Наталья Фатеева - Поэт и проза: книга о Пастернаке

• Название: Поэт и проза: книга о Пастернаке
• Автор: Наталья Фатеева
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2003
• ISBN: 5-86793-224-9

Исследование посвящено творчеству Б. Л. Пастернака. Акцент в книге делается на феномене сосуществования двух форм языкового выражения — стиха и прозы — в рамках единой творческой системы, которая у Пастернака отличается именно чередованием двух форм словесности, что позволяет описать явление литературного «билингвизма» в эволюционном аспекте. В результате параллельного анализа стихотворных и прозаических текстов определяются инварианты индивидуальной системы Пастернака и дается по возможности полное описание его художественной картины мира.

В заключительной части книги художественная система автора «Доктора Живаго» сопоставляется с некоторыми другими системами (Пушкин, Лермонтов, Набоков).

Книга предназначена для филологов — литературоведов и лингвистов, а также для всех тех, кто интересуется вопросами художественной коммуникации.

---

Заглавие «На ранних поездах» (1936–1944), соединяющее в себе идею времени и пространства, окончательно возвращает поэта на новом круге к его «Начальной поре» (с ее «Вокзалом») и манере «Поверх барьеров». В этой книге в стихотворении «Ожившая фреска», первоначальное заглавие которого было «Воскресенье», поэт находит образ своего alter ego, героя будущего романа Живаго — св. Георгия. Так рождается пастернаковское «скрещение» Спасителя и Победоносца. «Ожившая фреска» — это и герб Москвы, города, где развертываются основные события «ДЖ». Кончается же книга стихотворением «Весна», где лирическое «Я» Пастернака как раз оказывается в Москве, «дома, у первоисточника». При этом Москва в мире поэта противопоставлена Петербургу как «исходно-природное» начало некоему демоническому, пришедшему «со дна „Медного всадника“». Именно «природный всадник» св. Георгий, возвещающий весну и возрождение, одержит в «ДЖ» победу над «медным», «рукотворным».

Сам цикл «Стихотворений Юрия Живаго» (1946–1953) впрямую связан как с символическими именем и фамилией главного героя романа, так и с определенным временем и пространством в мире Пастернака. Все временные и пространственные точки определены внутренними заглавиями цикла. Так, «временные заглавия» выстраивают следующую парадоксальную с точки зрения обычного времени последовательность: «Март» (месяц Благовещенья), «На Страстной», «Белая ночь» (оксюморонное сочетание с точки зрения «светописи» и перехода от дня к ночи), «Бабье лето», «Осень», «Август» (месяц Преображения), «Зимняя ночь», «Рассвет», «Дурные дни». Однако эта последовательность совсем не случайна с точки зрения внутреннего времени поэта, в котором смена «света» и «тьмы» проходит определенные круги и связана с историей «Сына Бога живаго». На пересечении времени и пространства находятся заглавия, символизирующие переходные состояния в природе и душе человека: «Весенняя распутица», «Лето в городе», «Рождественская звезда». Заглавия же стихотворений «Ветер», «Земля» и «Гефсиманский сад» (два последних текста вместе со стихотворением «Дурные дни» впрямую соотносят библейскую местность с московской) определяют пространственные «пределы» Пастернака, заданные еще стихотворением «Зимняя ночь» (Мело, мело, по всей земле Во все пределы), которое коррелирует во времени и пространстве с «Рождественской звездой» (Стояла зима. Дул ветер из степи). Имена же собственные в заглавиях «Гамлет» и «Магдалина» намеренно снимают какие-либо временные рамки цикла, как и заглавия «Сказка» и «Чудо». «Сказка», находясь в самом центре «Стихов к роману», как раз повествует о вечном бое Георгия со змеем за Деву.

Заглавие последней книги «Когда разгуляется» открытостью своей синтаксической и семантической структуры окончательно снимает все временные и пространственные рамки мира поэта, уносящегося «из времени в вечность» в день весеннего равноденствия. В то же время заключительное заглавие книги «Единственные дни» несовпадением семантики прилагательного «единственный» с множественным числом слова «дни» указывает на «природную» органичность всех циклов-кругов эволюции Пастернака: И каждый был неповторим И повторялся вновь без счета. Так внешнее заглавие книги, повторяя заглавие одного из его стихотворений, соотносит в пространстве все творчество поэта с «природой», «миром», «тайником вселенной».

Если посмотреть на стихотворные книги поэта с точки зрения процента внутренней озаглавленности-неозаглавленности, то заметим определенную закономерность. Неозаглавленность свидетельствует об определенной самодостаточности лирического текста как такового и о его относительной открытости в пространстве более крупного лирического целого — цикла, книги. Эта открытость как раз и позволяет «повышать в ранге» отдельные строки и их части, а также внутренние заглавия стихотворений или разделов, выводя их на уровень внешних заглавий книги (таковы заглавия «Поверх барьеров», «Сестра моя — жизнь», «На ранних поездах», «Когда разгуляется»). С другой стороны, неозаглавленность — это некоторое состояние еще окончательно не сформированной структуры, и чем больше в книге или цикле неозаглавленных стихотворений, тем большей недетерминированностью обладает система связей внутри нее (см. подробно [Фатеева 1991]).

