Валентин Фалин - Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски

• Название: Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски
• Автор: Валентин Фалин
• Жанр: Публицистика
• Год: 1999
• ISBN: 5-227-00472-2

Валентин Фалин с 1950 года находился на ответственной работе в МИД СССР, в семидесятых годах занимал пост Посла СССР в Бонне, в восьмидесятых - политический обозреватель газеты `Известия` и руководитель Агенства печати `Новости`, с 1988 - го по 1991 год -заведующий Международным отделом ЦК КПСС и советник М. С. Горбачева по общеполитическим проблемам. На его глазах происходили те события, которые повлекли за собой развал всей государственной системы и стали началом целого периода в истории страны, получившего название `перестройка`…

---

Он — именно то, подумалось мне, что в дефи­ците вокруг нового советского руководства. Конеч­но, риск имелся. Диссидентский синдром в 1986— 1988 годах отнюдь не был изжит. При неблаго­приятном повороте или непредсказуемом капри­зе властителей любую из еретических записок — а иные не требовались — нетрудно было превратить в обвинительный акт, и пожалуйста, шейте советское издание дела Рудольфа Баро. По инерции при­ложение философской категории «отрицание отри­цания» к актуальному настоящему вызывало порой нелады с уголовным кодексом.

Г. Писаревский не убоялся риска. Ну а мне хо­дить по тонкому льду было не привыкать. В июне 1986 года на встрече, проводившейся М. Горбаче­вым, в присутствии всей идеологической элиты я заявил, что социализма в Советском Союзе не су­ществовало, что его ростки подмяла и извела воен­но-феодальная диктатура сталинизма, что перед нами задача привести в единство социалистическую идею и пока чуждую ей действительность.

В августе 1986 года Г. Писаревский, как и обе­щал, вручил мне записку «О противозатратном ме­ханизме». «Пробегите по диагонали, — заметил ав­тор. — Может быть, на том или другом тезисе глаз зацепится. И то будет польза».

Шестьдесят четыре машинописных страницы ис­кушали и настораживали одновременно. Я как-ни­будь выкрою пару часов и вникну в логику Г. Писаревского, оттеняемую парадоксами, тем более что мы не расходились с ним в основном — в том, что стрелки часов советской истории показывают без пяти двенадцать. Но для передачи записки М.С. Гор­бачеву и А.Н. Яковлеву — а в этом, собственно, и состояла сокровенная задумка автора — ее надоб­но ужать и отрихтовать структуры.

М. Горбачев и А. Яковлев увидели сорокастраничный вариант. К нему добавилось семь прило­жений. Стиль и слог Г. Писаревского был в ос­новном сохранен, и не без расчета. Генеральный секретарь подбирал себе в это время помощника по экономическим проблемам, человека, не обя­зательно украшенного научными званиями, но ра­зумеющего предмет. Записка «О противозатрат­ном механизме» являлась недурной аттестацией. Во всяком случае, она удостоилась внимания М. Горбачева. Но в помощники генсекретаря Г. Писаревский все же не прошел. Якобы потому, что был в третий раз женат.

Лейтмотив названной записки — уничтожаю­щая критика как существовавших на 1986 год порядков в советской экономике, так и про­цветавшей идеологии хозяйствования. Читатель подводился к выводу: нужна «радикальная анти­затратная экономическая реформа». Ибо «любые , частичные улучшения хозяйственного механизма (они важны и необходимы) — это совершенствование ходьбы на руках...».

Выдвигалось требование размежеваться с урав­ниловкой, третировавшей честный труд, унижавшей интеллект, издевавшейся над принципом социаль­ной справедливости, вернуться к закону стоимости через рынок, через восстановление многоукладности экономики, через отказ от государственного мо­нополизма.

Автор звал не изобретать врагов. Подлинным «классовым врагом», отмечал он, является затрат­ность с ее неуважением к труду, расхитительством природных ресурсов, бесправием потребителя пе­ред государством и производителем, паразитиче­скими формами эксплуатации масс, растлением общественной и индивидуальной морали. Против «затратников» должны были бы нацелиться пра­воохранительные органы вместо того, чтобы жечь порох в преследовании Сахарова и Солженицына, тратиться на соблюдение политической стериль­ности, на болтунов,  мелких пакостников и так далее.

