Людвиг Вольтман - Политическая антропология

• Название: Политическая антропология
• Автор: Людвиг Вольтман
• Издательство: Белые альвы
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2000
• ISBN: 5-7619-0107-2

Эта книга известного немецкого философа, антрополога и социолога (1871–1907) является одной из лучших классических работ по расовой теории. Написанная 100 лет назад живым доходчивым языком, она до сих пор актуальна, ибо поднимает важные вопросы. Из-за личной неприязни Ленина имя Вольтмана было вымарано из русской культуры, в которой немецкие интеллектуалы находили свою реализацию подчас раньше, чем у себя на родине. Настоящее издание в условиях новой подлинно демократической России исправляет этот досадный пробел. Книга предназначена для антропологов, историков, политологов, психологов, ученых других направлений, студентов, молодежи, а также для семейного чтения.

---

Важнейший и обильнейший источник политической власти составляет, однако, военное и интеллектуальное превосходство одного племени или одной расы над другими антропологическими группами. Именно такой перевес и служит исходным пунктом величайших и продуктивнейших политических организаций, которые всемирная история вызвала к жизни и сделала носительницами высокоразвитой цивилизации.

Различие между частными и публичными правами, в том виде, в каком оно существует у вполне развитых цивилизованных государств, первоначально не имело места. По мере того как вследствие развития более сложных общественных организаций правящая власть переходила из рук семьи в более широкие круги человеческой орды или племени и, наконец, в руки целого народа, многие полномочия частного права становились публичным правом, которое, как возвышающееся над семьями и племенами право, достигает своего полного развития впервые только в государственно-организованном народе. История семейных и сословных прав и связанных с ними политических функций находится поэтому в обратном отношении к развитию общественных прав. Господство мужа над женой, родителей над детьми, высших сословий над большой толпой ограничивается, вместе с прогрессирующей цивилизацией, в пользу тех общественных властей, которые в интересах целого принимают на себя защиту отдельных индивидуумов и отдельных групп.

Морган, Маркс, как и следующие за ними историки и социологи, предполагают существование исторического и принципиального контраста между обществом и государством. Они учат, что правовой строй государства возник только наряду с частной собственностью, оседлостью и территориальным единством народа в начале цивилизации. Только вместе с «государством» является и общественная власть, и образуется тот настоящий политический аппарат, который служит для защиты интересов господствующих классов и держит в повиновении угнетенных. Морган сводит все формы общественного управления к двум, по его взгляду, фундаментально-противоположным, основных формам. Первая, старейшая, основана на лицах и чисто личных отношениях — родовое управление; позднейшая основывается на земельной собственности — государственное управление. Первая форма произошла из отношений рождения и происхождения степеней кровного родства; последняя — из экономических причин. Только последней форме приписывает он политический характер.[264]

Хотя и несомненно, что родовое управление было древнейшей общественной формой старых азиатских и европейских племен, однако не следует забывать, что эта форма равным образом связана с внешними местными и экономическими отношениями, как и «государство», и что она с самого начала имеет политический характер, так как в ней соединяются господство и власть. Начала и первые ступени государства имеются уже в ордах и у племен, разделяющихся на роды, причем можно даже найти указания и на более древние животные социальные состояния. С чисто биологической точки зрения, всякая общественная организация носит в себе государственные элементы и централизованные силы.

Общественное право всякого политически-организованного общества покоится либо на обычае, либо на писаной, законно формулированной конституции. Обыкновение и зависящие от него обычай и традиция представляют древнейшее интеллектуальное средство правовых мотивов и приспособлений. Но даже там, где обычай превратился в законное право и возникла настоящая система частных и публичных правовых норм, обыкновение, обычай и общественное мнение все же остаются самым мощным источником и контролем правовых законодательств. «Обычай, — говорит Пиндар, — есть царь всех людей».

В обычае и общественном мнении выражаются как существующие, так и новые потребности и интересы, которые волнуются в глубинах общества. Это старый опыт политической правовой истории, что «законы без обычаев бесплодны», когда они не согласуются с характером и привычками, с религиозными предрассудками и унаследованными обыкновениями народа или, по меньшей мере, не связываются с ними органически во время своего развития. «Древнейшее обыкновение, — гласит законодательство Ману (I. 108), — есть самый совершенный закон, одобренный в священном писании и в постановлениях божественных законодателей».

