Екатерина Домбровская-Кожухова - Воздыхание окованных. Русская сага

• Название: Воздыхание окованных. Русская сага
• Автор: Екатерина Домбровская-Кожухова
• Издательство: ALTASPERA PUBLISHING HOUSE BOOKSTORE
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

А на святках 69 года Господь собрал семью в Орехове… Слово Вере Егоровне:

«Этой зимой в Орехове собрались все братья — приехал Ваня, Колюшка и Володя, Варя зазимовал в VII классе, жил с нами в Орехове и готовился к экзаменам. Приехал и папа из Жерехова, я его как сейчас вижу в коротенькой беличьей шубке, когда он выходил на крыльцо и звал меня «Веренок, беги скорее гулять по морозцу, пойдем к коровкам на ферму». Я всюду бегала за ним.

Братья ходили на охоту, убили огромного волка. Папа им устроил на большом пруду высокую ледяную гору. По вечерам подвешивали на ветках елок цветные бумажные фонарики. Под нависшими шапками снега на ветках светились разноцветные огни. Катались с горки до поздней ночи. Вся деревня собиралась на пруд. Раз мы страшно перепугались: бежит к нам какой-то мальчишка и кричит: «Николая Егоровича подшибли». Я так и обмерла, бросились мы с Машей на пруд, видим, Ваня ведет Колюшку, а тот еле шагает… Его подшиб сзади Герасим. Коля вздумал прокатиться «вертышом» на подмороженном решете, а Герасим налетел на него сзади на салазках и ударил его полозом в спину, оба кувыркнулись в снег, к счастью «черненький» (так звала Верочка Николая Егоровича) не сильно ушибся. Я помню, как плакала, еле уняла меня няня Ариша…»

С августа 1870 года Николай Егорович — ему было 23 года — вступил на первую ступень своей научно-педагогической деятельности — он был принят учителем физики 2-й Московской женской гимназии. Жалование было маленькое, но Николай Егорович смог нанять на Плющихе в приходе храма Смоленской иконы Божией Матери в доме Королевых квартиру и перевезти семью в Москву. В это время Иван Егорович получил место следователя в Волоколамске, куда взял собою младшего брата Володю. Валериан отбывал воинскую повинность. Переезд в Москву, расставание с Егором Ивановичем (оставшимся в деревне) и трудное финансовое положение семьи описывает Анна Николаевна в своем письме к Егору Ивановичу:

«Милый друг Егор Иванович,

Я доехала с Верком очень хорошо, хотя довольно долго искала квартиру. Всех наших нашла здоровыми. Ваня страшно спешит, ныне он весь день ездит по закупкам, в четверг или пятницу уезжает непременно и берет с собою Володю. Ваня думает приехать за своими вещами в начале ноября, не более как на 2 дня. И к этому времени, с Божией помощью, и ты будешь здесь (это не случилось… — прим. авт. — Е.Д.). Приехавши сейчас же истратила 4 р., заплатила в лавочку, дала 1 р. Арине в адресную. У меня еще нет кровати и ныне еще я буду спать на полу. Дом очень тепел, не знаю, будет ли у нас тепло наверху.

Рояль и вся провизия доехали великолепно. Привезли с собою уток 10, не боясь, что они испортятся. Птица очень жирна и я боюсь, что когда вы ее запрете, она похудеет. Привози масло и творогу. Вообще все хорошо, что есть дома. Не знаю, как просуществую до 1-го — постараюсь. Маша просит всепокорно прислать все варенье и соленье, уложив все поаккуратнее. Милого Валериана не раз вспоминала при вынутии рояля. Если возможно, купи масла фунтов 20 в Семеновском. Яйца превосходно доехали а потому покорно просим доставить 100 штук в муке. Мне предлагали многие. Довольно о хозяйстве — побеседуем о другом. Умоляю тебя — не печалься — я не могу забыть твои слезы — на разстовании. Трудно нам, друг, будем молиться и Господь поможет нам устроить деточек. Будь покоен, я буду молиться о тебе, Дорогой мой — не могу забыть тебя, ты все предо мною с твоим всесокрушенным горем. Если было бы возможно, я одну половину себя оставила в Москве, а другую у твоего дорогого любящего сердца. Верь, милый мой, и здесь на земле твои заботы оценятся…».

Разлука с семьей легла тяжким бременем на сердце Егора Ивановича. Заработка Николая — 400 р. в год — не могло хватить на большую семью. Иван Егорович еле обслуживал сам себя. К тому же он взял с собой Володю. Но ничего из этого не вышло: Володя был очень хрупкого здоровья и не могу учиться в гимназии. Анна Николаевна предполагала, что жить в Волоколамске — тогда почти деревне, укрепит его здоровье. Володя пишет матери и просит разрешить ему приобрести карманный микроскоп (Егор Иванович называл Володю «мой профессор зоолого-ботаник»), а также прислать ему его книгу с рисунками разных жуков. К сожалению годы учения Володи совпали с самыми трудными в материальном отношении годами жизни семьи и ему не смогли дать правильного образования. Не попал после гимназии в университет и Валериан — он вынужден был искать место канцеляриста. Николай Егорович места себе не находил, видя, как измучились родители, изыскивая возможности для того, чтобы поставить на ноги детей. Егор Иванович должал по мелочам, запутывался и не видел выхода. Вот какое письмо направила ему Анна Николаевна — жена премудрейшая (сохраняю почти всю орфографию, пунктуацию и, разумеется, лексику):

