Людвиг Вольтман - Политическая антропология

• Название: Политическая антропология
• Автор: Людвиг Вольтман
• Издательство: Белые альвы
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2000
• ISBN: 5-7619-0107-2

Эта книга известного немецкого философа, антрополога и социолога (1871–1907) является одной из лучших классических работ по расовой теории. Написанная 100 лет назад живым доходчивым языком, она до сих пор актуальна, ибо поднимает важные вопросы. Из-за личной неприязни Ленина имя Вольтмана было вымарано из русской культуры, в которой немецкие интеллектуалы находили свою реализацию подчас раньше, чем у себя на родине. Настоящее издание в условиях новой подлинно демократической России исправляет этот досадный пробел. Книга предназначена для антропологов, историков, политологов, психологов, ученых других направлений, студентов, молодежи, а также для семейного чтения.

---

Теория Смита и Бастиа учит, что общественное положение есть следствие индивидуальной конкуренции и отбора личных способностей. И тот, и другой забыли, что накопление и унаследование собственности и вытекающие отсюда преимущества, если не совсем препятствуют, то во всяком случае значительно уже заранее ограничивают индивидуальную конкуренцию. Они забыли, что только внутри групп и классов имеет место отбор по индивидуальным способностям, что капиталистическое производство в своем историческом развитии также с имманентной необходимостью ведет к социальным ограничениям и привилегиям. Но социалисты в своей критике заходят слишком далеко, когда они хотят видеть во владеющем классе капиталистов только искусственную, с помощью государственных учреждений разведенную породу, которая совсем не имеет естественного права на владение и господство. Взгляд Лассаля с точки зрения историко-антропологической совершенно ложен. Нынешние капиталисты только в самой незначительной степени являются прямыми потомками защищенных цеховой зависимостью семей, и даже крупные земельные собственники большей частью выходят из буржуа. Не существует и в экономическом отношении никакой прямой, наследственной связи между тогдашней и нынешней собственностью. Члены нынешних владетельных классов сами вышли большей частью из первоначальных зависимых, крепостных, цеховых подмастерьев и их потомков. Но как либеральная, так и социалистическая теория забывает, что возвышение этих слоев не есть индивидуальное, а только семейное, и что восхождение по социальной лестнице имущественного распределения совершалось в течение многих поколений. Возникновение всех сословных образований может быть понято только генеалогически. Повсюду господствующие и руководящие классы отличались в эпоху своего возвышения и расцвета относительно более высоким морфологическим характером. Также точно и буржуазия, как это указывают социально- и историко-антропологические исследования, отнюдь не была создана путем волшебства из ничего. Культура буржуазии представляет антропологический продукт. Этого не хотят, однако, признать те самые социалисты, которые в прочих случаях с пафосом заявляют, что капиталистический период есть «расцвет всего предшествовавшего развития».

Политический перевес господствующих классов социалистическая теория сводит к присвоению добавочной ценности. Плата, уплачиваемая рабочему, покрывает, согласно этому взгляду, только издержки производства самого рабочего и соответствует той сумме жизненных средств, или их денежной стоимости, которая необходима в среднем, чтобы поддерживать работоспособных и при выбытии их вследствие старости, болезни или смерти заменять новыми рабочими, чтобы таким образом размножать рабочий класс в необходимой степени.[385] Эта добавочная ценность состоит в земельной ренте, предпринимательском барыше и процентах с капитала. В эпоху помещичьей зависимости она заключалась в десятине и в барщинных работах, в эпоху рабства — в личном обладании рабочей силой человека.

Экономическая теория истории, представляющая научное основание современного социализма, считает прошлую социальную историю необходимой и признает, что без образования классов и эксплуатирования посредством добавочной ценности немыслимо было бы более высокое развитие культуры, а развитие более тонкой цивилизации было бы возможно только для господствующих групп. Эта теория безусловно признает, что рабство, крепостничество и наемная работа были необходимы, существовали по праву и были полезны, и что культурное развитие неизбежно было связано с «эксплуатацией людей людьми».

Тем удивительнее кажется противоречие, когда приверженцы этой самой теории начинают со страстностью нравственного негодования клеймить эту эксплуатацию людей людьми. В таких случаях они видят в присвоении добавочной стоимости господствующим классом только злоупотребление силой и презренное стремление к наслаждению. Они забывают тут, что добавочная стоимость есть также интеллектуальный и моральный продукт господствующих классов и служит задачам цивилизации.

