Эрве Шаландар - Меня спасла слеза. Реальная история о хрупкости жизни и о том, что любовь способна творить чудеса

• Название: Меня спасла слеза. Реальная история о хрупкости жизни и о том, что любовь способна творить чудеса
• Автор: Эрве Шаландар
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-62995-4

Реальная история, всколыхнувшая всю Францию: Анжель впала в кому, но все слышала и чувствовала. Врачи уже готовы были отключить ее от аппаратов, но дочь заметила слезу в уголке глаза. Это ее спасло. Она выздоровела и вернулась к полноценной жизни. Медики долго не могли определить причину того, что случилось с Анжель. Как потом выяснилось, это был результат слишком бурной реакции иммунной системы на банальную простуду.

Эта потрясающе эмоциональная и удивительно светлая книга заставляет задуматься о хрупкости жизни, о силе духа, о том, что любовь близких способна творить чудеса. Об Анжель Либи был снят документальный фильм.

---

Я ловлю себя на том, что молюсь всем богам: иудейскому, мусульманскому, не забываю и о Будде. Имя не имеет значения, если они удерживают меня в жизни. Главное, чтобы меня к ним не призвали! Еще не время.

Я бормочу «Отче наш». К религии всегда обращаются в критические моменты. Но я не сектантка. Я ловлю себя на том, что молюсь всем богам: иудейскому, мусульманскому, не забываю и о Будде. Ведь Бог, должно быть, по сути, один для всех. А почему нет? Имя не имеет значения, если они удерживают меня в жизни. Главное, чтобы меня к ним не призвали! Еще не время. Я не могу покинуть Рэя, Кати, Селию, Мелани. Моим внучкам еще нужна бабушка. Я должна сопротивляться ради них и ради мамы, папы, моих братьев, моей сестры, всей моей семьи, всех моих друзей. Жизнь пока еще мне не наскучила, несмотря на все ужасное и абсурдное, что появилось в ней с какого-то момента. Я сама себе удивляюсь: в этом неподвижном теле все еще сохраняется немало энергии.

Боги меня слышат. Они не призывают меня к себе. Я не заметила тот знаменитый туннель, о котором регулярно рассказывают в «Опытах неминуемой смерти». Я пока еще не оказалась рядом с влекущей пустотой. Я еще не на краю той самой дыры, в которую, как говорят, соскальзывают охотно, без сопротивления, притянутые светом, облегчением, обещанием блаженства. Я не вижу моих умерших близких. Не вижу никого, кто бы меня ждал в белом прозрачном платье с нежной улыбкой на устах. Наверняка я уже недалеко от этого мира без боли. Никогда еще я не была так близка к нему, но я пока не перешла на другую сторону. Я не покинула земной мир, единственный, который мы знаем, эту долину слез, но еще и счастья, где меня ждут те, кого я люблю и кого хочу обрести снова. Это факт. Даже если другие сомневаются.

Я не переживаю и опыта «отделения от тела», когда человек покидает телесную оболочку и сверху смотрит на свое вытянувшееся на кровати тело.

Я вижу лишь огромную черноту и цветную пленку своих мыслей.

Кати меня увещевает:

— Мамочка, проснись! Ты нам нужна. Ты нужна твоим внучкам. Они ждут тебя, чтобы вместе подняться на вершины Альп.

Я здесь, доченька моя, не беспокойся. Я здесь, просто за занавесом. И я стараюсь, как могу, отодвинуть его.

Глава 11. Электронная тревога

Мой брат Поль возле моей постели. Я его узнала. Я так привыкла к темноте, что кажется, будто вижу тех, кто пришел меня навестить. По-моему, Поль впервые пришел ко мне в больницу. Я счастлива чувствовать его рядом. Родственные связи — это так важно. Пять братьев и сестер — целое племя. А племя полезно, если нужно защищаться. Я не слишком хорошо слышу разговор, но до меня доносится слово «гроб». И мое расположение духа сразу меняется: смутное ощущение счастья продлилось недолго. И снова душу как будто окутало ледяное покрывало. Проклятие, как же им сказать?! Как заставить их понять…

Поль разговаривает со мной.

Его голос дрожит. Как будто он вот-вот заплачет:

— Анжель, маленькая моя сестренка, ты же не уйдешь, не попрощавшись со мной? Ты же не поступишь так с нами? Ты же не уйдешь вот так, ничего нам не сказав.

Я заканчиваю фразу за него: «Без единого слова, без улыбки». Но я все время произношу слова, все время улыбаюсь! Вот только не сейчас: на моем лице гримаса печали. Я дрожу, я икаю от боли. Моему брату удалось заставить плакать мое каменное тело.

И тут раздался голос в коридоре:

— Прошу вас, идите сюда! Быстрее! Здесь проблема!

Аппараты начинают звенеть.

Монитор кардиографа, который измеряет электрическую активность сердца, волнуется. И Поль тоже.

Те, кто входит в палату, намного спокойнее.

— Не волнуйтесь.

— Что происходит? Что-то случилось? Она же не умирает?

Ему не отвечают. Он забывает, что для них я уже мертва. Для них я всего лишь тело, подключенное к аппаратам. Это просто механика, и ничего больше.

В конце концов аппараты успокаиваются. Поль, без сомнения, как и все мои близкие, остается в состоянии глубокого недоумения. Надо ли радоваться, когда аппараты гудят или когда они сходят с ума? По сути, если я умираю, то, значит, все еще жива!

