкуснятину ложками. Когда очередь дошла до младшего, Ахмеда, немного джема оставалось лишь на дне банки. Он сунул руку с ложкой в узкую горловину и…

И тут оказалось, что вытащить руку назад невозможно. Поначалу это показалось детям забавным, и они начали смеяться над незадачливым братом. Но время шло, мать не возвращалась, а рука так и оставалась внутри банки. Ахмед заплакал. Тогда старший брат, Тарик, как самый умный, предложил просто разбить банку молотком. Он заверил испугавшегося Ахмеда, что больно не будет: удар ведь придется не по руке, а по стеклу. Он взял из кладовки молоток, Ахмед зажмурился. То ли стекло было очень толстое, то ли Тарик не рассчитал силу, но после первого удара банка не разбилась. Тарик решил ударить посильнее — и Ахмед закричал от боли. Мало того, что молоток задел руку, так еще несколько кусков стекла впились в его пальцы. Один из осколков и оставил на пальце треугольный шрам.