Андрей Войницкий - Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

• Название: Резиновое солнышко, пластмассовые тучки
• Автор: Андрей Войницкий
• Жанр: Короткие истории

Идея повести «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» возникла после массового расстрела учеников американской школы «Колумбина» в 1999 г. История трех подростков, которые объединяются, чтобы устроить кровавую баню в своей школе стала первой в Украине книгой о школьном насилии. По словам автора, «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» — не высокая литература с витиеватыми пассажами, а жесть как она есть, история о том, как город есть людей, хроника ада за углом свежевыкрашенного фасада. «Это четкая инструкция на тот черный день, когда вам придется придумать себе войну, погибнуть в ней и сгнить в братской могиле вместе со своим батальоном неудачников», — говорит Войницкий.

---

Еще часа два Гена брел по безлюдной пыльной дороге между голыми черными полями, от одной лесополосы к другой. Проснулся зверский голод. Подкашивались ноги. В голове беспрерывно гудел колокол, отдавая в виски звонкими толчками. Гена понял, что заблудился, понял, что не может больше идти, даже если бы и знал куда, понял что приблизился к краю чего-то такого, за чем ничего больше нет.

Он лег на землю и закрыл глаза. Он врос в землю, пустил корни, сросся с черными комьями. Хотелось заплакать, но не осталось сил даже на это. Небо стало близким, небо давило на лоб, как пресс, небо вдавливало глаза в глазные впадины, в мозг, в землю. Гена был между — небом и землей, жизнью и смертью, непонятным и невозможным, паникой и ужасом, безразличием и небытием. Ему не хотелось вставать, и он понял, что уже не встанет.

Но как часто в жизни бывает, все образовалось. За следующей лесополосой оказался поселок. Там добрые люди покормили его, дали отдохнуть, и посадили на автобус домой.

Дома были крики, слезы, истерики, визги, успокаивания. Мать стала дерганной как марионетка, а отец за сутки постарел на десять лет.

* * *

Погода была не очень, шло к дождю. Гена стоял возле бюста поэта древности, в одном из тех чудесных парков, где по весне цветут тюльпаны, и нервно поглядывал то на часы, то на затянутое серое небо. Цветов он не покупал, решил, ну их на фиг.

Юля уже опаздывала на двадцать пять минут. Гена ждал. Он не представлял, о чем они будут говорить и куда он ее поведет. У него холодело в груди, и он хотел лишь одного: чтобы она не пришла, а он с чистой совестью ушел домой и забыл о девушках на ближайшие десять лет.

Но она пришла, одетая в черные джинсы и застегнутую наглухо косуху, с рюкзаком на плечах. На ногах были те самые армейские ботинки.

Гена поправил очки и издали ей улыбнулся. Она была потрясающа.

— Привет.

— Привет, — тут она задала вопрос, который он меньше всего ожидал услышать. — Бабки есть?

— Что?

— Ну, ты деньги с собой брал?

— Ну да.

— Сколько?

— Ну, гривен пятнадцать…

— Отлично. Купим две бутылки кагора и пачку сигарет. Пошли в переход.

Гену поразило, как быстро эта девчонка распорядилась его финансами. Они направились к переходу.

— Меня мать наказала, — объясняла Юля по дороге. — Не дает денег, представляешь? Только на завтраки в школе. Хоть вешайся.

— За что она тебя так? — полюбопытствовал Гена.

— Не хочет, чтобы я виделась с братом. У меня сводный брат — нарик, так она боится, что он и меня подсадит… А, достали все… Надо напиться… Сегодня напьюсь…

Когда она покупала за его деньги две бутылки красного вина, ему стало не по себе. Гена никогда не пил спиртного и даже не знал, какое оно на вкус.

Начинало темнеть. Бутылки звенели в Юлином рюкзаке. Она закурила и предложила Генке, но он отказался.

— Пошли на Калифорнию, — предложила Юля. — У Змея бездник. Будет весело.

— На Калифорнию? — Генке стало страшно, — это там где неформалы тусуются?

— Ну да, тут недалеко. Пошли.

— Я там никого не знаю…

— Ничего, я тебя со всеми познакомлю.

Они пересекли дорогу, и Юля повела Генку проходными дворами — незнакомыми, дикими, обшарпанными. Из окон уродливых кирпичных домов часто грохотала музыка, и слышался пьяный мат. У подъездов кучковались местные ребята — курили, орали, матерились и сплевывали.

— А кем твоя мама работает? — спросил Гена, чтобы больше не молчать.

Они миновали последний прямоугольный двор и стали спускаться к лесу.

— Мама… вообще она переводчик… Знает английский, немецкий и французский немного…

— Ух ты!

— Кроме того, она писательница. Мы раньше жили в Москве, и она писала книжки. Детективы. Может, слышал — Наталья Перестрелкина. Это ее литературный псевдоним.

— Подожди, — Гена остановился. — Перестрелкина? Это там где про милицию? Про оперов, да? «Бандиты без понятий»?

— В этом роде, — отозвалась Юля неохотно. — Я думала ты не знаешь. Она не так популярна как другие…

— У моего папы они все есть. Он вообще любит такое чтиво. Так это твоя мама пишет?

