Александр Волков - Пришелец

• Название: Пришелец
• Автор: Александр Волков
• Издательство: Азбука, Терра
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1996
• ISBN: 5-7684-0154-7

Он родился во тьме, но знал, что над миром скоро взойдет новое солнце, под которым померкнут костры языческих капищ. Исполненный этим знанием, он ощущал себя не вполне человеком, и стал он в своем племени словно ПРИШЕЛЕЦ в земле чужой…

Роман А. Волкова «Пришелец» — это еще одна притча о вечной борьбе Добра и Зла, о внешних силах, управляющих людьми и движущих историю, о повторении всего, о новом пришествии Христа, которого опять не узнали и которого опять приносят в жертву.

---

А когда Гуса снял вора с мачты и двое гардаров спустили его в трюм, Норман, как обычно, вывел Сафи на вечернюю прогулку. Та при виде пустой мачты подняла на своего господина вопросительный взгляд больших черных глаз, но получила в ответ лишь неопределенную насмешливую улыбку.

Наутро, когда Эрних спустился в трюм с глиняным кувшином настоя и маленьким ковшиком на длинной ручке, он увидел, что вор уже пришел в себя. Но если накануне его лицо украшала пусть не вполне счастливая, но все же блаженная улыбка, то теперь его черты были искажены выражением бессильной и безнадежной злобы. Он, правда, отхлебнул из протянутого ковшика, но тут же выплюнул длинную струю в спину сидящего перед ним Свегга. Великан воин даже не обернулся — он просто откинулся назад и так стукнул гардара затылком в нос, что тот залился кровью и без чувств упал на гладкую круглую рукоятку весла.

— Потише, Свегг, — сказал Дильс, — помни: если у твоего врага появился недоброжелатель, то, убив его, ты окажешь своему врагу услугу! Так что лучше подружиться с этим несчастным, он может нам пригодиться!

— Тогда скажи ему, чтобы не плевал мне в спину, — проворчал Свегг.

— Это не со зла, — сказал Дильс, — просто он ночь и день провисел привязанный к мачте и немного повредился в уме!

— Ну и дружи сам с этим помешанным, — буркнул Свегг и замолк, с силой потянув на себя весло.

Эрних не стал вмешиваться в их ругань; даже гардары, проходившие между рядами, уже настолько привыкли к их постоянной перебранке, что не сунулись и не стали тыкать им в зубы пистолетные стволы. И вообще Эрних стал замечать, что с некоторых пор морские разбойники как бы упали духом, ослабели. Они уже не так дико орали по ночам и не каждый вечер уводили женщин в общую каюту. А как-то утром он обнаружил одного из них в петле, прикрепленной к невысокому кормовому борту. Ему вначале показалось, что человек стоит на коленях, упираясь кистями рук в доски палубы, но, потрогав его за плечо, он почувствовал под потной и влажной от ночной росы рубашкой гардара холодную окостеневшую плоть. Эрних испуганно огляделся и, увидев неподалеку неподвижный силуэт падре, тихо подозвал его.

Тот приблизился, склонился над мертвецом, потрогал его лоб пухлой бледной ладонью и вдруг яростным приглушенным голосом забормотал проклятья.

— Чертова падаль! — скрипел зубами падре. — Будь проклят тот день, когда я связался со всей этой портовой сволочью! Мерзавцы! Воры! Висельники!..

— Но, падре, — прервал его Эрних, — вы же сами говорили, что милосердие вашего Господа не имеет предела и что нет на свете такого греха, который нельзя было бы искупить постом, покаянием и молитвой!

— Какой пост? Какое покаяние? — Падре коленом пнул в бок окоченевший труп. — Неужели ты не видишь, что этот мерзавец сам лишил себя жизни?

— Но почему он это сделал?

— Почем я знаю? — огрызнулся падре. — Проигрался!.. В карты, в кости — все равно… Теперь уже все равно!

— Но вы же говорили, что душа бессмертна, так неужели вам безразлично, где блуждает она в эти мгновения? — продолжал Эрних, в то время как падре доставал нож из-за пояса мертвеца и перерезал веревку на его шее.

— Кончай болтать! — оборвал его падре. — Позови лучше Нормана! И тихо: остальным вовсе незачем знать о том, что один из них сам накинул на себя удавку, которая так долго по нем плакала!

Норман вышел из своей каюты почти сразу после стука в дверь. Всклокоченный, в мягких меховых тапочках на босу ногу, он пошел следом за Эрнихом, поеживаясь от утренней прохлады и запахиваясь в просторный халат из тонкой роскошной ткани. При виде покойника он брезгливо поморщился, сунул руку в карман халата и достал трубку.

— Н-да, — пробормотал он, заправляя в чубук щепоть золотистого табака, — начинается! Завтра кто-нибудь сойдет с ума и бросится с мачты, послезавтра они устроят поножовщину, потом схватятся за пистолеты — и с кем я тогда приду в Сатуальпу? Ответьте мне, падре! Что же вы молчите? Может, вы еще хотите отслужить панихиду, обвязав шею покойника платком, дабы никто не увидел следов удавки?

