Раиса Беньяш - Пелагея Стрепетова

• Название: Пелагея Стрепетова
• Автор: Раиса Беньяш
• Издательство: Искусство
• Жанр: Театр
• Год: 1967

Все в жизни Пелагеи Стрепетовой, словно нарочно, сочинено для романа. Великая трагическая актриса, она и сама шла навстречу трагическим испытаниям. Творческим, человеческим, общественным. Ее биография полна резких и неожиданных столкновений, внезапных конфликтов, таинственных совпадений. Кажется, действительность сама позаботилась о том, чтобы на каждом жизненном перекрестке, с первой минуты появления на свет, подстроить непредвиденные и глубоко драматичные повороты.

---

О роли Анны Петровны, исполненной Стрепетовой, не написано в общей сложности даже и ста строк. Спектакль Александринского театра, положительно отмеченный большей частью прессы, так и не становится сколько-нибудь важным событием. Тем более не становится им исполнение роли Анны Петровны. Но сейчас, на расстоянии больше чем полувека, скупые слова, которые были сказаны о Стрепетовой — Анне Петровне, приобретают поистине выдающееся значение.

Сам Чехов, относившийся к пьесе со свойственной ему повышенной требовательностью, критикуя ее в письме к А. Плещееву, писал при этом, что героев «Иванова» он считает «новыми в русской литературе и никем не тронутыми», и хотя «пьеса плоха, но люди пьесы живые и несочиненные».

«Петербургская газета» сообщает о колоссальном успехе представления «Иванова», отмечая, что на сцене предстал «ряд типов, прямо вырванных из жизни». В одной из статей было написано, что «автор своей искренностью, любовью и силой своего таланта поднимает в зрителе такие чувства, которым, быть может, пришлось бы совсем заглохнуть».

Правда, одновременно раздаются полемические голоса, которые, отождествляя взгляды Иванова с авторскими взглядами, называют пьесу несвоевременной и даже вредной. Тем более важно, что Стрепетова оказалась в числе тех немногих исполнителей, которые выразили в спектакле дух чеховского произведения.

Очевидец свидетельствует:

«Особенно захватила весь театр по тонкости и по драматизму исполнения заключительная сцена ее (Стрепетовой. — Р. Б.) с В. Н. Давыдовым (Иванов. — Р. Б.), Оба эти яркие таланта точно разгорались от контакта. Когда занавес опустился, публика несколько мгновений молчала, вся под впечатлением только что пережитой драмы. Я была на первом представлении этой пьесы, и мне показалось, что после этих нескольких секунд молчания все зрители поднялись как один человек и двинулись вперед, к барьеру, аплодируя и восторженно, даже как-то благоговейно повторяя „браво, браво“».

В роли Анны Петровны Стрепетова с проникновенной тонкостью и подлинным драматизмом показывала судьбу женщины, незаконно обокраденной жизнью.

— Я, доктор, начинаю думать, что судьба меня обсчитала. Множество людей, которые, быть может, и не лучше меня, бывают счастливы и ничего не платят за свое счастье. Я же за все платила, решительно за все… И как дорого! За что брать с меня такие ужасные проценты?..

Эти слова, в которых сконденсировалась вся жестокая драма человека, умевшего любить самоотверженно, не спрашивая платы за это, и теперь оказавшегося ненужным, произносились Стрепетовой с такой затаенной болью, с такой потребностью узнать правду, как будто она ждала от всего зрительного зала ответа на мучившие ее вопросы.

Самым удивительным, пожалуй, было то, что, не определяя художественных особенностей чеховского письма, может быть, не разбираясь в них, актриса интуитивно играла в том ключе, которого требовала чеховская драматургия. Она была сдержанной и скупой в проявлении чувств. Она говорила просто, ничего не подчеркивая, не прибегая к частым для нее резким контрастам. Но чем меньше высказывалась вслух боль Анны Петровны, тем отчетливее и полнее вырисовывалась отчаянная бессмыслица судьбы этой женщины, потерявшей веру в радость жизни.

Когда она тихо, со светлой улыбкой, подчеркнутой тоскливым выражением расширившихся глаз, говорила: «Цветы повторяются каждую весну, а радости — нет?» — казалось, что она произносит приговор своей жизни, тем более страшный, чем меньше в нем обвинений.

В молчаливой сцене, когда Анна Петровна застает мужа и Сашу, была такая сила немого укора, что становилось понятным, почему Иванов, испытавший этот укор, никогда уже не сможет быть счастлив. Казалось, его, как и зрителей, всегда будет преследовать этот взгляд, как бы спрашивающий, — почему же, почему другим дано счастье, за которое она заплатила всей своей жизнью и которое ускользнуло от нее, хотя она и не совершила ничего дурного?