Так, наибольшей степенью свободы отличаются две книги поэта — «Начальная пора» (43 % неозаглавленных стихотворений) и «Второе рождение» (74 %); при этом обе эти книги, в отличие от других, не содержат внутреннего деления на озаглавленные циклы, т. е. обладают свободой внутренней организации. Как мы писали, Пастернак относится к тем поэтам, у которых процент озаглавленности довольно высок (78 %), следовательно, высокий процент неозаглавленности свидетельствует о некоторой «начальности» формирования структур в этих книгах, о чем, собственно, и говорят их названия. Интересно, что в заключительной книге «Когда разгуляется» всего два неозаглавленных стихотворения — «Во всем мне хочется дойти…» и «Быть знаменитым некрасиво…», в которых постигается сама идея лирического творчества. Не озаглавлены и четыре отрывка о Блоке под общим символическим заглавием «Ветер». «Стихотворения Юрия Живаго» вообще не содержат неозаглавленных произведений.

В «СМЖ» мы наблюдаем некоторое равновесие между озаглавленностью-неозаглавленностью, а значит, текстовостью-метатекстовостью. Книга разбита на 12 частей, из которых вводная («Памяти Демона») и заключительная («Конец») состоят из одного стихотворения. Остальные части книги, которая в своей структуре стремится к сюжетности, имеют разное количество стихотворений. Относительный процент неозаглавленности высок только в частях — «Попытка душу разлучить», «Возвращение» — 50 %, «Послесловье» — 60 %, наиболее эмоциональных по своей семантике. Книга «Темы и вариации» отвечает структуре, заданной общим заглавием: это тема, задаваемая заглавиями внутренних циклов, и стихотворения, развивающие эту тему, часто не озаглавлены. Если посмотреть на поэмы, следующие за «ТВ», то «Высокая болезнь», в силу небольшой формы, совсем не содержит рубрикации, в поэме «Девятьсот пятый год», кроме введения о «прозе с ее безобразьем», все части имеют свои самостоятельные заглавия; «Лейтенант Шмидт» содержит лишь разбиение на три части без заглавий, «Спекторский» имеет очень неопределенную цифровую и линейно-разделительную рубрикацию.

Возвращаясь хронологически назад, можно увидеть, что высокий процент неозаглавленных стихотворений «НП» постепенно уменьшается в «ПБ», где уже используется внутренняя система циклизации, затем в «СМЖ» достигается равновесие внутренней системы циклизации и озаглавленности-неозаглавленности. В «ТВ» мы встречаем структуру, композиционно отвечающую заглавию книги, далее идут поэмы, в которых внутренняя организация становится все более неопределенной на мути от «Высокой болезни» к «Спекторскому». Во «ВР» самый высокий процент неозаглавленных стихотворений при отсутствии внутренней рубрикации, в книге «НРП» все стихотворения озаглавлены, кроме четырех, составляющих цикл «Художник», «СЮЖ» дают уже 100 % озаглавленности, «КР» содержит три центра неозаглавленности, о которых мы уже писали. Значит, система озаглавленности и внутренней рубрикации также образует своеобразные круги в творчестве Пастернака с начальными точками в «НП» и «ВР».

Анализ всех внутренних заглавий и первых строк в роли заглавий в книгах Пастернака показывает, что большинство заглавных элементов связано с идеей времени. Причем поэту свойственно разделение времени на «сезоны» и «светлое» и «темное» время суток. В целом у поэта все же побеждает «ночь» (14:5), несмотря на то что все собрание стихотворений оканчивается весенним равноденствием в «Единственных днях», а также «зима» (27), несмотря на поворот к «солнцу» в финале «КР». При этом «зима» у поэта связана не только с замерзанием жизни, но и белым снегом и метелью, зимними праздниками, которые имеют в его мире значение «возрождения» и «перерождения». Из «зимних» заглавий выделяются «Кремль в буран конца 1918 года» и «Январь 1919 года» как переходные в «болезни» и «выздоровлении» поэта. За «зимой» идет «лето» — 17 стихотворений, из них 6 о «грозе» как обновляющей силе, затем «Весна» — 13, где особо выделен «март». «Осень» в мире Пастернака занимает в сезонах последнее место — 5.

Таким образом, изучение всей системы заглавий Пастернака позволяет обнаружить основные темы его творчества и особенности их развития во времени. Анализ показывает, что уже в заглавиях проявляется характерная черта мира Пастернака, а именно «панметафоризм» его творческого мышления. Эту характеристику присваивает Пастернаку Н. Вильмонт [1987, 201]. Он пишет, что в «панметафоризме», или «панметафористике», Пастернака «синтезируются и метафористика Шекспира, и динамизм Гете, и метафорическая емкость Ленау, и „пейзажи души“ и „исторические видения“ Верлена, и идущий от Гете пантеизм Тютчева, и игра Пушкина на смысловых оттенках одного слова». В нашей книге мы как раз стараемся показать «метафоризм» Пастернака во всех этих измерениях, что и заставило нас ввести такое понятие, как метатроп. На наш взгляд, можно смело сказать, что заглавные элементы пастернаковских текстов как раз и репрезентируют круговую систему метатропов, которая выводит на поверхность глубинные семантические зависимости, лежащие в основе его картины мира.