— Уже не пишет, — сказала Юля. — Ты вообще не распространяйся про это… Хотя… Все и так знают… Физичка даже автограф у мамы взяла. На родительском собрании… Ценительница творчества… ебаная.

— Ну да, — вспомнил Гена, — кто-то говорил мне, что в нашей школе учится дочь писателя. Так это ты, оказывается.

— Я.

Они пошли по желтой, густо присыпанной листвой дороге между черными лысеющими деревьями. Гена кайфовал, слушая как хрустят под ногами листья. Небо затянуло темно-фиолетовым так густо, что оно казалось твердым. Вдали гремело. Вокруг был лес. Где-то рядом квакали лягушки. И если бы не доносящийся с шоссе гул автомобилей можно было бы забыть, что это Брагом. Деревья кончались, и на огромной продолговатой поляне виднелся длинный отрезок бетонного забора, который ни что ни от чего не отделял. За забором подымался покатый холм, весь в траве, мусоре и кривых карликовых деревьях, а сам забор был целиком изрисован неформальскими граффити — окровавленными трупами, перевернутыми крестами, названиями групп. Гена отметил, что некоторые рисунки поистине мастерские — ряды кладбищенских крестов, уходящие в закат, мутант с тыквой вместо головы и горящими красными глазами, урбанистический викинг на мотоцикле… Это впечатляло.

Они пошли вдоль забора. Юля не обращала на рисунки никакого внимания — видно была здесь тысячу раз. Дорога плавно уползала вверх — там, над желтыми кронами деревьев поднимался серый столб дыма. Гена услышал доносящиеся оттуда голоса. Забор обрывался где-то позади так же резко, как и появился, а дорога вверх была все круче — приходилось хвататься за карликовые деревья, и обходить вросшие в землю куски ржавого металла. Тут и там выныривали из земли рыжие трубы — некоторые так и торчали над спуском, как дула орудий морского крейсера, а некоторые изгибались прямым углом и снова зарывались в землю. Слева от Гены, далеко внизу, в непроходимых зарослях текла между редкими бетонными плитами речка-вонючка. Гена не ожидал, что ему придется лазить по таким диким местам, он думал повести Юлю в кафе, а потому оделся по-городскому во все новое и нарядное. Сейчас он чувствовал себя как человек в смокинге и при бабочке, которому вдруг пришлось разгружать вагоны с цементом.

Он поднимался вслед за Юлей, поглядывая на ее обтянутую джинсами попку. Он вдруг вспомнил, что хрупкая Юля тарабанит на себе рюкзак с вином, и надо бы помочь, но было уже поздно — они вышли на ровную поляну, где горел костер.

Он ожидал увидеть у костра сборище из пятидесяти агрессивных пьяных неформалов, а неформалов оказалось всего трое: два парня и одна девушка. По периметру костра в землю были горизонтально вкопаны прямоугольником крупные длинные бревна. Видно было, что народ потрудился когда-то, обустраивая это место. Парни сидели на одном из этих бревен и передавали друг другу бутылку с какой-то отравой, а девушка, наклонившись над костром, ковыряла в нем прутиком. В красных отбликах Гена рассмотрел ее чуть монголоидное лицо с раскосыми глазами.

Девушка заметила их первой — она завизжала и бросилась на Юлю, как бросаются на вражеские окопы. От нее пахло спиртным. Казалось, Юля не устоит, и они вместе кубарем покатятся вниз. Они визжали, обнимались, целовались — радовались встрече. Наконец девчонка отцепилась от Юли, и Гена смог ее рассмотреть. Она была чуть повыше Юли с более округлой фигуркой и дикими азиатскими глазами. Одевалась она, видимо в сэконде: тертые джинсы, рваный мешковатый свитер из-под которого выглядывал еще один свитер, стоптанные кеды…

Девушка с любопытством взглянула на Гену.

— Гена, это Диана, — сказала Юля. — Диана, это…

Договорить ей не дали. На Юлю тут же с рычанием набросились заметившие ее парни. От них тоже несло спиртным. Юлю тут же закружили над спуском.

— А-а-а! Змей, дурак, поставь меня на землю! Змей! Зме-е-ей!

— Джульетта! — рычал Змей патетически. — Могу я лечь вам на колени? Прекрасна мысль — лежать между девичьих ножек.

— Размечтался, — отозвалась Юля сверху. — Шекспира сначала перечитай. Ты цитируешь «Гамлета», Джульеттой там и не пахнет. Так что иди в жопу, Ромео. И поставь меня на землю, а то откушу ухо.

— Она меня не любит, — горько констатировал Змей. — Дерзай, мой друг Корабль, может тебе повезет больше, — он передал Юлю второму парню, который тут же взвалил ее на плечо задом наперед.

— Корабль, — сказала Юля. — Ты хочешь умереть молодым?

— Дамы и господа, — провозгласил Корабль. — Я утащу ее в свою пещеру, напою самогоном и обесчещу!

— Обесчесть лучше меня, — попросила Диана.

— Тебя обесчестишь, — проворчал Змей, — ты сама кого хочешь обесчестишь.