Раиса Беньяш - Пелагея Стрепетова

• Название: Пелагея Стрепетова
• Автор: Раиса Беньяш
• Издательство: Искусство
• Жанр: Театр
• Год: 1967

Все в жизни Пелагеи Стрепетовой, словно нарочно, сочинено для романа. Великая трагическая актриса, она и сама шла навстречу трагическим испытаниям. Творческим, человеческим, общественным. Ее биография полна резких и неожиданных столкновений, внезапных конфликтов, таинственных совпадений. Кажется, действительность сама позаботилась о том, чтобы на каждом жизненном перекрестке, с первой минуты появления на свет, подстроить непредвиденные и глубоко драматичные повороты.

---

— Что ты ко мне пристал… Отойди прочь, отстань, отойди…

Стрепетова отталкивала его тем яростнее, чем больше тянулась к нему. И, отталкивая, понимая, какая опасность таится в этом искушении, она из последних сил бросала ему обидное и едкое прозвище: «Матренин кучер». Казалось, что это не Капитона, а себя, свое запретное чувство клеймила она презрением, чтобы не поддаться обволакивающему соблазну.

В сцене, где Степанида в первый раз выходила на свидание к Капитону, Стрепетова казалась еще более суровой. Как каменное изваяние, стояла она перед искусителем. Но стоило Капитону разыграть равнодушие, сделать вид, что он уходит, как она бросалась за ним, уже не боясь, что кто-то может увидеть их, и шептала упоенно, захлебываясь, растворяясь в этом неожиданном и сладостном признании:

— Пришла, пришла… Нету силушки моей, нет…

Сколько раз вспоминала Стрепетова эти слова, когда через несколько лет ее жизнь прорезала неожиданная и запоздалая последняя любовь. Но она оказалась перед ней так же бессильна, как ее Степанида.

Когда Стрепетова на сцене произносила эти слова, казалось, что ее покинули последние остатки воли. Удивительно мягкой и податливой становилась ее суровая фигура. На угрюмом скрытном лице вспыхивали надеждой темные глаза.

В сцене перед побегом Стрепетова в какой-то агонии металась по маленькой комнате, судорожно хватая ненужные вещи. Но вот наконец, она решалась открыть заветный отцовский сундук. На коленях, с закинутой головой, с плотно сжатыми губами, с решительной складкой, перерезавшей лоб, с волосами, разметавшимися по сторонам, она выбрасывала из сундука деньги, и казалось, что монеты под ее пальцами превращаются в горящие угли.

Фанатическая сила была в ее горячечном признании:

— Я от бога отступилась, от всего отступлюсь, коли ты одну меня любить будешь.

И было ясно, что бог, мораль, честь — все брошено на алтарь этой безрадостной, но непреодолимой страсти.

Так же яростно шла Стрепетова на поджог, обуреваемая потребностью отомстить за поруганную любовь, за крушение надежд, за напрасно совершенный грех.

Спектакль «Около денег» в сезон 1883/84 года имел самый большой успех и прошел при полных сборах восемнадцать раз. Но хотя за этот спектакль критика хвалила актрису почти единодушно, хотя роль Степаниды разожгла успевший охладеть за два года интерес зрителей, она не могла спасти актрису от надвигавшегося на нее репертуарного кризиса.

Все ее надежды обращены к Островскому, который обещает ей новую пьесу. В том же 1884 году, 20 января в Александринском театре состоялась премьера комедии Островского «Без вины виноватые», за несколько дней перед тем с огромным успехом прошедшая в Московском Малом театре.

В Кручининой — Стрепетовой отчетливее всего вставала тема трудно прожитой жизни.

«И обид, и оскорблений, и всякого горя я видела в жизни довольно. Мне не привыкать стать».

Эти слова Кручининой можно было бы поставить эпиграфом к образу, полному проникновенной любви к людям, стремления помочь обиженным, протянуть руку забитому. Кручинина Стрепетовой была не столько великой актрисой, сколько человеком великой души. Казалось, что исполнительница роли хочет показать, как трудная борьба не ожесточает человеческую душу, а делает ее более восприимчивой к чужой беде.

Когда в сцене с Кручининой Незнамов говорил: «Ведь в сущности я дрянь, да еще подзаборник», — по лицу Стрепетовой пробегала судорога тревоги. С трудом сдерживая свою жалость и любовь, проснувшуюся вдруг к этому неизвестному юноше, она раскрывала перед ним руки, как будто звала его поделиться страданиями. Стрепетова не отворачивалась, как требовала ремарка автора, она, напротив, приближалась к Незнамову и всматривалась в его глаза, словно пытаясь проникнуть в глубь его сердца. И только потом, взволнованно и даже как будто виновато, отвечала:

— Не говорите этого слова. Я не могу его слышать.