Даже суровейшие деспоты связаны правилами традиции, общественным мнением и их одобрением и неодобрением. В Китае хотя слово императора — закон, но сам он — раб предания. Традиция и голос народа даже в самых примитивных негрских деспотиях являются политической силой, с которой правители должны считаться. В цивилизованных государствах общественное мнение само создает в прессе и литературе, в собраниях и речах самостоятельную силу политической критики контроля и инициативы.

2. Политическая способность рас

Основное положение исторической антропологии заключается в том, что социальное, политическое и умственное развитие представляет следствие физиологического процесса, и что дифференцирование, приспособление и отбор человеческих индивидуумов и групп, на основании их естественных способностей, господствует над происхождением и своеобразностью политических институтов.

Политическая деятельность является следствием политически предрасположенных индивидуумов, семей и рас. Различные части человечества указывают пестрое разнообразие в роде и градациях духовной культуры и политического положения. Это различие зависит, несомненно, в известной степени от неравенства естественных условий существования и исторического и социального положения рас, т. е. от соприкосновения с другими расами и от той эпохи, когда они получают возможность вступить в общий процесс политической истории. Как бы высоко мы ни ценили эти факторы, все же в конце концов решающим моментом является разноценная и разнородная естественная одаренность рас, семей и отдельных личностей. Способность к политическому господству и к цивилизации зависит от антропологических условий. В то время как цветные расы живут еще большей частью в состоянии дикости и варварства, и только в самой незначительной своей части возвысились до известной степени цивилизации, северно-европейская раса, без исключения, достигла не только высокой цивилизации, но и более высокой политической организации.

Теория, которую высказали Гердерг, Бурдох, Клемм, Карус, Гобино относительно неравной естественной ценности человеческих рас и умственного превосходства белой расы, составляет не одно только научное предположение — это есть факт, который беспрекословно следует из сравнительного рассмотрения политического и культурного развития нации.

Физиологическое различие рас заключается в продуктивности их нервной системы и мозга. От силы мозга зависит самопроизвольная способность к изобретениям, открытиям и предприятиям, способность воспринимать чужие идеи, ассимилировать их и перерабатывать. Сохранение приобретенного, умножение и передача его по наследству, энергичное стремление к учению и к подражанию — все это связано с ограниченной органическим образом эластичностью мозга. Поэтому-то Ратцель, который вообще очень скептически относится к теории естественного неравенства рас и считает географические причины решающими, вынужден заявить: «Тут, если только нас не обманывают все признаки, заключается основание самых глубоких различий народов».[265]

Бывают в действительности специфические культурные расы, отличающиеся от других тем, что в короткое время, по собственному побуждению, производят свойственную им более высокую культуру. Культурные расы отличаются от бедных культурою племен преимущественно своей изменчивостью, которая производит более дифференцированные общественные состояния и тем создает новые причины для вариации, отбора и приспособления.

Сравнительное народоведение учит, что темперамент рас представляет именно то душевное свойство, которое обладает выдающимся политическим значением, и что именно в этом отношении расы особенно заметно отклоняются друг от друга. Сильный темперамент, который соединяется с интеллектуальною одаренностью, стремление к свободе и сила изобретательности — вот что делает расу способной к выдающейся политической культуре.

Среди первобытных народов бывают от природы суровые, воинственные и властолюбивые племена, и также от природы — мирные, кроткие и покорные, которые живут часто в одинаковых географических и климатических естественных условиях, а иногда даже принадлежат к одним и тем же большим расовым семьям. Об аборах сообщают, что они, как тигры, и не могут жить вдвоем в одной хижине. Некоторые африканские народы, напротив, не только уступают всякому натиску, но даже преклоняются пред собственными притеснителями, как, например, дамары, которые предпочитают рабство и бегают за хозяином, как собаки. О других племенах сообщают: «абсолютная монархия или деспотизм вождей находятся в крови этих людей, так что, хотя у них и может доходить дело до восстания против незаконного господина, но они никогда не восстанут против своего законного властителя, хотя бы последний кровью написал историю своего правления. При таком подчинении авторитету господина неудивительно, что рядом с особой вождя не могут развиться никакие сильные индивидуальности».[266]