Владислав Бахревский - Савва Мамонтов

• Название: Савва Мамонтов
• Автор: Владислав Бахревский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000
• ISBN: 5-235-02403-6

Книга известного писателя и публициста В. А. Бахревского представляет биографию одного из ярких деятелей отечественной истории. Савва Мамонтов — потомственный купец, предприниматель, меценат, деятель культуры. Строитель железных дорог в России, он стал создателем знаменитого абрамцевского кружка-товарищества, сыгравшего огромную роль в судьбе художников — Репина. Поленова. Серова, Врубеля, братьев Васнецовых, Коровина, Нестерова.

Мамонтов создал Частную оперу, которая открыла талант Шаляпина, дала широкую дорогу русской опере — произведениям Чайковского, Римского-Корсакова, Бородина, Мусоргского, Даргомыжского, Верстовского, заложила основы русской вокальной школы и национального оперного театра.

---

Скоро он доказал, что не любовь к женщине ввергла его в жестокие убытки, но любовь к мечте. Ему горько было отказаться от театра, созданного ради русской оперы, русской музыки, русских голосов.

Как никто другой, он видел, что его артистам еще не хватает мастерства, профессионализма, но это дается практикой и учебой. Главное уже есть. Провозглашены новые принципы, которые лягут в основу русской оперной школы — петь играя; перевоплощаться в образ, диктуемый сюжетом и музыкой, создавать не только певческий ансамбль, но и общий ансамбль постановки, где все будет в единстве и гармонии — музыкальный рисунок, вокальная выразительность, сценография.

И первые постановки показали, что Мамонтов на верном пути. Уже была «Снегурочка», были «Русалка», «Аида», «Кармен». Пусть только для нескольких истинных любителей — был «Каменный гость». Такой «Каменный гость», что для всего мирового искусства — новость. Увы, время торжества еще не поспело. Беда в том, что публика была не готова воспринимать ни новаторского взгляда на оперу, ни новую русскую музыку, которую принесли на оперную сцену Мусоргский, Римский-Корсаков, Даргомыжский. Оказалось. что публику тоже надо готовить, воспитывать, учить и переучивать, как и самих певцов. На это требовалось время. А пока, пока… В спектаклях Частной оперы господствовали теперь гастролеры. Приехал тенор Антонио Сильва. Для него Мамонтов поставил «Нерона» Рубинштейна. Партия Кризы была отдана Марии Дюран, но Сильва пожелал, чтобы с ним пела Салина. Савва Иванович ликовал: не так-то уж и плохи его русские певцы.

На «Дон Жуана» Моцарта билеты стоили втридорога, но публика раскошеливалась. Партию Донны Анны исполняла обладательница необъятного драматического сопрано немка Мария Вильт. Партию Оттавио пел Лаццарони, пухленький, с круглым животиком, но с замечательным голосом. Дон Жуана исполнял Арто Падилла. Ему было под шестьдесят, но он вел свою партию столь выразительно и проникновенно, что пение казалось чудом, хотя слушатели понимали — это только остатки великого голоса. Салиной в «Дон Жуане» была отдана роль Эльвиры, итальянцам нравилась ее искренность на сцене, ее свежий голос. Каждая из постановок зимы-весны 1887 года по-своему хороша, и каждая слеплена наскоро. Задача — не спектакль создать, а чтоб знаменитость просияла. Ставили оперы Доницетти «Фаворитка» и «Дон Паскуале», «Фенеллу» Обера, «Джоконду» Понкиелли, «Эрнани» и «Бал-маскарад» Верди. В операх Верди пел баритон Броджи. Закатывал такие фермато, что женщины толпами ждали певца у выхода из театра и осыпали цветами.

Кстати сказать, в бенефис Константина Коровина была поставлена опера Пуччини «Виллисы» — первая опера композитора. Этой постановкой Пуччини пришел в Россию.

Сезон закончился. Итальянцы отбыли на родину. Русская труппа вместе с Мамонтовым и Коровиным переехала в Харьков.

Надежда Васильевна Салина поминала эти первые в жизни гастроли добрым словом. «Везли исключительно итальянские оперы и одну русскую „Снегурочку“, как новинку, нигде еще не шедшую… Мы пели в театре Коммерческого собрания. К нему примыкал старинный барский парк с длинными заросшими аллеями, с буйным кустарником, с овражками, через которые кое-где были перекинуты обветшавшие мостики… Коровин всегда носил с собой ящик с красками, и как только перед нами появлялось живописное место, мы сейчас же делали привал, и Коровин набрасывал эскиз, для которого позировали все, кто желал… И Коровин и мы были беззаботны и совсем не думали о том, чтобы сохранять наброски, написанные шутя, мимоходом».

Последним спектаклем Частной оперы Кроткова стала «Снегурочка», поставленная в Харькове 16 сентября 1887 года. Спектакль этот был бенефисом Салиной. 17-го актеры разъехались кто куда.

Татьяна Любатович, благодаря протекции Мамонтова, получила приглашение в итальянскую Королевскую оперу, которая гастролировала в Лондоне, в театре «Ковент-Гарден». Савве Ивановичу надо было доказать, что его пассия — актриса европейского уровня и поет заглавные партии не по прихоти доброго дяди.

