Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 20. Плодовитость

• Название: Собрание сочинений. Т. 20. Плодовитость
• Автор: Эмиль Золя
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1966

В двадцатый том Собрания сочинений Эмиля Золя (1840–1902) вошел роман «Плодовитость» из серии «Четвероевангелие».

Создавая тенденциозный, проповеднический роман, Эмиль Золя во многом уходил от реалистического метода. Роман построен им нарочито иллюстративно. Каждый эпизод и каждый персонаж призваны воплощать и иллюстрировать некий тезис. Все персонажи разбиты на две основные, противостоящие одна другой группы: с одной стороны — положительные Матье и Марианна с их потомством, свидетельствующие своим примером о преимуществах плодовитости (к ним еще примыкает доктор Бутан); с другой стороны — остальные действующие лица, отрицательные, совершающие преступления против естественного закона деторождения. Все поступки персонажей, все их мысли и разговоры связаны с одним-единственным вопросом — деторождением. Они много рассуждают, резонерствуют: Золя передает Матье свои мысли по основному вопросу книги, а персонажам, не желающим иметь детей, — мысли своих идейных противников. Золя дифференцирует и воплощает в разных персонажах различные мотивы ограничения семьи или отказа от деторождения (Бошены, Моранжи, Сегены, Анжелены, Лепайеры, Серафина). В определении этих мотивов он опирается на факты действительности, обобщенные в прочитанных им книгах или наблюденные им самим.

Под общей редакцией И. Анисимова, Д. Обломиевского, А. Пузикова.

---

Констанс, не выпуская из своей руки ручонку сына, смотрела на бледненького Мориса с какой-то страстной гордостью: предприниматели и финансисты гордятся своими капиталами так же неистово и воинственно, как аристократы — древностью рода. Пусть он, Морис, будет королем, одним из тех промышленных королей, которые ныне стали хозяевами нового мира!

— Успокойся, крошка, никогда у тебя не будет ни брата, ни сестры, мы с папой договорились. И если даже папа забудется, мама всегда начеку.

Эти слова вернули Бошену его обычную шумную веселость. Он знал, что жена еще более упряма, чем он сам, еще более полна решимости ограничиться одним ребенком. Этот грубиян и жизнелюб вовсе не собирался отказывать себе в утехах и, играя комедию брака, довольствуясь скудными супружескими ласками, раз и навсегда решил брать реванш на стороне. Возможно, Констанс знала об этом, по закрывала глаза на то, чему не в состоянии была помешать.

Бошен нагнулся и поцеловал сына.

— Слышишь, Морис? Мама правду говорит, мы не собираемся искать в капусте другого мальчика.

Затем он повернулся к Бутану:

— Вы-то знаете, доктор, что у женщин есть свои собственные способы.

— Увы! — ответил Бутан тихим голосом. — Среди моих пациенток была такая, которая отправилась на тот свет от этих способов.

Бошен снова разразился неистовым хохотом, а оскорбленная Констанс сделала вид, что не понимает, о чем идет речь. Матье, не вмешивавшийся в разговор, серьезно прислушивался, ибо вопрос рождаемости был в его глазах необычайно важным и даже устрашающим, так сказать, первоочередным вопросом, от правильного решения которого зависели судьбы всего человечества. Только ничем не стесняемая рождаемость способна обеспечить прогресс. И если народы достигли известной степени развития, если цивилизация так далеко шагнула вперед, то объясняется это прежде всего тем, что народонаселение непрерывно возрастало и люди заселили все уголки земли. И разве грядущий расцвет человечества, правда, справедливость не нуждаются в этом постоянном приросте, в плодовитости рабочих и бедняков, которая влечет за собой общественные перемены? Все эти вопросы Матье еще не додумал до конца; смущенный советами Бошенов, проповедовавших очевидное благоразумие, он даже слегка стыдился, что успел обзавестись четырьмя детьми. Но его вера в жизнь восставала: ведь чем больше возникнет новых жизней, тем вернее человечество придет к счастью. Человек рождается для созидания и для того, чтобы продолжить жизнь, передать ее другим. Производя на свет себе подобных, испытываешь удовлетворение доброго труженика, хорошо выполнившего свою работу.

— Значит, мы с Марианной ждем вас к себе в Жанвиль в ближайшее воскресенье.

Он не успел получить ответа, так как вошел слуга и доложил, что какая-то женщина с ребенком на руках добивается свидания с хозяйкой. Бошен, узнав, что это жена мастера, которого все звали папаша Муано, приказал ее впустить. Поднявшийся было Бутан решил остаться из любопытства.

Мамаша Муано, как и ее муж, была приземистая и толстая женщина лет сорока, состарившаяся до времени, цвет лица у нее был серый, глаза мутные, волосы поредели и поседели, рот обмяк, половину зубов она уже растеряла. Частые роды изуродовали ее, и она давно перестала следить за собой.

— Чего вы хотите, голубушка? — спросила Констанс.

Но мамаша Муано совсем растерялась, ее смутили все эти господа, которых она никак не ожидала здесь встретить. Она ведь рассчитывала застать хозяйку в одиночестве и теперь не решалась заговорить.

— Это ваш последний? — спросил Бошен, глядя на бледного, тщедушного ребенка, которого женщина держала на руках.

