Михаил Володин - Индия. Записки белого человека

• Название: Индия. Записки белого человека
• Автор: Михаил Володин
• Издательство: Амфора
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-367-01275-0

Хотя «Записки белого человека» и не являются в прямом смысле путевыми заметками, в основе книги лежат путешествия автора по Индии. Но экзотический антураж здесь лишь средство, чтобы на фоне этих ярких декораций показать человека, отправившегося в путь в одиночку, — его чувства и мысли, его осознание себя и своего места в мире.

---

Бродя по бомбейской набережной, мы старались не смотреть на воду, но еще тщательнее отводили глаза друг от друга. Ворота Индии оказались жалким подобием Триумфальной арки. Рядом в зеленой, пахнущей гнилью пене плескались чайки. Их были тысячи, и они поедали что-то, напоминавшее завернутые в мешковину куски мяса.

— Ну вот и море, — сказал я и махнул рукой в сторону птиц. Подруга почему-то обиделась. Она и вообще с каждым часом в Мумбае все более мрачнела и уходила в себя.

— Не расстраивайся, еще вполне можно вернуться! — Я неуклюже попытался утешить подругу и получил в ответ такой взгляд, что дальше предпочел молчать.

К середине дня, натолкавшись среди торговцев китайскими пластмассовыми игрушками, надышавшись пропущенными через миллионы двигателей нефтепродуктами и насмотревшись на не ремонтировавшиеся со времен последнего визита королевской четы колониальные красоты, мы отправились на железнодорожный вокзал с гордым названием «Виктория». Навстречу нам через подземный переход неостановимо, как белогвардейцы в историческом фильме «Чапаев», шли тысячи индийцев. Казалось, будь у меня пулемет «максим», они и тогда не свернули бы со своего пути. Их словно специально выпустили из поезда — из десятков поездов одновременно! — чтобы размазать нас по асфальту. Но такое бешенство было написано на наших лицах, что враги растерянно расступались, и мы беспрепятственно проходили сквозь толпу.

Нам было все равно куда ехать, лишь бы выбраться за пределы этого города грез. С билетами на вечерний поезд в Аурангабад в кармане мы сели на катер и поплыли на остров Элефанту. От тех нескольких часов у меня остался отснятый на видеокамеру эпизод, где подруга — усталая и разочарованная — кормит иссиня-черную козу совершенно несъедобным початком кукурузы. И коза — с глазами и шкурой истого дьявола — становится на задние ноги и тянется, тянется к лицу девушки.

Куда бы мы ни шли, везде на острове нас встречали торговцы. Они стеной стояли возле крошечной железной дороги, которая была проложена от пристани к лестнице, ведущей на холм, и на самой лестнице, поднимающейся к пещерам. Здесь не было слонов, но с веток свисали стаи обезьян. Одна из них, улучив момент, выхватила у меня из рук плитку шоколада — ту единственную еду, что мы взяли с собой на остров. Все было против нас! Во время прогулки вокруг неказистого форта подруга, глядя на уложенные на камни пушечные стволы, безнадежно спросила:

— Не знаешь, почему остров назвали Элефантой?

Я взглянул на нее и как-то разом понял, что чувствовала с детства мечтавшая об Индии девушка. И на ходу принялся раскрашивать тускловатую реальность.

— Когда в тридцатых годах шестнадцатого века португальцы приплыли завоевывать то, что тогда было Мумбаем, — сообщил я с важным видом, — два корабля направились на соседний остров. Уже на подступах к бухте их встретил град камней. Огромные глыбы падали на палубы, сносили мачты, убивали матросов. Капитаны в панике отступили. Через месяц группа из пяти судов была послана усмирить защитников острова. И снова их встретила каменная канонада. Так продолжалось до тех пор, пока не приплыл португальский флагман «Святой Генрих» — его борта были так высоки, что до палубы камни не долетали.

— Они из этих пушек стреляли, что ли? — с интересом спросила моя спутница, показав на орудия.

— Не перебивай! — строго сказал я и продолжил свой фантастический бред. — Каково же было изумление высадившихся на берег португальцев, когда они увидели, что остров защищали двенадцать слонов! При осаде все они, кроме одного, погибли, а этого, последнего, отвезли в Лиссабон, обвинили в колдовстве и судили. Шел тысяча пятьсот тридцать шестой год, — добавил я после паузы. — Это было первое дело португальской инквизиции.

И тут впервые за весь день подруга засмеялась.

Мы возвращались последним катером. Плоское тупорылое суденышко монотонно переваливалось с волны на волну, и мне снилось наше первое свидание. Мы лежим на траве у реки где-то в Подмосковье. Вода плещет о берег и с каждым разом оказывается все ближе к нам. Я щекочу травинкой шею девушки, а она смотрит на меня долгим особенным взглядом. Мне хочется что-то сказать ей, о чем-то предупредить. Но во сне я разучился говорить — просто смотрю в глаза и изо всех сил стараюсь сделать так, чтобы взгляд выражал не только то, что я хочу ее, но и что-то более осмысленное. То, что я тревожусь о ее будущем, например.