В финале спектакля, когда Кручинина узнает, что Незнамов ее сын, Стрепетова, слушавшая всю сцену в стороне, скромно, стараясь остаться незамеченной, вдруг одним движением, по выражению Мамонта Дальского, игравшего Незнамова, перелетала сценическое пространство и жадно, порывисто приникала к этому найденному, наконец, сыну. Последние слова Кручининой «От радости не умирают!» Стрепетова произносила с таким подъемом, с такой полнотой обретенного счастья, что казалось — она зовет всех к радости, для которой и создан человек.

В этом торжестве веры, в этом одухотворенном оптимизме сквозила не только правда данной сценической ситуации, но и новая мудрая правда искусства Стрепетовой, впервые искавшей в своем сценическом создании светлой, мажорной тональности.

Как нужен был свет и самой Стрепетовой!

Роль Кручининой быстро вошла в круг самых любимых.

Именно в ней через пять лет прощалась актриса с петербургской публикой, уходя из Александрийского театра.

Незадолго до ухода она сыграла еще одну роль, не принесшую ей такого успеха, но очень значительную по скрытым в ней возможностям. Это была роль Анны Петровны в пьесе Чехова «Иванов».

От Кручининой Анну Петровну отделяло пять лет. Это пятилетие было для Стрепетовой самым драматичным. Фактически она стала актрисой без репертуара. С удивительной точностью определил Островский ее положение в театре.

«Стрепетова не усиливает петербургской труппы, не составляет с ней одного целого: она как будто лишняя, посторонняя, — точно гостья, приехавшая на 5–6 спектаклей. Попытки ввести ее в текущий репертуар так и останутся попытками. Особенности ее таланта слишком исключительны в артистическом мире; пьесы, в которых она может показать лучшие стороны своего дарования, должны быть очень сильны и правдивы и, кроме того, приноровлены к ее средствам; такие пьесы часто появляться не могут. Старым же репертуаром начальство пользоваться настоящим образом не умеет или не желает. Пьесы, ставшие классическими в русском репертуаре, которых исполнение, главным образом, и сделало славу Стрепетовой, ставятся для нее с возмутительной небрежностью в декоративном и во всех отношениях, — назначаются или экспромтом, в перемену за другую пьесу, или под большие праздники, например, под покров, в последние дни перед рождественским сочельником, и обставляются теми бездарностями, которых так много на петербургской сцене и которые давно надоели публике. Поэтому пьесы, в которых так сильна Стрепетова, не производят на зрителя полного впечатления, какого бы следовало ожидать от ее громадного таланта».

Постепенно выпадают из репертуара все лучшие спектакли с участием Стрепетовой, и к концу ее пребывания на казенной сцене одна «Гроза» еще время от времени появляется на афише.

Но и та идет главным образом в утренники, в истрепанных ветхих декорациях, с частыми заменами, и Стрепетова с горькой усмешкой называет себя «воскресной актрисой».

Несмотря на любовь публики, Стрепетова играет все реже и реже.

Дирекция театра и враждебная пресса объясняют это болезненным состоянием актрисы или еще чаще ее капризами. Ее коротенькое письмо к управляющему труппой Потехину опровергает это объяснение.

28 августа 1885 года она пишет: «Милостивый государь Алексей Антипович! Прошу Вас довести до сведения господина директора, что, желая принести посильную пользу дирекции, я отказываюсь от поспектакльной платы за лишний раз в неделю, как условлено, и в случае надобности буду играть во вновь ставящихся или имеющих быть поставленными пьесах лишь за одно жалованье столько раз в неделю, сколько окажется нужным для дирекции. Готовая к услугам Стрепетова».

Через полтора месяца Потехин отвечает, что довел до сведения директора ее желание. Но добавляет:

«Я вполне искренне сочувствую Вашему желанию выйти в какой-либо хорошей новой роли и от всей души готов бы содействовать осуществлению этого желания, но, к величайшему моему сожалению, в настоящее время ничего не могу сделать. Укажите мне, какие пьесы желали бы Вы восстановить из старого репертуара, но и в этом отношении имейте в виду ту торопливость и поспешность, с которой мы должны теперь ставить даже и новые пьесы. На текущий сезон впереди их больше десяти».

Обычный вежливый тон не скрывает пренебрежительности, с которой управляющий труппой обращается к первой актрисе, выпадающей из репертуара с ведома и по желанию театрального начальства.

Вопрос роли становится для Стрепетовой вопросом жизни. В переписке актрисы с Островским слышатся отчаяние, предчувствие неизбежной катастрофы. Она спрашивает о новой пьесе так, будто речь идет о лекарстве, которому суждено предотвратить смертельный исход болезни.

«В случае Вы не пришлете пиесы, я буду поставлена в ужасное положение», — пишет она драматургу, к которому обращены все ее надежды.