Тенор Н. П. Миллер получил приглашение в Большой театр. Позже он с успехом гастролировал в Барселоне, пел в миланском Ла Скала.

В Большой театр отправились также бас-профундо С. Г. Власов, контральто В. Н. Гнучева, сопрано Н. В. Салина.

Тенор Г. О. Ершов понадобился Петербургской императорской опере, получил должность режиссера. Баритон Г. Ф. Гордеев уехал в Одессу, где пел, а позже стал серьезным и очень интересным режиссером.

Все эти приглашения, успех на сценах России и за рубежом — признание и похвала школе Мамонтова. Посредственностей у него в театре не водилось, были очень молодые люди, новички сцены, которые за два с половиной года стали профессионалами и — художниками. Салина в своих воспоминаниях пишет, как боролась она с рутиной Большого театра, как изнемогала от интриг и чиновничьего равнодушия. И чего-то все-таки добилась. Знаменитый баритон П. А. Хохлов настоял, чтобы ей была отдана партия Татьяны в «Евгении Онегине». Сам Чайковский вручил Надежде Васильевне роль Лизы в «Пиковой даме».

Театр Кроткова кончился, и Елизавета Григорьевна вздохнула с облегчением. Она снова обретала своего неуемного Савву. Так ей казалось. Но Савва Иванович без театра остался, как без души. Заботы железной дороги целиком его не забирали, а энергии с годами не убыло… Радость и надежда на выздоровление мужа от его увлечений скоро померкли в Елизавете Григорьевне.

Савва Иванович оставался верен своей непозволительной любви и, вполне возможно, чтобы не потерять Татьяну Спиридоновну, начал держать театральную антрепризу. На Великий пост 1888 года он набрал труппу из итальянцев, которая пела в том же театре Корша. В этой труппе были не просто хорошие актеры, а высший класс. Тенора: Анджело Мазини, Лечо, де Фалько, Дерюжинский, Яльберт, баритоны: Маэстрини, Полли, басы: Ротоль, Ванден, сопрано: ван Зандт, Торриджи, Кетли-Ролли, меццо-сопрано: Сюннербер, Марченко и, конечно, Любатович. Репертуар, как всегда, соблазнительный и широкий: «Миньона», «Травиата», «Кармен», «Севильский цирюльник», «Динора», «Трубадур», «Лакме», «Фра-Дьяволо», «Фауст». Оркестром дирижировал Труффи.

О драматургической целостности спектаклей говорить не приходилось. Из нового Мамонтову удалось поставить только оперу Флотова «Марта», но все делалось в такой спешке, что не о глубине образов пришлось думать, а о том, как довести спектакль до финала. Текст певцы знали плохо, хор сбивался, пропускал свои номера.

Итальянцы пели по-итальянски, хор — по-русски, немец Яльберт — по-немецки. В «Травиате» Яльберт явился перед публикой в пенсне, и Савве Ивановичу оставалось только рукой махнуть. Одно было не в пример русской Частной опере — считали не убытки, а барыши.

13

В конце 1888 года Савва Иванович поехал в Италию и взял с собой Коровина. Есть художник, есть путешественник, владеющий пером. Значит, надо создать книгу «Путевые заметки». И такая книга была создана. Вернее, не книга, а рукопись с рисунками на полях. «Пока не сел в вагон и покуда не тронулся, все еще не верилось, что можно уехать за границу, хотя на короткое время, — так начинает Савва Иванович свою „одиссею“. — Пошли разные Вязьмы, Смоленски, Мински и неизбежный тоскливый пейзаж. Тощая земля, тощий белорус на своей тощей клячонке. Только березка родимая да елочка неприхотливо живут себе, не мудрствуя лукаво, довольные и солнышком холодным и серым небом и тощей землицей. Но нет, что я говорю? Где же найдешь столько задушевной прелести, простоты и шири, как в русском пейзаже?»

Обычный школьный зачин, в котором проглядывает стилистика Гоголя. Но глаз у Саввы Ивановича цепкий.

«Курьерский поезд идет не спеша, развозя по маленьким станциям юрких еврейчиков в лапсердаках и бархатных картузах. На этот раз, впрочем, была суббота и еще пристал какой-то большой праздник, так что еврейчики кое-где только показывались на станциях, без обычной суетливости, торжественно… прогуливались по платформе».

И вот Варшава. Прежде через Варшаву ехали в экипаже, теперь же надо пересесть из вагона в вагон.

«Меня почему-то очень занимала мысль, — признается Савва Иванович, — увижу ли я на станции моего старого знакомого еврея — менялу Манассха. Почтенный старец не заставил себя дожидаться… Я увидел симпатичную голову седовласого сына Израиля. Откуда берется такая изумительная выдержка? В течение по крайней мере 20 лет Манассх приезжает в каждую ночь из своей деревеньки, для того, чтобы услужить приезжающей публике разменом денег и при этом, конечно, наживет несколько рублей. Никто никогда не жаловался, что Манассх обманул или невыгодно разменял, и 70-летний старец этим гордится. Костенька приготовился было зарисовать его, но Манассх очень ловко увернулся и избегнул этой чести…»