Александр Гроссман - Образ жизни

• Название: Образ жизни
• Автор: Александр Гроссман
• Жанр: Современная проза

Я начал писать и сразу выяснилось, что своих слов у меня нет. Весь текст — мозаика из чужих мыслей, слов и метких выражений. Бесценный дар ушедших поколений. «Но ведь они для того и писали, — успокаивал я себя, — а я для того и читал». Примирил меня с собой симпатичнай мне автор «Русских вопросов» Б.Порамонов. «Нынешнее литературоведение установило, что такие заимствования (подчас бессознательные) являют литературный закон. Любой текст — палимпсест, автор пишет на чужом черновике». Я осмелел и назвал свой палимпсест Modus vivendi. В нём нет авторского вымысла. Все описанные события происходили с близкими мне людьми.

Эта незамысловатая проза написана от первого лица. Надеюсь, никто не станет отождествлять это лицо с автором. В умеренных дозах автор разлит повсюду. «…у писателя все книги исповедальны», (Б.Шоу). Я прикрылся глубоко уважаемыми мною именами. Соблазн сопричастности и кто мы без них? События этой хроники разворачиваются на просторах «братской семьи народов» и завершаются на обетованном пятачке — в Израиле.

---

Засыпая, Пётр лениво перебирал в уме события дня. Вспомнил павильон и блаженно потянулся — хорошо посидели. Дора Исаковна? Всем помогает? Она поможет ему понять истоки неприязни, на которую он постоянно натыкался с тех пор, как попал на Украину. Вспомнил Фаю: «Изверг! Еврей чёртов!». Она хотела что-то сказать… И эта размолвка с Каролиной. Она же не скрывала, что получит диплом и уедет, чего было лезть в бутылку? Костюм готов, заказывали вместе… Проснулся он с ясной головой, сомнения ушли вместе с пивом, хотелось действовать, как тогда на танкодроме…

Библиограф Дора Исаковна работала в этой комнате с середины тридцатых. Никто лучше её не знал книжный фонд, бесчисленные карточки каталогов были написаны её рукой.

— Здравствуйте, Дора Исаковна, мне посоветовали к вам обратиться, — Пётр поборол смущение и продолжал. — У меня в паспорте написано, что я еврей, но я не знаю, кто такие евреи.

— Что значит написано? Вы что, сирота казанская?

— Вот именно. Не из самой Казани, но из тех мест. Так вы поможете?

Дора Исаковна сдвинула очки на лоб, посмотрела ему в глаза, перевела взгляд на его бушлат, на смятую в руке шапку. — Конечно, я вам помогу, но надо же понять, в чём именно. Садитесь, молодой человек, я вас слушаю.

Час спустя Пётр сидел в читальном зале. Выбрал место у окна спиной к залу. Перед ним лежал томик Р.Киплинга. Он уже побывал в библиотеке, записался и взял несколько школьных учебников. Дора Исаковна обещала составить для него «подборку по вечному еврейскому вопросу, начиная с римского наследия» и посоветовала не читать до поступления. «Это чтение может выбить вас из колеи», — сказала она. «Ещё один намёк», — подумал Пётр. Оказавшись в напряжённой, густой какой-то, тишине большого зала, он испытал незнакомое ему чувство уважения к книгам и людям, занятым чтением, погладил лежащий перед ним томик, открыл, стал читать и поднял голову, когда стали щёлкать выключатели настольных ламп. Он тоже включил свою лампу под зелёным стеклянным абажуром и вернулся в джунгли. Пётр ушёл, когда притушили свет и последние читатели стали подниматься со своих мест. Медленно побрёл вверх по проспекту, довольный вечером и собой.

Каролине осталось сдать один экзамен, выспаться и начать скучать в опустевшем общежитии. Она надеялась, что в этом году всё будет иначе, что они воспользуются отъездом соседок по комнате, станут проводить много времени вместе, посетят места, куда она не решалась ходить одна. Глупая ссора, особенно если он решил поступать, но сделать первый шаг к примирению она не могла. Да, она не вышла в тот вечер. Если он так легко может от неё отказаться после того, что было, грош цена — она грустно улыбнулась — таким отношениям. «Мезальянс — это всегда чревато», — говорила её мама и грустно улыбалась. Расслабилась после той ночи и забыла свой девиз: «The readiness is all». Самое важное — это готовность. Она сдала последний экзамен, шла по коридору и ещё издали увидела Петра. Он сидел на подоконнике и смотрел в её сторону. Пошёл навстречу, протянул руки.

— Привет. Поминальник у тебя с собой?

— Какой поминальник?

— Книжечка зелёная. Запиши: милые бранятся — только тешатся.

— Это уже там, — она радостно улыбнулась.

— Значит всё в порядке. Слушай, я ведь решил поступать. Сижу, задачки решаю. Пойдём, получим костюм, купим галстук и отметим окончание сессии. Галстук умеешь завязывать?

Каролина не ответила. Облегчённо вздохнула и взяла его под руку.

Пётр привёл в порядок матчасть и теперь, в перерывах между практическими занятиями студентов, решал задачи. Учебники он штудировал в читальне, перемежая учёбу с чтением.

