Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.25. Из сборников:«Натурализм в театре», «Наши драматурги», «Романисты-натуралисты», «Литературные документы»

• Название: Собрание сочинений. Т.25. Из сборников:«Натурализм в театре», «Наши драматурги», «Романисты-натуралисты», «Литературные документы»
• Автор: Эмиль Золя
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

В данном 25-м томе Собрания сочинений представлены наиболее значительные из работ Золя, входящих в его сборники «Натурализм в театре», «Наши драматурги», «Романисты-натуралисты» и «Литературные документы». Почти все статьи, из которых были составлены сборники, публиковались в периодической печати в промежутке с 1875 по 1880 год. При составлении сборников Золя игнорировал хронологию написания своих статей и группировал их по тематическому признаку.

Каждое выступление Золя в периодической печати по вопросам литературы и театра носило боевой характер, было актом борьбы за утверждение тех принципов, которым он был предан, ниспровергало враждебные ему традиционные эстетические нормы.

Одной из важнейших целей Золя было доказать, что провозглашенный им художественный метод натурализма отнюдь не нов, что он также опирается на значительную национальную традицию французской литературы и французского театра. Отсюда — экскурсы Золя в прошлое, его настойчивые поиски родословной натурализма в минувших веках.

---

Хуже всего, что первые акты не отличаются ясностью. Не знаешь, куда клонит автор. Первый акт публика приняла очень холодно. Третий и четвертый, напротив, имели большой успех. В пятом вызвали смех остроумные шуточки. Таковы итоги этого вечера.

К сожалению, под конец я должен высказаться по личному поводу. В одном из моих последних романов «Его превосходительство Эжен Ругон» также выведены две великосветские дамы, графиня Бальби и ее дочь Клоринда, которые разъезжают по городам, посещают увеселительные заведения и имеют отношение к политике, как маркиза де Рио-Сарес и ее дочь Дора, причем и графиня также мечтает выдать замуж дочь. Моя Клоринда состоит в переписке с высокопоставленным иностранцем. Она выходит замуж за дипломата и вращается в той же среде, что и Дора. Наконец, в третьей главе моего романа эти иностранки изображены примерно в такой же обстановке, как иностранки г-на Сарду в первом акте.

Я вовсе не хочу сказать, что г-н Сарду заимствовал эти образы из моего романа! Сходство не так уж велико, и действие развивается в наших произведениях совсем по-разному. Но что, если мне придет в голову инсценировать роман «Его превосходительство Эжен Ругон»! В таком случае первый акт моей пьесы почти совпадет с первым актом г-на Сарду, Я заранее предупреждаю об этом публику.

II

В новой пятиактной пьесе «Буржуа из Понт-Арси», недавно поставленной в театре Водевиль, г-н Викторьен Сарду верен шаблону, благодаря которому он стяжал такой успех. Он ввел в свою драму развернутую картину нравов; как и в предыдущих комедиях, экспозиция занимает целых два акта; затем идут два акта драмы, искусно построенных, и, наконец, написанный на скорую руку акт, где происходит благополучная развязка, обеспечивающая публике хорошее настроение.

На этот раз г-н Сарду решил изобразить жизнь маленького городка. Газеты услужливо предупредили нас, что Понт-Арси — это уже не крохотный городишко времен Бальзака, но небольшой современный город, который благодаря железной дороге оказался всего в трех часах езды от Парижа. Это вызвало перемену в укладе жизни; появился недавно отстроенный район, так называемый новый город, который конкурирует о двумя старыми районами, верхним, где живет дворянство, и нижним, где обитает простонародье. Естественно, у богачей развилось честолюбие — местные буржуа и их жены заразились лихорадочным темпом парижской жизни. Словом, драматургу предстояло написать картину современных нравов.

Надо отдать справедливость г-ну Сарду, он умеет в нужный момент пустить в оборот на сцене в виде разменной монеты ценности, накопленные нашими романистами в их творениях. Романисты уже изображали такой современный городок, как и подозрительный политический мирок «Доры». Но разве кто-нибудь обратил на это внимание? Разве у нас читают беллетристику?

Но вот приходит г-н Сарду и выбрасывает из творений романиста все, что там есть глубокого и серьезного, подменяя образы, созданные на основании наблюдений, карикатурами и шутками, которые по плечу публике, — и тотчас же начинают кричать о сделанных им открытиях, о его изобретательности и смелости. И это вызывает улыбку.

Вот увидите, недели через две будет твердо установлено, что г-н Сарду преимущественно изображает современную провинцию, ту, что становится предместьем Парижа. Кое-кто даже будет кричать о правдивости созданных им образов. Правдивость образов, боже мой! В пьесе все персонажи невероятно шаржированы: жена мэра Трабю и ее приятельница, элегантная Зоэ, которых освистали бы в Понтуазе за экстравагантные туалеты, в каких кокотка не посмела бы появиться в Мабиле, г-жа Коттере, выплывшая из парижских низов, некогда девица легкого поведения в Прадо, ударившаяся в ханжество и щеголяющая неумеренным благочестием, Лешар, хозяин писчебумажного магазина, ханжа, лицемер и плут, образ донельзя затасканный, Амори, красавец, сердцеед, слишком уж изящный и даже непохожий на провинциала. Вот и все. Г-н Сарду ограничился пятью-шестью портретами, воображая, что по этим марионеткам можно судить о его городке.