— А ты что предлагаешь? — нахмурился падре. — Подвесить его на рее в назидание остальным? Или выстроить всю команду вдоль борта и публично скормить его акулам?

— Я? — Норман замолчал, раскуривая трубку от тлеющего трута. — Я предлагаю тихо спустить его за борт и подумать о том, как отвлечь команду от ненужных мыслей, ведущих свое происхождение от тухлой воды и пустого желудка.

С этими словами он наклонился над мертвецом и сорвал с его шеи крест на тонкой золотой цепочке.

— Вы согласны со мной, святой отец? — спросил он, опуская крест в карман халата.

— Только перед тем, как делать это, не забудь вынуть из его уха серьгу с рубином и тремя бриллиантами, — буркнул падре, — а то как бы акула не обломала зубы об эти камешки!

— О, разумеется! — негромко рассмеялся Норман. — Ведь я внес в судебную палату магистрата залог за этого висельника, и кто же теперь возместит мне убытки, как не он сам?

Стиснув зубами трубку, он склонился над мертвецом и стал один за другим стаскивать тяжелые массивные перстни с его темных скрюченных пальцев.

— А ты что уставился? — вдруг рявкнул он, подняв глаза на Эрниха. — Иди, здесь я управлюсь без помощников! И не вздумай болтать! — негромко добавил он в спину уходящему Эрниху.

Эрних рассеянно кивнул головой, но днем, оказавшись в трюме, пересказал то, что видел, дважды: сперва — на кеттском — Дильсу, а затем прикованному рядом с ним гардару на его запутанном щелкающем наречии. Люс — так звали гардара — молча выслушал всю историю, переспросил, как выглядели перстни на пальцах покойника, и, узнав, что на печатке одного из них была мелкими гранатами выложена роза и на другом — человеческий череп с тонко ограненными черными бриллиантами в глазницах, сказал, что самоубийцу звали Джума.

— Так ты, выходит, сам видел, как капитан стаскивал с его пальцев все эти побрякушки? — спросил он еще раз после того, как Эрних закончил рассказ.

— Да, — сказал он, — к тому же Норман, прежде чем опустить перстень в карман, подсвечивал его тлеющим концом трута, так что я вполне отчетливо мог разглядеть все до мелочей…

— Да-да, — перебил Люс, прислушиваясь к шагам над головой и поглядывая на распахнутый люк трюма, — но я как-то не очень верю в то, что наш Джума сам полез в петлю! Он играл как сам дьявол! У него была золотая вставная челюсть и жемчужный глаз с огромным зрачком из полированного черного бриллианта! Когда он начинал проигрывать, нарвавшись на такого же шулера, как он сам, то в ярости выдирал глаз, челюсть, швырял все это на стол, а пока тот разглядывал все эти диковинки, Джума менял колоду или кости, которые заранее готовил ему я, получая свою долю от выигрыша! Сколько раз мы с ним проделывали эти штуки в портовых кабаках, и не было случая, чтобы хоть кто-то поймал нас на этом фокусе! И только в последний раз я был пьян и подсунул ему колоду не с той «рубашкой»! И за это Джума обобрал меня до последнего дирхема. Собаке, конечно, собачья смерть, но я бы очень хотел знать, крепко ли спал в ту ночь черный телохранитель нашего капитана?

Тут над их головами ритмично заскрипели доски, и на верхних ступенях лесенки, ведущей в трюм, показались сапоги с широкими сморщенными раструбами. Люс замолк и, хлебнув темного настоя из протянутого Эрнихом ковшика, с силой навалился на весло.

А через пару дней на бледном пальце Нормана засветился жемчужный человеческий глаз, оправленный в золото. Он носил его совершенно открыто, не стесняясь тем, что черный бриллиантовый зрачок проступает сквозь дымчатое кружево манжет, осыпавших его ладони до кончиков ногтей. Но половине команды было уже все равно. Люди настолько ослабели от голода, что, соскальзывая по вантам на палубу, уже не уходили в свой отсек, а просто ложились на доски вдоль конских загонов и подолгу лежали так, жадно втягивая ноздрями запах конского пота и ногтями выскребая из щелей просыпавшееся зерно.

— Ничего-ничего, потерпите еще немного, — утешал их Норман, прохаживаясь вдоль загонов с трубкой в зубах и пощелкивая по доскам длинным гибким хлыстом.

Те же, у кого хватало сил спуститься в общую каюту, по большей части сидели молча и лишь изредка принимались вяло тузить друг, деля пойманную в крысоловку или проткнутую шпагой крысу.

Гребцам было легче: ветер изо дня в день напористо наполнял паруса, и прикованные в трюме не столько помогали ему, сколько дремали, сидя на влажных от мочи и ночной росы скамьях. Теперь их кормили раз в день, разливая по протянутым плошкам водянистую, воняющую гнилым луком похлебку с горькими чешуйками сала, плававшими поверху, и потому Эрних стал незаметно для Нормана добавлять в свой настой мелко накрошенный корень зелии, глушивший муки голода и навевавший измученным людям яркие отчетливые сны.