Андрей Войницкий - Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

• Название: Резиновое солнышко, пластмассовые тучки
• Автор: Андрей Войницкий
• Жанр: Короткие истории

Идея повести «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» возникла после массового расстрела учеников американской школы «Колумбина» в 1999 г. История трех подростков, которые объединяются, чтобы устроить кровавую баню в своей школе стала первой в Украине книгой о школьном насилии. По словам автора, «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» — не высокая литература с витиеватыми пассажами, а жесть как она есть, история о том, как город есть людей, хроника ада за углом свежевыкрашенного фасада. «Это четкая инструкция на тот черный день, когда вам придется придумать себе войну, погибнуть в ней и сгнить в братской могиле вместе со своим батальоном неудачников», — говорит Войницкий.

---

— Корабль, — сказала Юля. — Ты хочешь умереть молодым?

— Дамы и господа, — провозгласил Корабль. — Я утащу ее в свою пещеру, напою самогоном и обесчещу!

— Обесчесть лучше меня, — попросила Диана.

— Тебя обесчестишь, — проворчал Змей, — ты сама кого хочешь обесчестишь.

Корабль понес Юлю к бревнам. Змей посмотрел на оторопевшего Генку и протянул ему руку:

— Змей.

— Гена, — он ответил на рукопожатие.

— Я тебя раньше не видел.

— Я тут в первый раз.

Они подошли к костру, где Юля уже вытаскивала из рюкзака бутылки. Все обрадовались:

— Опа! Некисло!

— Кагорчик. А у нас водяра осталась на крайний случай смертельно опасной трезвости.

— Не, пипл, трезветь нельзя.

— Никто и не собирается.

Гена, наконец, смог всех хорошо рассмотреть. Змей был парнем среднего роста, коренастым с длинными ухоженными волосами и заметно прыщавым лицом. Заметив прыщи у Змея, Гена испытал наслаждение близкое к половому: не я один такой! Змей был одет вполне нейтрально: джинсы, обычная куртка… Под курткой, правда, был балахон с изображением какого-то рок-идола (Гена не рассмотрел какого). Корабль же был высоким парнем (чуть выше Гены) в рваных джинсах и столь же рваной косухе, без прыщей, с обычной слегка лохматой стрижкой. Корабль уже изрядно окосел и временами не эстетично отрыгивал. Возле одного из бревен лежали два рюкзака, черная гитара и пустая бутылка из-под водки.

Все оживленно заговорили с Юлей. Звучало обилие незнакомых имен, кличек и характеристик, и Гена понял лишь, что все обещали прийти, но никто не пришел ввиду скверной погоды. О Генке не спрашивали не слова — словно все знали его как родного.

— Дамы и господа, — провозгласил Корабль, очнувшись от алкогольного транса. — Давайте выпьем.

Вино было решено оставить на потом. По кругу пустили оставшуюся водку. Гена впервые видел чтобы девочки так хлестали водку с горлышка бутылки: сначала Диана, потом Юля. Пили за день рождения Змея и желали ему, чтоб он сдох.

— Закусить, к сожалению, нечем, — говорил Корабль. — Можете занюхать портянками Змея и тогда встретимся в аду. Есть, правда, эта… сарделька, но она одна, а нас… раз, два… Змей, посчитай сколько нас, а то у меня пальцы на руке закончились…

— А вторую задействовать слабо? — отозвался Змей.

— Боже! Как много у меня рук!

Все еще морщась (она так симпатично морщилась), Юля передала бутылку Генке и сказала:

— Допивай!

Водки было немало, но общение с неформалами успело наложить на Гену свой пагубный отпечаток. Он больше не сомневался. Он выпил все залпом и сразу же пожалел об этом. Горло обожгло так, что он начал хватать ртом воздух, как выброшенная на песок рыба, и от этого сделалось еще хуже. Он кашлял и отплевывался.

— Не пошла? — спросила Юля участливо.

— Какая гадость… — выдавил из себя Гена, — эта ваша заливная рыба…

— Что касается сардельки, — говорил тем временем Змей. — Корабль не спиздел, она действительно есть и она одна.

— Под красное вино хорошо идет мясо молодого цыпленка, — сообщила Диана.

— В сардельке больше туалетной бумаги, чем мяса цыпленка… Мы ее поджарим и разделим на… раз, два… четыре части. Корабль обойдется.

— А в голову?

— Ладно, уговорил, разделим на пять частей. Я сегодня добрый, все-таки шестнадцать стукнуло.

Решили пить вино, но обнаружили, что для его откупорки нужен штопор. Штопора, конечно, ни у кого не оказалось.

— Тому, кто его покупал нужно отрезать яйца, — изрек Змей флегматично глядя на бутылку.

— Это я покупала, — сказала Юля угрожающе.

— Тогда пришить пару чужих.

— Твоих?

— У него нет яиц, — доверительно проинформировал Корабль. — Я проверял. У него там нечто такое, о чем вы даже боитесь подумать…

В ответ Змей начал высматривать в округе бревна потяжелее, миролюбиво приговаривая: «Чем бы его?»

— Принести гитару? — предложила Диана Змею.

— Не. Гитару жалко. Нам Юлька чего-нибудь на ней сегодня сыграет.