Мне так бы хотелось ему ответить. Эта электронная тревога не была знаком смерти. Совсем наоборот: она — проявление жизни. Моей жизни.

Сам того не подозревая, Поль сообщил мне, что я могу заставить эмоции выйти из неподвижного тела. Мне удается кричать с помощью аппаратов, к которым я подключена.

Так, совершенно бесконтрольно, мое сердце начинает биться быстрее. И это не просто мое ощущение. Потому что вокруг начинается суета, и я слышу, как говорят о тахикардии.

Возможно, они поймут: если мое тело реагирует, значит, мой ум жив. Если мое сердце бьется быстрее, значит, оно мучается. Возможно, но необязательно. Совсем необязательно. Для них это всего лишь механический феномен. В их глазах я тоже машина. Машина, у которой бывают сбои, это логично, так как она выработала свой ресурс. Великая новость, которую мне принес Поль, уравновешивается горьким умозаключением: я научилась кричать, но меня никто не слышит.

Глава 12. Ясновидящая

Еще один кошмар. Мне невероятно жарко, и я перехожу из рук в руки. Я кукла, которую все хотят, которую каждый хочет поймать, прикоснуться. Санитарка берет меня, уносит, прячет в укромном уголке. Приходит другая, крадет у нее ее сокровище и сама бежит прятаться, держа меня под мышкой. Это не сексуальная игра, нет, но я объект очень сильного желания. Игрушка, из-за которой дерутся дети на школьном дворе. Или кость, за которую бьется свора собак. Меня так хотят, что меня давят, меня портят. Меня ломают.

Проблема, собственно, в том, что меня прячут от тех, кому я действительно принадлежу: от моей семьи. Рэй недалеко: я слышу его голос, он меня зовет, он меня ищет. Я начинаю волноваться. В конце концов, он меня найдет, черт возьми! Они меня отпустят, все эти остальные, они оставят меня в покое. Если Рэй меня не найдет, то они точно меня разобьют. Если он исчезнет, я пропала.

— Все хорошо, моя дорогая, все хорошо.

Рэй здесь. Я больше не сплю, я просыпаюсь в этой бесконечной ночи, в разгар кошмара, в который превратилась моя жизнь. Сколько времени я вот так лежу? Сколько дней? Он держит меня за руку, он говорит со мной. Рэй уже не такой молчаливый, как поначалу. Он заставляет себя вести этот односторонний диалог. Это хорошо. Я успокаиваюсь. Я слышу и ясный голос Кати. Они вместе, мои любимые. Они меня нашли. Заглянули за занавес. И поняли, что я не ушла, хотя бы они. Они меня защищают. Охраняют. Пока эти двое меня охраняют, никто не осмелится меня бросить.

— Мамочка, мамочка, мы здесь!

Я тоже, доченька моя, я тоже здесь, ты это знаешь. И ты, конечно же, знаешь, что я плачу в глубине души. Но теперь эти невидимые слезы слаще любых других.

Они ушли. Они пытаются жить за пределами больницы. Но я подозреваю, что и они не смогут жить «нормально», пока ситуация со мной не прояснится. Я не хочу думать об их отчаянии: эту мысль тяжелее всего выносить. Я сосредотачиваюсь на шумах, они скрашивают мое одиночество. Пылесос. Ритм шагов. Эта дьявольская музыка, которую включают слишком часто. Обычные слова персонала, занятого работой.

Доченька моя, я тоже здесь, ты это знаешь. И ты, конечно же, знаешь, что я плачу в глубине души. Но теперь эти невидимые слезы слаще любых других.

Мне везет: две женщины снова выбрали мою палату для сокровенных признаний.

— Ох уж эта Жюли!

— Что она натворила?

— Она провела два дня у своей подруги Клеманс, в деревне. Якобы с родителями. Вчера вечером я забираю ее сумку с грязным бельем. И что я нахожу в кармашке? Презервативы!

— Ай! Сколько лет уже твоей Жюли?

— Шестнадцать! Рановато, правда? Скрывать не буду, ей как следует влетело! Ее отец был вне себя. И мне тоже было не по себе. Честно говоря, я еще слишком молода, чтобы становиться бабушкой.

Они смеются. Мебель, то есть я, улыбается. Я вспоминаю мою Кати. Мою разумную Кати. Когда она была подростком, она меня своими проделками не огорчала. Никаких кризисов. Никаких сумасшедших глупостей. Или она слишком хорошо все скрывала! Разумеется, она не все нам рассказывала. Это естественно. Даже желательно. Все так делают. Это в порядке вещей.

Я тоже так поступала. Но ничего серьезного. В то время мы были безнадежно благоразумными.

Я вспоминаю день, когда меня избрали «Мисс Кошерсберг». Мне еще не было восемнадцати, хотя именно этот возраст был указан в подписи под фотографией в местной газете, на которой я предстаю с лентой через плечо и букетом цветов. Вид инженю[2], немного удивленной происходящим. В то время у меня были длинные волосы. Я дефилировала с табличкой, на которой был номер восемь. Я была еще несовершеннолетней, но прибавила себе возраст. Это было то ли в 1968-м, то ли в 1969 году. Мы были с братьями на балу. По громкоговорителю объявили, что ищут участниц для конкурса красоты. Другие меня подтолкнули: «Давай, иди! Получишь хотя бы утешительный приз! Бесплатную выпивку». На самом деле я получила множество подарков.