Город любви Манду

…А бывает, просыпаешься в темноте и не понимаешь, где ты и зачем. Глаза с трудом разлепляешь и видишь над собой крошечное окошко и решетку на нем. Нащупываешь рядом чье-то тело, вспоминаешь — LP. И уже не себя жалеешь — ее, скрюченную, окоченевшую от сырого безнадежного холода, уснувшую за час до рассвета. Бедная, моя бедная LP… Эл-Пи…

Имя для подруги я придумал незадолго до отлета в Индию и очень им гордился. Оно было образовано из ее инициалов и одновременно подчеркивало долгоиграющую сущность наших отношений: пластинка была донельзя заезженная, но продолжала крутиться.

Мы добрались до Манду ранним вечером: в долине уже сгущался сумрак, а по верхушкам холмов все еще катилось тягучее закатное солнце. Город Манду оказался крошечной деревушкой на вершине холма. Тут и там виднелись развалины древних каменных дворцов, но нам было не до них — надо было устраиваться на ночлег. Водитель Саид ткнулся в одну гостиницу, в другую — мест нигде не было. А и были бы, ничего бы не изменилось: всю дорогу от Аурангабада я пытался поменять стодолларовую купюру на рупии, но не преуспел. Так и ехал, бестолково зажав ее в кулаке.

И вот в результате моя прекрасная подруга спит с истерзанным телом и страданием на лице. В окне виднеется расчерченный в ржавую клетку баобаб. На его верхушке лежит серое влажное небо. Дерево на фоне неба кажется черным, и в комнате тоже темно. В довершение снаружи отвратительно пахнет паленой ветошью. И все же грех жаловаться! «Кингс-отель» оказался единственным местом, где нас пустили переночевать в долг, поверив, что утром мы принесем восемьдесят рупий за ночлег. Жилище стоило своих денег: пол был глиняным, возле окна стоял сложенный из кирпичей топчан, на который LP бросила одеяла, в дальней стене виднелась кокетливая арка, в основании которой устрашающе зияла черная, уходящая в землю дыра. Место служило одновременно туалетом и сливом при умывании.

— Захотите помыться, зовите мальчика. Ведро воды — пять рупий, — равнодушно сказал хозяин и закрыл за собой дверь.

Мы поспешили выбраться наружу. Светило зависло над ущельем, отделявшим Манду от соседнего холма. Камни и деревья отбрасывали тени, обрывавшиеся в самых неожиданных местах. Пошарив взглядом, можно было отыскать их продолжение на каком-нибудь уступе в глубине пропасти, потом — на следующем. И дальше, дальше… Казалось, падая, тени насмерть цеплялись за всякую неровность — рвались на части, но не разжимали мертвой хватки. Мы и сами были словно эти тени: давно следовало разъехаться и жить порознь, но вот хватались друг за друга, страшась упасть и потеряться навсегда. Поездка в Индию и была последней попыткой удержаться рядом.

Мы сидели на каменной скамье, поставленной здесь неизвестно в какие стародавние времена, и молча смотрели на закат. Внезапно LP поднялась, сделала шаг и, устроившись на краю обрыва, свесила ноги над пропастью. У меня перехватило дыхание. Она курила, а я боялся жестом или звуком нарушить шаткое равновесие.

— И кому ты что доказываешь? — только и спросил я, когда она, стрельнув окурком в пропасть, вернулась ко мне. Дальше мы так же молча шли, держась за руки, сквозь быстро опустившуюся ночь под неузнаваемыми созвездиями. На ночлег устраивались в темноте.

Я поправляю одеяло, еще раз вглядываюсь в размытое сумраком, насупленное лицо LP и, стараясь не шуметь, выхожу наружу. Прямо за дверью кто-то сидит. Не сразу понимаю, что это живое существо, — фигура упрятана в брезентовый балахон, головы вовсе нет. Только по струйкам дыма, сочащимся сквозь складки капюшона, можно догадаться, что содержимое мешка курит. Вот откуда так мерзко пахнет! Я инстинктивно морщусь и против собственного желания здороваюсь с бродягой. Есть в этом что-то неправильное, приветствовать незнакомого человека, который заранее тебе неприятен. Это всё комплексы, издержки воспитания! Из капюшона на меня смотрят пожухлые невыразительные глаза. Их обладатель неторопливо затягивается крошечной коричневой сигареткой (я еще не знаю, что это «бидис»[2] — обычное курево для малоимущих, а не разновидность марихуаны) и на выдохе спрашивает по-английски:

— Вы русский?

— Как вы догадались? — отвечаю я вопросом на вопрос, неприятно удивленный проницательностью человека из мешка.

— У вас красивая девушка! — говорит незнакомец на ярко выраженном кокни и из своего укрытия смотрит мне в глаза. — Как вас сюда занесло?