Подумав, вино открыли старым, добрым способом — нашли кусок ветки и протолкнули пробку внутрь. Стаканчиков не было, поэтому пили из горлышка. Все плавно пьянели и говорили о чепухе. Курили Юлины сигареты, купленные за Генкины деньги и в какой-то момент Генка заметил, что курит вместе со всеми и не стесняясь вставляет в разговор всякую чушь. Временами они спорили, и никто никого не слушал, и все пытались докричаться друг до друга, и высказать свое, единственно истинное мнение. Генке было хорошо и лениво. Он принимал бутылку от Юли, делал глоток и передавал ее Кораблю. Было уже совсем темно, и лишь плясал в глазах спасающий костер, в который кто-то подбрасывал иногда дров из невидимой Генке кучи. Кто-то сбоку вручил Гене горячий кусочек сардельки, и он закусил ним очередной глоток. Казалось, он в жизни не ел ничего вкуснее.

— А знаете, почему я пью? — спрашивал Корабль, раскуривая сигарету. Он слегка покачивался взад-вперед (Корабля штормило) и чесал большим пальцем нижнюю губу.

— Потому что ты алкаш хренов, — отвечала за всех Диана.

— Не-а. Потому, что я поэт. Поэтому и пью. По… понятно?

— Началось, — тихо сказал Змей.

В его голосе проступал беспомощный фатализм человека, понимающего неотвратимость некой природной стихии.

А Корабль заводился:

— Вот смотрите… ык!..Сейчас у нас что?.. Сейчас у нас царство обывателя! Обыватель с детства учит детей быть обывателями. Чтобы маленький обыватель вырос большим обыв-вателем… да… Обыватель это что? Это рамки… ык!..это стены в которых гниет его жизнь. Дом, семья, работа… Работа — это главное, понял? Для них работа-это все! Выучился — и сразу работать, и так всю жизнь! А ведь работа — это главное зло! Я не знаю, для чего создан человек, но уж точно не для того чтобы торговать в ларьке сигаретами. Или разгружать грузовики с хлебом. Или работать калькулятором… то бишь бухгалтером… Вот у меня отец был учителем… А вы думаете ему это нравилось? Хренушки. Он с детства любил играть в футбол. А стал учителем. А вот у Змея сестра официантка. Может ей хочется бегать целый день в пятидесяти квадратных метрах и улыбаться всяким идиотам? А, Змей, хочется?

— Слушай, Корабль…

— Нет! Не хочется! Но уйти она не может, у нее семья, ей нужны деньги. Потому, что ей вдолбили с детства, что счастье — это семья и работа, и больше ничего нет. А это не счастье, это каторга. Концлагерь. И вот она бегает — с дому на работу, из Освенцима — в Дахау.

— Это интересно, — сказала Юля. — Но какое, отношение это имеет к тому, что ты поэт и к тому, что ты пьешь?

— Это протест.

— Убогий протест.

— Как Веничка Ерофеев.

— Засранец ты, а не Веничка Ерофеев.

— Бесспорно, — вдруг согласился Корабль, — бесспорно, я засранец.

— Все мы засранцы, — неожиданно сказал Гена.

— Бесспорно… Но представьте, — глаза Корабля вдруг загорелись, — 39-й год… Мы немцы… Доктор Геббельс орет по радио: «Вы нужны Германии!». Да я бы первым вступил в НСДАП, я бы первым взял шмайсер, я бы первым ворвался в Польшу…

— Все это в теории, Кораблик, — лениво сказала Юля. — А на деле… на деле ты бы обосрался.

— Ты уверена?

Все молчали. Диана подкинула дров в костер. Юля внимательно смотрела на Корабля.

— Хорошо, — сказала она. — Ты хочешь убивать? Допустим, у меня в рюкзаке пистолет. Я дам его тебе и скажу: «Убей!». Ты убьешь?

— Кого?

— Кого-то из нас.

— Зачем? Нас и так отстреливают.

— Кто?

— Они, — Корабль неопределенно махнул рукой в сторону.

— Тогда кого-то из них, — Юля кивнула головой в ту же сторону.

Казалось, они знают, о ком говорят. Казалось, они говорят о ком-то конкретно.

— Юличка, — отозвался наконец Корабль, — на такие вопросы не отвечают словом. На них отвечают пулей. Или обоймой. А у тебя, правда, ствол в рюкзаке.

Юля медлила.

— Был бы, — сказала она тихо, — я б тебя гада еще тогда пристрелила.

— Ты что тогда обиделась? — в тоне Корабля слышалась издевка.

— Ах ты ж гнида…

— Я просто сделал то же, что и ты днем раньше. Ну зашел чуть дальше. А ты, значит, обиделась, да?

— Ты себе льстишь, — сказала Юля сквозь зубы.

— Вы друг друга стоите, — подала голос Диана.

Гену начинало раздражать, что Юля с Кораблем монополизировали общественное внимание для обсуждения личных тем. Тем более все явно знали, о чем они говорят, только Гена не знал ничего.

— Змей, — громко обратился Гена, — ты говорил, что Юля нам сыграет на гитаре.

Змей не успел ответить. Корабль поднял на Генку взгляд, словно только что его заметил и сказал ему:

— Извини, друг… Я забыл, как тебя зовут.

— Гена.

— Гена, значит, — он перевел взгляд на Юлю и ухмыльнулся. — Мне то по хуй, конечно… А вот Сому как?