Тот же настойчивый вопрос звучал в голосе Анны Петровны, когда она, не отрывая взгляда от Иванова, повторяла:

— Зачем она сюда приезжала?..

Она бросала свои обвинения Иванову без злобы, без желания отомстить. В бунте против Иванова Анна Петровна пыталась найти объяснение своей бессмысленной жертвы. Ей становилось легче оттого, что все ее одинокие раздумья, все болезненные мысли можно было, наконец, свести к одной понятной причине: Иванов плохой, нечестный человек. Чем горячее она обвиняла его, тем яснее становилось, что она и сама не верит в эту обидную характеристику человека, которому отдана жизнь.

Но ведь если он не был бесчестным человеком, если он не обманывал ее, значит, нельзя верить даже и в силу любви, в то единственное, что еще поддерживало ее истерзанное сердце?

Когда в финале сцены Иванов вопреки собственной воле бросал Анне Петровне оскорбительное слово «жидовка», Стрепетова казалась сраженной до конца. Значит, ни от кого в этом мире нельзя ждать справедливости. Значит, ни душевная чистота, ни самая большая жертва, ни цельное чувство — ничто не может преодолеть страшного национального предрассудка. Значит, это правда, что происхождение может сокрушить любовь, которой принесено в жертву все, что было дорого и нужно. Значит, гибель Анны Петровны все равно неминуема. Тогда зачем же жить?

И когда Иванов говорил, что она скоро умрет, казалось, что эти слова запоздали, что смерть уже настигла женщину, еще минуту назад способную на гнев, упреки и оскорбления.

Выразительное лицо актрисы сразу успокаивалось, словно грядущую смерть она принимала за освобождение. Не жажда мщения, а попытка самой себе объяснить случившееся определяла все поведение Стрепетовой в этой трудной последней сцене.

Значение этой роли для актрисы было не только в том, что своим поэтичным, исполненным глубокого драматизма, без тени надрыва, исполнением она опровергала уже установившееся за кулисами мнение об угасании ее таланта. Даже не в том, что чеховский образ свидетельствовал о ее готовности откликнуться на новые темы современной жизни, постичь и воплотить новые эстетические течения. Но прежде всего в том, что исполнением роли Анны Петровны Стрепетова еще раз показала прогрессивное направление своего таланта.

Конечно, Анна Петровна Стрепетовой не могла совершить того переворота в мыслях, которого добивались ее Катерина и Лизавета. Но в ее исполнении было много данных для этого. Они не осуществились до конца не потому, что этого не хотела актриса, но потому, что для этого еще не пришло свое время.

Можно было бы думать, что роль Анны Петровны и тема, раскрытая в ней Стрепетовой, были просто случайностью, если бы не то, что эту роль Стрепетова включила в репертуар своих гастрольных поездок после ухода из Александринского театра.

Спустя три года, когда на казенной сцене уже забыли о первой постановке «Иванова», Стрепетова играет эту пьесу в своей поездке по России. Казанский рецензент, настроенный по отношению к Стрепетовой отнюдь не восторженно, критически разбирающий ее игру в «Бедной невесте» или в «Грозе», пишет о большом успехе «Иванова»: «В ее исполнении послышалось нечто „стрепетовское“, поражающее правдой и сильно действующее».

Это свидетельство незаинтересованного зрителя особенно важно, потому что оно говорит о любви актрисы к чеховской роли, об ее длительной работе над ней, о той силе воздействия, о которой по неизвестным причинам почти умолчали столичные критики. Быть может, Суворин, так расхваливавший пьесу Чехова, потому-то и оказался сдержанным в оценке своей любимой актрисы, что он услышал в ее исполнении ноты, несогласные с тем идейным содержанием, которое он искал в искусстве Стрепетовой?

«Иванов» оказался последней значительной работой Стрепетовой на казенной сцене. Остаток ее службы в Александринском театре был до конца беспросветным.

Актриса пробыла в театре девять лет, но так и осталась одинокой.

Вначале она была, в сущности, гастролершей, делающей успех и собирающей полные сборы. С этим приходилось считаться. Потом сборы начали падать, и дирекция немедленно сделала из этого свои выводы.

В рапорте управляющего русской драматической труппой на имя «его превосходительства директора» сказано: «Стрепетова получала в общей сложности более двухсот рублей за каждый спектакль. Такое крупное вознаграждение до сих пор не отягощало бюджета драматического театра, потому что спектакли с участием г-жи Стрепетовой почти всегда давали или полные, или очень большие сборы; публика ее любит и всегда восторженно приветствует, несмотря на то что репертуар г-жи Стрепетовой очень ограничен и однообразен. Желательно, чтобы на будущее время Стрепетова могла играть по требованию дирекции более одного раза в неделю и чтобы участвовала не исключительно в своем, а в общем текущем репертуаре».