Досадно, что в пьесе нет ни одной верной ноты. Я отлично понимаю, что в театре всегда необходимо известное преувеличение. Но ведь надо как-то мотивировать взаимоотношения персонажей. А в этой пьесе нелепо перемешаны условные фигуры, созданные по избитому образцу. И как все это примитивно! Образы лишены всякой оригинальности и не слишком отличаются друг от друга! Автор прибегает к любым уловкам, лишь бы овладеть вниманием публики. Он напоминает живописца вывесок и вместо кисти орудует метлой. В пьесе не встретишь ни одного верного характера, ни один персонаж не представлен в надлежащем освещении. Человек, знакомый с бытом провинции, несомненно, придет в недоумение, увидев подобный фарс.

Но если образы трактованы с претензией на оригинальность, то интрига совершенно трафаретна. Буржуа из Понт-Арси, подобно бальзаковским буржуа из маленьких городов, пожирают друг друга. Г-ну Сарду следовало бы назвать свою пьесу «Буржуа из Арен», ведь она представляет собой адаптацию романа Бальзака, где тот изобразил сложные интриги вокруг провинциальных выборов. Красавица г-жа Трабю, мечтающая сделать мужа депутатом, чтобы переехать с ним в Париж, старается скомпрометировать другого кандидата в депутаты, Фабриса де Сент-Андре, и настраивает против него чуть не половину города. Теперь вы можете себе представить плоские шуточки на тему о субпрефектах, о кандидатах, о представителях левой, этим шуточкам всегда обеспечен успех, а г-н Сарду знает, как привлечь на свою сторону большинство публики. У него совершенно отсутствует щепетильность литератора.

Изображение среды занимает в пьесе главное место, поэтому я сперва остановился на этом. Но теперь я буду говорить об интриге. У отца Фабриса де Сент-Андре была в последние годы его жизни связь с некоей Марселлой, он поклялся, что женится на ней, и она родила от него ребенка. Никто не знал об этой связи до тех пор, пока сама Марселла внезапно не рассказала о ней Фабрису, — она сделала это из самых лучших побуждений, оберегая от тяжкого удара г-жу де Сент-Андре, ибо та легко могла обо всем узнать ввиду сложного стечения обстоятельств, о которых я не стану распространяться. На беду, в результате происков г-жи Трабю, Фабриса застают наедине с молодой женщиной; щадя мать, он выдает Марселлу за свою любовницу, и тем самым становится невозможной его женитьба на Беранжер, молодой девушке, которую он горячо любит.

Теперь драма становится вполне понятной. Г-н Сарду, который любит играть с публикой, как кошка с мышкой, на этом не останавливается. Придумав ситуацию, он эксплуатирует ее вовсю. На протяжении двух актов он на все лады обыгрывает следующее положение: сын берет на себя вину отца — заявляет, что Марселла его любовница, и признает себя отцом ее ребенка, лишь бы не причинить горя мамаше. Сперва у него происходит объяснение с матерью, затем — с невестой. Во всей этой истории замешан дядюшка Броша, и с его помощью г-н Сарду выжимает из ситуации все соки, как из лимона, добиваясь максимальных сценических эффектов. Велико горе г-жи де Сент-Андре; когда Фабрис отказывается жениться на Марселле, она называет его бесчестным человеком. Велико самопожертвование Марселлы, которая считает себя недостойной Фабриса; в своем самоотречении она мирится с тем, что ее изгоняют. Словом, как некогда говорили, двинуты в бой все орудия.

Я понимаю, что подобная идея могла соблазнить драматурга. Но мы, романисты, только улыбнулись бы и прошли мимо. Сын, порвавший с невестой и исковеркавший свою жизнь, чтобы спасти честь покойного отца, — какой великолепный сюжет! И какая драматическая ситуация: мать обвиняет сына, а тот вынужден молчать! Вдобавок все оказываются на высоте: сын — герой, мать — святая, даже любовница и та — мученица, возвышенная натура; она виновата лишь в том, что поверила слову мужчины, и она одна из всех персонажей несет наказание. Этим, действительно, можно растрогать даже черствые сердца. Такой соблазнительной интриги еще поискать!

Но, к сожалению, в реальной жизни ничего похожего не бывает, все это наспех сочинено автором. Перед нами никак не оправданная выдумка. Дело в том, что Фабрис не герой, а попросту глупец. Разумеется, нелегко сообщить вдове, что муж ее обманывал и после него остался незаконный ребенок на руках у несчастной белошвейки. Но в иных обстоятельствах из двух зол следует выбирать наименьшее. И было бы гораздо гуманнее сразу сказать г-же де Сент-Андре, что муж не всегда был ей верен, чем заставить ее так долго горевать из-за мнимой подлости сына. Довольно странное милосердие, — хотят пощадить вдову, спасая честь ее покойного мужа, и подвергают бесчестию ее живого сына! Хотят, чтобы мать не проливала слез, и заставляют ее рыдать!

Разве не ясно, что в жизни все обернулось бы совсем по-другому. Сын, безусловно, нашел бы выход из тупика, не вытерпев ужасных оскорблений, он положил бы конец путанице. Он открыл бы или кого-нибудь попросил бы открыть всю правду матери. И такая развязка до того напрашивалась, что г-ну Сарду пришлось под конец прибегнуть к ней. Дядюшка Броша обнаружил, что все мучительно запутались, и из жалости открыл правду г-же де Сент-Андре. И тогда действие, добрых три часа топтавшееся на месте, останавливается совсем, и притом самым нелепым образом. Зрители переглядываются, пораженные простотой развязки, и не узнают обычно столь изобретательного Сарду. Неужели же на этот раз дело обойдется без фокусов и пьеса окончится так, как должна была бы начаться? В таком случае зачем было огород городить?