Леонид Платов - Архипелаг Исчезающих Островов (Повести о Ветлугине - 1)

• Название: Архипелаг Исчезающих Островов (Повести о Ветлугине - 1)
• Автор: Леонид Платов
• Жанр: История

---

Тетка соболезнующе вздыхала. А дядюшка, постепенно входя во вкус, принимался фантазировать. Получалось складно, но обидно для меня. Вот как описывал он мою встречу с Союшкиным лет этак через пятнадцать-двадцать:

- Союшкин твой на лихаче, развалясь, или даже в собственном экипаже, а ты трюх-трюх по тротуару - денег-то нет даже на конку... Связка книг под мышкой, в кургузом пальтеце, воротничишко поднят. Дождь, слякоть. Остановит Союшкин лихача, окликнет: "Эй, Ладыгин! Хочешь, подвезу?" И благосклонно тебе - два пальца...

- А я не приму его двух пальцев, - угрюмо прерывал я.

- Примешь, примешь! Еще как примешь-то!

Дядюшка злорадно хохотал.

Впрочем, антипатия была взаимной.

Дело в том, что Союшкин был очень самолюбив и обидчив. А получалось так, будто его выбросили из игры. Давно уже прекратилось описанное выше "оттеснение учителя на север". Это было ни к чему. Приглашение к географической карте перестало пугать.

Во время уроков Петр Арианович, конечно, ничем не выказывал своего особого внимания ко мне или к Андрею. Нельзя было, однако, скрыть, что мы вхожи к нему в дом. А Союшкин не был вхож. Но ведь он был первый ученик, и географические карты на доске развешивал именно он, а не кто другой!

Подталкиваемый ревнивой обидой и любопытством, Союшкин стал набиваться к нам в товарищи. Мы с Андреем отклонили его домогательства.

Вот с каких давних пор и от какой, по сути, пустяковой причины началась эта вражда с Союшкиным, которая впоследствии доставила мне и Андрею немало неприятностей, хлопот и даже тяжелых переживаний.

...В апреле, когда зазеленели деревья, мы стали совершать воскресные загородные прогулки.

Еще накануне, в субботу, охватывало меня сладкое предпраздничное волнение. Андрей, сидя рядом за партой, озабоченно хмурился. "Банку для насекомых захватить, - бормотал он, загибая пальцы. - Два сачка. Нож охотничий не забыть..."

Это были не просто прогулки с учителем, нет, это было путешествие в неведомое, в Страну Тайн.

Двигались строго по компасу. Маленький, на вид игрушечный, он всегда был при Петре Ариановиче. Наш учитель носил его на часовой цепочке вместо брелока - терпеть не мог разной модной в те годы металлической фигурной чепухи: якорьков, лир, охотничьих собачек.

Бывало, впрочем, что компас не вынимался. Петр Арианович учил нас ориентироваться по солнцу и по часам, по мху на стволах деревьев, учил находить друг друга в лесу по условным знакам. По дороге развертывал целую цепь замысловатых задач-приключений и сам был увлечен и доволен не меньше нас.

Помню одну из таких воскресных прогулок.

День выдался теплый, солнечный. Широкой поймой Мологи шагали мы все дальше и дальше от Весьегонска. Следом за нами плыли в воде облака. Распрямлялся полегший за зиму камыш. Хлопотливо журчащие струи обегали островки с одиноко торчащими ветлами. Кое-где темнели избы на островах.

С компасом в руке мы определяли части света. На восток от нас, за холмами, покрытыми березняком, располагался город Пошехонье, родной брат Весьегонска. На севере был Череповец, на западе - Вышний Волочек. Все болотистые, низменные места, страна озер, которую населяло когда-то диковинное племя Весь.

Кустарник был очень высок, почти в рост человека. На упругих плетях его уже появились листочки. Мы двигались как бы в сплошном зеленом, нежнейших оттенков тумане.

А наверху, в просветах, синело небо.

Весело было перекликаться друг с другом, перебегать по хлипким жердочкам через ручьи или, остановившись, в молчании наблюдать за хлопотливой беготней всякой водяной мошкары. Немолчно свистели птицы вокруг. Иногда подавали голос лягушки.

Солнце начало сильно припекать, когда Петр Арианович остановился. Я подбежал к нему. Раздвинув руками заросли, он смотрел на группу построек, черневших вдали.

Избы были странные: они стояли посреди болота на сваях!

Часть деревеньки была затоплена. Ребятишки, игравшие на пригорке, с воробьиным гомоном порхнули при виде нас в сторону.

Потом, когда мы устроились на привал, к нам подплыла лодка. В ней стоял во весь рост высокий худой старик с шестом в руках. Он был какой-то весь пегий от заплат.

Еще на середине реки старик начал улыбаться и стащил с головы замасленный картуз.

Это был знакомый Петра Ариановича, дед Лизы.

Взрослые мужчины в Мокром Логе занимались обычным для весьегонских крестьян отхожим промыслом - гоняли плоты - и сейчас отсутствовали в деревне. Один старик сидел дома.

