Никандр Алексеев - Охотничьи тропы

• Название: Охотничьи тропы
• Автор: Никандр Алексеев
• Издательство: Новосибгиз
• Жанр: In-verse, стихи
• Год: 1948

Рассказы, очерки, стихи.

---

— А мне больше и не надо, — ответил сразу повеселевший Андрей. — К будущей осени кобелек подрастет.

Когда Новоселов, положив на стол деньги, поднялся с табуретки, Лукин тоже шагнул было к порогу. Но дотронувшись пальцами до дверной ручки, медленно вернулся назад и глухо сказал жене:

— Сходи уж Наталья ты, отдай Андрею Лайку…

Потом, не считая, бросил деньги в ящик комода и за весь этот день не проронил больше ни слова.

Ночью Василий Иванович долго ворочался на кровати, а едва все в доме уснули, вышел во двор. Шарик и Мурзилка, завидев хозяина, выскочили из своих конур, радостно стали прыгать на грудь, норовя лизнуть языком по лицу. Только у третьей конуры было тихо, и от этой тишины Василию Ивановичу стало еще более тоскливо.

Ни о чем не думая, Лукин подошел к домику Лайки, тронул ладонью шершавую крышу. Затем, сам не зная для чего, оторвал одну дощечку и, повертев ее в руках, бросил к забору. И когда в крыше появился пролом, Василий Иванович торопливо, словно боясь, чтобы его никто не застал за этим делом, начал ломать конуру. Он трудился так прилежно, что на лбу выступили капли пота. И через несколько минут от конуры не осталось и следа.

Перетащив доски в дальний угол двора, Василий Иванович вернулся в дом и снова лег на кровать. Но сна не было попрежнему, и Лукин проворочался с бока на бок почти до рассвета.

Рано утром Василий Иванович услышал слова жены:

— Лайка прибежала.

Он поспешно вскочил с постели, подошел к окну и тут увидел, что Лайка, свернувшись калачиком, лежит на том месте, где был ее домик…

Василий Иванович оделся и вышел во двор. Он молча вынес из угла груду досок и сосредоточенно начал сколачивать разрушенную ночью конуру.

В это время скрипнула калитка и через высокий порожек перешагнул Андрей Новоселов.

— Собака-то у меня убежала, — проговорил он. — Цепочку порвала…

Василий Иванович, бросив молоток, широко зашагал в дом. Он тотчас же вышел оттуда и, протягивая Андрею деньги, сказал:

— Возьми. Передумал я…

Новоселов, помедлив, неохотно сунул деньги в карман и, глубоко вздохнув, промолвил:

— Та-ак… Пропал, значит, у меня нынешний сезон…

— Почему пропал? — поднял на него глаза Лукин. — Я же не сказал, что не дам тебе Лайки. Бери, охоться. А денег не надо. Вернешься с промысла — приведешь. Пусть дома доживает старость…

И Василий Иванович снова застучал молотком.

Никандр Алексеев ДЕВЯНОСТО ПЕРВЫЙ

      Старик был бел, белей метели…
      Удел его — лежи в постели,
      Да втихомолку все горюй:
      Как лыжи, годы под гору
Бежали ниже, ниже, ниже
И вот остановились лыжи.
Путь жизни пройден, погорюй:
Скатились лыжи под гору.
      Ах, их обить бы козьей кожей,
      Да быть на сорок лет моложе.
      Как белку бил дробинкой в глаз,
      Фашисты, так стрелял бы вас…
Пообещал старик столетний
Ружью отдать свой вздох последний.
Ужель без выстрела умру?
Сбежали лыжи под гору…
      Есть утешение: любимый
      Охотник-сын стрелял не мимо,
      Стал русскому он кровный брат,
      Кровь вместе лил за Ленинград
По свеже-выпавшей пороше.
Привет мой сын — стрелок хороший
За Сталина — он наш отец —
Да будет метким твой свинец.
      И я в тайге, не мимо метя,
      Взял девяностого медведя…
       Последнего ль?
            Ужель умру?
Сбежали лыжи под гору.
      Сказал, прикованный к постели,
      Старик, белее чем метели.
      Сказал старик…
            И вот те на.
      В аил нагрянула война.
Война в аил!
            И в самом деле,
Дрожали стекла и звенели…
Послышался звериный рев,
Мычанье долгое коров,
      Крик женщин, голосили дети…
      В глаза косматого медведя
      Глаза взглянули старика
      И зачесалася рука…
В окошко поглядел медведь
Или в медвежьей шкуре смерть
Пришла суровою порою,
Припрятав лыжи под горою?
      Иль новый воротник сошью?
      Тянулася рука к ружью,
      Рука, что выстрела просила,
      И к шорцу возвратилась сила.
Старик из хаты вон:
            — Постой,
Начнем открытый честный бой…
Я слухом слаб и плохо вижу,
Реви сильней, иди поближе…
      Как надо, примем чужаков.
      Не больше десяти шагов
      От следопыта до медведя…
      И зверь ревел, рыдали дети:
На задних лапах, сея страх,
Топтыгин шел в пяти шагах,
У старика былая хватка:
Нацелил прямо под лопатку,
        (Шерстиночку облюбовал)
      И смерть убита наповал.
      Старик сказал:
            — Неплохо вижу,
      Прощай постель. —
            И встал на лыжи.