— Да, сударь, это мой меньшенький, Альфред, ему десять месяцев, пришлось отнять его от груди — у меня пропало молоко… До него у меня уже было девятеро, только трое умерли. Мой старший, Эжен, в солдатах где-то у черта на куличках, в Тонкине. Две старшие дочки: Норина и Эфрази — у вас на заводе. А дома на руках еще трое. Виктору уже пятнадцать, Сесиль десять, а Ирме семь… На ней дело было застопорилось, и я уже решила, что отрожала свое. Рада была радешенька. Но вот появился еще и этот… Разве годится эдакое — в сорок-то лет! Видно, бог от нас совсем отступился, от моего бедняги мужа и от меня!

Бошен заулыбался.

— А знаете, что говорит ваш муж? Он говорит, что не он детей делает, а жена.

— Хорошо ему шутить. Его дело маленькое. Я-то, сами понимаете, не очень к этому стремлюсь. Первое время я, бывало, тряслась от страха. Но что поделаешь? Приходится уступать, подчиняться, ведь, согласитесь, не больно приятно, если муж начнет по бабам бегать. Он ведь не злой, работяга и пьет не много, а что ж ему, кроме этого, остается, какие у него еще удовольствия в жизни? С моей стороны было бы прямо нечестно ему отказывать — разве я ему не жена?

Доктор Бутан, как всегда невозмутимый, спокойно спросил ее:

— Вам, стало быть, неизвестно, что существуют способы предотвратить зачатие?

— Видите ли, добрые господа, не всегда это удобно. Когда муж возвращается вечером навеселе, осушив бутылочку-другую. с приятелями, он и сам толком не знает, что делает. А потом, Муано говорит, что не желает портить себе удовольствие.

Во время этой беседы доктор избегал взгляда Бошена. Но лукавство, светившееся в его маленьких улыбающихся глазах, свидетельствовало о том, что он забавляется этой иллюстрацией к разглагольствованиям Александра Бошена о чрезмерной плодовитости. Доктор сделал вид, будто гневно упрекает мамашу Муано за то, что она осмелилась родить десять несчастных созданий, обреченных стать пушечным мясом пли пополнить ряды проституток. Он заявил даже, что, если она несчастлива, не ее ли в том вина? Разве разбогатеешь, взяв на себя непосильный труд прокормить целую ораву ребятишек? Несчастная женщина смиренно ответила доктору, что он совершенно прав, но ведь им никогда и в голову не приходило, что они могут разбогатеть. Папаша Муано отлично знает, что министром ему не бывать, поэтому его нисколько не беспокоит — больше у них одним ребенком или меньше: когда их много, то от них даже польза есть — вырастут и начнут подрабатывать.

Бошен молча расхаживал по комнате. Неловкость все нарастала, и Констанс поторопилась прервать тягостную сцену.

— Так чем же все-таки я могу быть вам полезной, голубушка?

— Бог ты мой, мадам, не знаю, с чего и начать. Сам Муано никак не решится попросить у хозяина.

Я рассчитывала застать вас одну и упросить походатайствовать за нас… Мы были бы вам от души благодарны, если бы вы помогли нам устроить на завод нашего парнишку, нашего Виктора.

— Но ему же только пятнадцать лет, — сказал Бошен. — Подождите до шестнадцати. Правила очень строгие.

— Само собой. А нельзя ли чуточку схитрить? Нам это вот как было бы на руку…

— Нет, нет, даже не просите.

Из глаз мамаши Муано полились крупные слезы. Матье, с сочувствием наблюдавший за ней, был потрясен. Ох, эта жалкая плоть, которую предлагают как товар, не дожидаясь дня, когда она созреет для труда! Побуждаемый голодом рабочий готов солгать, лишь бы обойти закон, охраняющий его же интересы!

Когда мамаша Муано в отчаянии удалилась, доктор заговорил о детском и женском труде. Уже после первых родов женщина, как правило, не возвращается на завод. Сперва беременность, потом кормление ребенка приковывают ее к дому, потому что иначе ей и новорожденному угрожают непоправимые беды. Ребенок растет хилым, зачастую калекой, не говоря уже о том, что несправедливо заниженная оплата детского труда влияет на общее снижение заработков рабочих. Доктор снова заговорил о непомерном росте нищеты, о все растущей плодовитости низших классов, которым нечего терять, не к чему стремиться. Вряд ли кто может радоваться подобному увеличению рождаемости, раз она только множит до бесконечности армию умирающих с голоду и бунтовщиков.

Расхаживавший по комнате Бошен вдруг остановился и спокойно сказал:

— Я понимаю, что вы имеете в виду. Вы хотите доказать, что я противоречу самому себе, хотите, чтобы я признал во всеуслышание, что именно мне и выгодны его семеро детей, — более того, я в них нуждаюсь, я сам ограничился единственным сыном, что я калечу свою семью, лишь бы не искалечить предприятие! Францию называют теперь страной единственных сыновей. Не так ли?.. И это — верно. Но, дорогой мой, вопрос этот сложен, и по существу дела прав я, а не вы!

Бошену явно хотелось высказаться до конца, он бил себя в грудь, кричал, что он либерал, демократ, сторонник подлинного прогресса. Да, он согласен, что надо рожать детей: армии нужны солдаты, а заводам — рабочие. Но он не может отмахнуться от ответственности, лежащей на плечах высших классов: ведь он рассуждает, как капиталист, стремящийся сберечь достигнутое благосостояние.