«Дорогой мой папчик Жорженька, друг мой,

Все существо мое потрясено было твоею горестью. Куда девалась моя крепость и энергия. Ты печалишься, а я не с тобою. Целую ночь я не спала и ныне раненько ушла к обедне. Да поможет и укрепит тебя дорогого. О чем иже тосковать? От чего отчаиваться? Не всегда ли мы несли эту тяготу, в пирах ли в роскоши, или в карты разметали детское достояние: все для них, для деточек-кормилец, с нуждою, с тяготою для себя отдавалось им. Жив Бог и они воздадут нам сторицею. Не будем мы как неразумные земледельцы оплакивать огромное количество семян, кинутых весною в землю. Жатва будет богата. А у нас какие богатые всходы. Сын — товарищ прокурора, другой — магистр, третий к осени непременно будет иметь место, потому что исправляет должность товарища столоначальника, четвертый идет отлично, даровитый будущий профессор. А отец плачет, что он задолжал мало-толику. Стыдись и не гневи Бога, а воскликни с благодарностью: «Откуда мне сие, недостоин есмь». Он, соделавший такое чудо (здесь Анна Николаевна вспоминает чудо в Капернауме: «Сотник рече Иисусу: Господи, несмь достоин, да под кров мой внидеши: но токмо рцы слово, и исцелеет отрок мой» (Мф.8:8) — прим. мое. — Е.Д.) не возможет помочь тебе уплатить кому следует — тем более, что так болезненно это.

Возстань, воспрянь и воспоем вместе: «Тебе Бога хвалим, тебе, Господа, величаем» (здесь А.Н. цитирует Песнь хвалебную свт. Амвросия Медиоланского: «Тебе Бога хвалим, Тебе Господа исповедуем. Тебе Превечнаго Отца вся земля величает…» — прим. мое. — Е.Д.). Жатва близка обильная».

Вот какова была Анна Николаевна — бабка ее пожар тушила сидя на пороховой бочке, а она много выше взяла, нежели «коня на скаку» останавливать — она никогда не падала духом, не унывала, имела неколебимую веру в Промысел Божией и этой верой укрепляла тех, кто был рядом с ней. Вот она — и была истинным образом русской женщины. Мне всегда мнится в ней нечто царственное, древнее, византийское возможно, она была глубоко права, чтя превыше всего родство со святителем Филиппом, Митрополитом Московским — не от святого ли печальника земли Русской она унаследовала эту крепость духовную? А сын — чистоту и невероятной силы конструкторский дар, которым славился предок игумен Соловецкий Филипп (Колычев), оставивший после себя на острове чудеса инженерной мысли XVI века, которые дожили и до наших дней. Воистину неисповедимы пути Господни! И сколь разнятся они от путей человеческих…

В качестве иллюстрации: старая Покровка — Москва, начала XX века. По этой улице каждый день сначала на извозчиках, а после революции пешком каждый день отправлялся Николай Егорович читать лекции в Университет или на Почтовую улицу в техническое училище, или в Политехнический, или в Кущино — в новопостроенную лабораторию… Многие годы жизни связывали семью Жуковских с этой старинной московской улицей, живя в квартире на Гусятниковом переулке, а потом на Мыльниковом…

Отчаяние — грех смертный, и православный человек греха этого пуще геенны боится, потому что он и есть — живая геенна, а если, упаси Бог, подступит к сердцу таковой безысходный душевный обморок, то спешит тот скорбный человече скорее припасть ко Спасителю и Матери Божией в покаянии и молитве о свышней помощи…

Только всякий ли раз сумеет человек распознать в недрах своей смятенной души, где скорбь великая, а где, обессиливая душу, эта скорбная мука уже перелилась через край в омут безнадежного отчаяния, вытолкнув его из океана Божией жизни в область смерти духовной…

Но черезо все должен пройти человек, сохранить бы только ему доверие Богу.

…Я не знаю, как сумел пережить добрейший Егор Иванович кончины близких, — не осталось о том воспоминаний, ведь он почти всегда пребывал в стороне, и к тому же в глубокой своей молчаливости, никогда к своим страданиям ничьих взоров стараясь не привлекать. Как перенес он безвременную кончину любимого своего сына Володи, — удивительно талантливого, непритязательного юноши, так тихо и кротко, в глубокой сердечной тишине смирения принявшего свою участь, — мы не знаем. Володе бы в хорошую московскую гимназию, да в Университет по редкостным его способностям, — он был и рисовальщиком дивным, — его мастерские зарисовки растений и живого мира напоминали тончайшей своей техникой и изысканностью графику Дюрера, и в своих занятиях ботаникой и зоологией уже в отрочестве Володя достиг высокого университетского уровня. Но досталась ему иная стезя: учился дома, нередко пребывая вдалеке от матери и отца, здоровья был очень слабого — милый, грустный лик, для чего ты вошел в этот мир, отчего так рано оставил его, — Верочка-сестрица младшая, дифтерит перенесла, выжила, а ты, намучавшись в тяжкой болезни, тихо угас в канун церковного праздника Зачатия праведной Анны, — небесной покровительницы матушки Анны Николаевны, и празднования иконе «Нечаянная Радость».