Александр Куликов МЕДВЕЖАТНИКИ

Есть в Горно-Алтайской области село Уважан. Окутанные голубоватой дымкой в летние погожие дни лежат за долиной горные хребты. В узких ущельях пенятся о камни беспокойные, вечно торопливые реки. Зеленым ожерельем охватывает горы тайга, забирается высоко по склонам и, чем выше, тем реже она, и вот, словно устав подниматься на высоту, остается тайга внизу, и только отдельные деревья-смельчаки еще продолжают свой подъем, но потом исчезают и они. Выше, сияя белизной, лежат вечные снега — белки. Редко человек посещает эти поднебесные высоты, и только медведь — хозяин тайги — уходит в знойные июльские дни к белкам, в прохладу снежных вершин. А за зверем идет человек, отважный охотник-медвежатник. Идет день, два, три, неделю, не теряя следа, пока не встретится с ним и не вступит в единоборство.

Петр Степанович Подпоев из Уважана смутно помнит тот год и день, когда он впервые вышел в горы на охоту за медведем. Было это тому назад лет пятьдесят. И все эти полвека он слыл в аймаке одним из лучших охотников по медведю. Когда его спрашивали, сколько он привез домой за свою жизнь звериных шкур, старик Подпоев отвечал, прищурив глаза, начавшие слезиться от старости:

— Да полтораста, поди-ка, будет.

И Петр Степанович припоминал, что сто двадцатую отметку на ружье он сделал в тысяча девятьсот двадцатом году. А потом уж так счет вел, по памяти. Старое ружье с отметками отобрали белобандиты, а пока появилось новое, с точного счета убитому зверю старик сбился.

Многие в Уважане занимались охотой. Промышляли белку, лису, колонка, горностая. Ходили и по медведю. Подрастало в Уважане и молодое поколение охотников промысловиков, смена старикам. И среди них особенно отметил Петр Степанович 14-летнего Михаила Папина.

Молодой охотник промышлял белку, ставил капканы на лис и мечтал убить медведя. Старик Подпоев любил вспоминать интересные случаи на охоте, рассказывать о хитростях зверя. Миша всегда, затаив дыхание, слушал старого, с иссеченным морщинами лицом охотника, и в его воображении вставала картина поднявшегося на дыбы разъяренного зверя. Он с ревом идет на охотника, а тот, установив ружье на упоре, смело ждет его, подпуская на верный выстрел. Пословица говорит: «на ловца и зверь бежит». Однажды старик взял Михаила Папина с собой на охоту. Они уехали далеко в хребты. На медведя натолкнулись неожиданно. Собаки выгнали его из пустого малинника. Оторванный от приятного занятия, отбиваясь от наседавших собак, зверь выскочил из зарослей на тропу.

— Твой зверь, Михайло, — сказал старик. — Вот тут становись, с упора ловко бить, — указал он на сваленную бурей пихту. — В голову бей. Торопиться зачем? Куда он уйдет от двух охотников?

Михаил встал за вывороченный пень. Старик отошел в сторону на открытое место. Отмахиваясь от собак, медведь шел по тропе к бурелому. Михаил посадил на мушку морду зверя и, увидев налитые злобой маленькие глаза, преодолев охватившее его волнение, нажал на спуск.

Зверь взревел, поднялся на дыбы, сделал несколько шагов вперед и упал.

— Вот ладно, — одобрительно проговорил Подпоев, настороженно подходя к лежащему в траве медведю. — Что зря заряды тратить. Хороший охотник одним бьет!