В неменьшее противоречие впадают они и тогда, когда образование классов выводят только из экономических причин, а изменение социального расчленения — только из изменения экономической техники. Отсюда происходит ложный взгляд, будто до рабства не было эксплуатации добавочной стоимости и социального неравенства. Они осмеивают поэтому выведение образования классов из общей человеческой природы. Для них природа людей есть неопределенная сила, которая посредством экономических отношений механически формируется и определяется. Они видят в эксплуатировании добавочной стоимости не биологическую, но «преходящую историческую категорию», и черпают из этого упование, что эта категория может совершенно прекратиться, когда экономическое производство достигнет такой высоты, которая всем индивидуумам — одного ли государства, или всего рода человеческого — это не выяснено — в избытке предоставить материальные жизненные средства.

Такое противоречие в социалистической теории становится еще более запутанным после того, как Маркс, побуждаемый, без сомнения, дарвинизмом, случайно выставил образование классов и эксплуатирование добавочной стоимости не как историческое, но как естественно-биологическое явление. «Классы и цехи, — пишет он, например, — происходят из того же естественного закона, который регулирует разделение растений и животных на виды и подвиды, и только на известной ступени развития наследственность каст или исключительность цехов декретируется как общественный закон».[386] Более того, Маркс учит, что присвоение добавочной стоимости имеет свое естественное основание в том, «что, лишь только люди с трудом выходят из своего первого, животного состояния, их работа сама уже в известной степени объединяется, и наступают отношения, в которых добавочный труд одного становится условием существования другого».[387]

Добавочная стоимость имеет таким образом, согласно Марксу, «естественный базис», — яснее сказать, биологический и антропологический базис, который и теперь еще продолжает существовать в экономическом эксплуатировании классов и рас. Добавочная стоимость изменяет в истории только свое содержание в зависимости от технической ступени, достигнутой в воинственном или экономическом добывании средств пропитания. Дарвин признал естественный базис добавочной ценности, именно борьбу за существование, как закон развития всего органического иира, а Маркс — как побудительную силу всей «донынешней» социальной и политической истории.

Маркс придерживается странного представления, что образование классов и присвоение добавочной стоимости были необходимостью только для настоящего времени, но не для будущего. Он достаточно утопист для того, чтобы в теперешнем развитии, от первых, первобытных состояний до высоты капитализма, видеть «простую предварительную историю человеческого общества». С социалистическим обществом начинается впервые настоящее собственно-человеческое общество, в котором идеал гражданского просвещения может быть осуществлен.

Вполне неоснователен упрек, будто социалисты проповедуют естественное равенство индивидуумов. Даже Руссо и Р. Оуэну это никогда не приходило в голову. Скорее это были либеральные теоретики, такие, как Локк, А. Смит и Д. С. Милль, которые говорили о врожденном, естественном равенстве всех индивидуумов и все различия сводили только к обстановке, питанию и воспитанию. Маркс признавал неравные индивидуальные дарования и неравную продуктивность как естественные привилегии,[388] а Энгельс объявил абсурдным всякое равенство, которое выходит за пределы отмены классов. С. Фурье хотя и отвергал классовые и сословные различия, но в ассоциациях своего будущего общества допускал только те различия, которые соответствуют естественным предрасположениям и способностям. В заключение укажем еще на одно положение из одной речи Либкнехта: «Конечно, равенства всех людей в том, что касается предрасположений и способностей, мы никогда не достигнем, — сказал он: — такое равенство было бы даже гибелью для прогресса. Различие индивидуумов есть необходимый рычаг культуры. Итак, мы вступаемся в социализме за право индивидуума, которое в настоящее время только тогда может оказаться действительным, когда оно принадлежит господствующему классу».

Равенство, которого требует социалистическая теория, заключается в равенстве социальных условий развития, — требование, поставленное самим Дарвином и другими дарвинистскими социологами, как, например, Кидд. Самодеятельность и ответственность для социалистического убеждения составляют логически вытекающее требование, о котором, как говорит Лассаль, уже не спорят более, но сюда должна присоединиться еще солидарность интересов, общность и взаимность в развитии, и таким образом в его теории социализм является как бы душеприказчиком либерализма.