- Я и дома при деле нахожуся, - сказал он, открывая в улыбке беззубый рот. - Мы птичкой кормимся.

- Охотники? - спросил Андрей с уважением.

- Нет. На продажу разводим.

Он проводил нас к своей избе на сваях, поднялся по шаткой лесенке и распахнул дверь. Мы заглянули туда. Шум внутри стоял такой, будто одновременно работало несколько прялок. То были канарейки, множество канареек. Прижившиеся на чужбине переселенцы из жарких стран суетливо прыгали в своих клетках, наполняя тесное помещение оглушительным свистом и щебетом.

- Мы из Медыни, калуцкие, - пояснил дед, осторожно притворяя дверь. - У нас каждая волость имеет свое предназначение. Из Хотисина идут по всей России бутоломы, иначе - камнерои, из Дворцов - столяры, из Желохова печники, маляры, штукатуры. Наша Медынская волость занимается канарейками.

- Сами и продаете их?

- Зачем сами? Скупщики скупают, потом развозят птичек по всей империи.

- Кто же у вас, у калуцких, землей занимается? - спросил Петр Арианович.

- Землей? - удивился дед. - А откуда ей быть, земле-то? У нас, слышь ты, одних графьев да князей, почитай, десятка полтора или два. Им-то кормиться надоть или как?

- А Лиза говорила: была у вас земля.

- Ну, это когда была! Была, да сплыла. Вода теперь на нашем поле, луга заливные.

- Чьи?

- Княгини Юсуповой, графини Сумароковой-Эльстон!..

Дед произнес двойной титул своей обидчицы чуть не с гордостью, будто ему приятнее было, что землю оттягала не простая помещица, а сиятельная.

- Мельницу она воздвигла на речушке, - словоохотливо продолжал он, - и плотину к ней. Вот и затопила вода землицу. Пошли мы к княгине, в ноги упали. Смеется; "Не виновата - паводок, вода!" С тем и ушли.

- Судились с ней?

- Что ж судиться-то? К ней губернатор кофий приезжает пить.

Петр Арианович встал, сердито дернул плечом.

- Канареечная волость! Подстрочные примечания к учебнику географии!..

Он долго говорил о чем-то со стариком - вполголоса. До меня донеслись только последние слова его:

- Ну и что ж, что далеко? Ты до моря не дойдешь - оно до тебя, может, дойдет!

Старик засмеялся. Он понимал, что барин шутит.

А про море зашла речь вот почему. Старик вспомнил, что служил "действительную" в городе Дербенте. И полюбилось ему море с той поры. Вот уж море так море! Правду в сказках говорят: синь-море!.. Перед смертью мечталось побывать еще разок." Дербенте, на море взглянуть. Да где уж! Ноги плохи стали, не дойти до Дербента...

На обратном пути Петр Арианович молчал, думая о своем. Потом обернулся к нам:

- Дед не поверил мне, засмеялся... А почему? Человек давно начал менять мир вокруг себя. На то он человек! Силен - да, но будет еще сильнее, во сто крат сильнее...

Вспоминая об этом вечере, представляю Петра Ариановича стоящим на высоком берегу. Фуражка в руке, прямые волосы треплет ветер. Фигура четко вырисовывается на фоне пронизанной солнечными лучами просторной поймы.

Вдали густо-синяя кайма лесов, в светлых излучинах неторопливой Мологи темнеют деревеньки, несколько низеньких покосившихся, крытых дранкой изб, между которыми протянуты для просушки рыбачьи сети. Все будто сковано сном, все неподвижно, неизменно. Так же, наверное, текла Молога, так же темнели избы, сушились сети и сто лет назад, и триста, и пятьсот.

Кто же разбудит пойму Мологи от векового сна?

10. "СКОРЕЙ ВЕСЬЕГОНСК С МЕСТА СОЙДЕТ!"

Петру Ариановичу упорно преграждали путь к островам.

Опасность все время подстерегала его. Мы чувствовали ее в многозначительных косых взглядах Фим Фимыча, в осторожно прощупывающих вопросах моего дядюшки. Мы чувствовали ее всю весну - за каждым кустом, за каждым углом.

Однажды после привала в лесу Андрей обнаружил несколько окурков у куста. Место было примято, от свежей земли шел пар. Значит, только что кто-то лежал здесь и подслушивал нас.

В другой раз, сидя над картой в комнате Петра Ариановича, я ощутил холодок в спине и быстро оглянулся. В просвете между шторами темнело чье-то прижавшееся к оконному стеклу лицо. Оно тотчас исчезло.

Кто же это мог быть? Круглые глаза, очень толстые губы, приплюснутый пуговкой - нос. Лицо, прижатое вплотную к стеклу, как бы превратилось в маску. Я бы не смог потом узнать его.

Андрей предположил, что это был Фим фимыч. Очень приятно было думать, что мы сидим сейчас в тепле, а он, желая подслужиться инспектору, мерзнет на улице. Почки на дубе уже начали распускаться, в эту пору всегда холодает.