— В школе я читала запоем, — рассказывала Каролина. — В старших классах стали задавать помногу на дом, отказаться от чтения я не могла и придумала — час учусь, полчаса читаю. Правда, эти полчаса нередко растягивались на час. Что бы посоветовала почитать? Попробуй Джека Лондона — на меня он действовал, как допинг. Начни с «Мартина Идена», только, пожалуйста, не проводи аналогий.

В её речи мелькали незнакомые слова. Пётр не переспрашивал. Он купил у букиниста словарь иностранных слов сорок девятого года издания и листал его перед сном.

За первым томом Джека Лондона последовали другие, и вскоре он узнал, что грань повседневной жизни легко переступить, и даже с открытыми глазами можно ощутить себя в другом качестве, в другом месте и в другое время. Ещё до конца не сознавая произошедшей с ним перемены, он вошёл в мир книг и стал читателем.

— Завидую, — как-то с грустью сказала Каролина, — впереди у тебя много приятных вечеров.

Все свободные вечера Пётр проводил в читальне. Выходной принадлежал Каролине.

Осенью и зимой Пётр с вожделением поглядывал на далёкий противоположный берег Днепра и заросшие кустарником острова посредине реки. Лодочные станции открылись, когда ещё стояла высокая вода. У причалов покачивались узкие гички и широкие надёжные фофаны. Это потом их сменили шпоновые клеёнки и пластиковые корыта, а тогда белоснежная лодка издали смотрелась, как Царевна-лебедь. Желая испытать себя и потренироваться в гребле, Пётр взял лодку, закрепил руль, наметил ориентир и отчалил. Он порядком устал, натёр мозоли в борьбе с быстрым течением и всё же добрался до заветной цели — берёзовой рощи на другом берегу. Вешняя вода затопила рощу. Белые стволы вырастали из тёмной воды, покрытой узорами теней. Роща манила. Среди берёз таинственность отступила. Пётр привязал лодку, лёг на дно, и лёгкая зыбь укачала его.

Он показал Каролине натёртые ладони. — Плата за сказку. В воскресенье я отвезу тебя к ней, если она нас дождётся.

— Немного романтики нам не помешает, — сказала Каролина и взяла его под руку.

С середины мая они все выходные проводили на реке. Находили «необитаемый» остров, вытаскивали лодку и наслаждались водой, солнцем, теплым песком и молодостью. Летняя сессия закончилась, им предстояло расстаться до октября, и Каролина завела разговор, который давно откладывала.

— Я ни разу не видела, чтобы ты готовился к сочинению. Ты так уверен в себе?

Пётр тяжело вздохнул. — Всё как раз наоборот. Это моё самое слабое место. Эти образы, характеристики, лишние люди… Я оставил их на потом.

— Ты можешь выслушать меня спокойно и не хватать за руки? Слушай. Я познакомилась с женщиной, которая уже несколько лет работает в приёмной комиссии, и узнала от неё, какие свободные темы давали за последние пять лет. По сути это одна тема с идейно-металлическим подтекстом. Вроде «Мы кузнецы и дух наш молод»[5]. Ты не станешь возражать, если я напишу для тебя сочинение?

— Ты хочешь сказать, что я вообще могу не готовиться?

— Риск, по-моему, минимальный, а преимущества налицо. Перепишешь пару раз, запомнишь правописание и знаки препинания.

— Гениальная идея. Сама додумалась?

— Сама, но не в этот раз. Я уже однажды проделала этот фокус.

— Получилось?

— Ты же видишь.

Оставшиеся дни Каролина провела в читальне. Познакомилась с Дорой Исаковной и та помогла её подобрать литературу по истории металлургии, о вкладе русских учёных и о стройках первых пятилеток. Накануне отъезда Каролина протянула Петру три страницы аккуратного текста и спросила:

— Ты когда-нибудь видел картинки перевёртыши? Мы рисовали их в школе на уроках. Если тема будет с металлургическим уклоном, просто перепишешь эти страницы, а если с идейным — начнёшь с третьей страницы.

— Ловкий ход.

— Скорее циничный. Они хотят, чтобы мы врали — пожалуйста.

— Кто они?

— Все, включая моего отчима коммуниста-интернационалиста. Если бы я привела в дом еврея, он не пустил бы нас на порог.

— У нас у самих нет таких планов.

— Может, потому и нет. — Она отвернулась, встала со скамьи и пошла по аллее. Пётр пошёл за ней. Немного погодя она достала из кармана конверт с адресом и марками.

— Когда узнаешь оценку за сочинение, напиши, пожалуйста. Только немного, три-четыре слова. Письмо будут читать и ваши, и наши.

— Пусть читают, если интересно.

— А говорил, что тебе надоела жизнь на виду.

В начале сентября Каролина получила письмо. Ровно три слова. «Отлично. Спасибо. Пётр».

Когда пришло время определиться с профессией, Пётр вспомнил цыганскую кузницу, светящиеся полосы в ночи и выбрал обработку металлов давлением. Не без робости постучал он в кабинет начальника военной кафедры. Полковник выслушал его и спросил:

— С Клименко договорились? Приходил на днях, назад просился. Надоело со старухой ругаться. Возьми адрес у секретаря и сходи к нему. Пусть приходит.

Пётр обрадовался, что всё решилось так просто, сказал, что они могут рассчитывать на него в любое время.

— Само собой — нашим же студентом будешь.

Глава 5