Записка предостерегала против круговой поруки приверженцев затратного механизма в экономике, политике, идеологии, указывала на их сплоченность и напористость. «Если мы их не прогоним, не при­нудим перестроиться, то они прогонят мысль и по­рядочность, неминуемо доведут мысль до такого со­стояния, когда на вопрос истории «зачем «Аврора» стреляла?» ответить будет нечем».

Записка вышла из-под пера автора и редактора в 1986 году. Ересь в ней материализовалась на свой­ственном тому этапу лексиконе. Текст не свобо­ден от дежурных фраз и даже книксенов в сторону нового гарнитура руководителей. Последнее спаса­ет не во всех случаях, но психологически действует вроде «эйрбэгс» при езде по сложнопересеченной местности.

Сказывают, что и в то время существовали сочи­нители, которые с первого захода на обоюдоострую тему умели ставить все точки над «и». Возможно. Мне подобные не встречались.

Был ли отклик на записку? По заверениям А. Яковлева, ее «прочитали, и не без интереса». Уже славно. Еще лучше, что тот же А. Яковлев пе­редал пожелание «главного» знакомиться с даль­нейшими размышлениями о методике лечения советской экономики, если запал у авторов не ис­сякнет. Спрос рождает предложение. Он же помо­гает опускать условности.

Наверх пошли записки «Об антизатратной ре­форме» (А. Яковлев посоветовал мне ужать вариант Г. Писаревского вдвое) и «Модель перестройки», где, среди прочего, развивалась тема кооперации. Г. Писаревский напоминал ко времени — : это было, похоже, уже в 1988 году, — что у Фурье, не у Маркса, Ленин нашел в кооперации «тайну   социализма».   

«Модель перестройки» докладывалась М. Горбачеву в изначальной авторской редакции (67 страниц). Перед XIX партконференцией генеральный секретарь нуждался в крутом, избавленном от дипломатических ужимок воздействии с антибюрократических позиций. Поэтому, наряду с «Моделью перестройки», мы одарили его также опусом, озаглавленным «Вектор цивилизованного развития страны». Он, по некоторым признакам, пришелся М. Горбачеву не по вкусу, как затем и моя записка по поводу самой партконференции, о чем пойдет рассказ ниже.

Сопоставьте «Вектор» с любым критическим ма­териалом, получившим хождение в советском обще­стве в восьмидесятых годах. Если оставить в стороне публикации профессиональных антисоветчиков,он никому не уступит по накалу оценок и бескомпромиссности заключений. Записка с несколькихзаходов получилась компактной и, право, стоит того,  чтобы в нее заглянуть[2]. Убедитесь в этом на паре-другой цитат.   

«В СССР 43 миллиона нищих людей. И примерно 40 миллионов ненужных рабочих мест, — данной констатацией открывается «Вектор». — Добывать хлеб в поте лица своего — Христов завет не про нас. Про нас получать хлеб.

Не имея возможности честно заработать, чело­век тем не менее имеет потенциальную возмож­ность получить квартиру, образование, зарплату, загородный участок, место в поликлинике и тому подобное. Это наша беда.

Серьезный массив социальной паразитации об­щества — следствие многих причин, прежде всего экономических и исторических...

Трагедия России состоит в том, что ею тыся­чу лет, со времен принятия христианства, правят люди, а не законы. А люди попирают и искажают законы... Мы только еще отходим от векового дог­мата, что насилие — мать всего: и государствен­ности, и порядка, и экономики, и культуры».

«Римское право, к сожалению, обошло Россию стороной. И русский человек никогда не был соб­ственником в полном смысле этого слова. Он все­гда был слугой государства, слугой государя, да, впрочем, он так и назывался. А если продвигал­ся, то на царевой службе, блага получал от царя.

Это отчуждение от собственности, по существу, остается до сих пор. Что бы ни говорилось, что бы ни писалось, что бы ни фантазировалось, что бы ни диссертировалось, человек без собственности есть раб с поправкой на время, или просто раб, или кре­постной раб, или крепостной колхозник, или кре­постной советский рабочий...

И то, что русский человек практически никог­да не имел собственности, явилось неиссякаемым родником социальной инертности. Сталин точно сказал, что советский человек — винтик государ­ственной машины. И только иногда, от случая к случаю, государство смазывает этот винтик спе­циальным маслом, чтобы не заржавел, не зачах. А винтик сидит и ждет, когда его облагодетель­ствуют.

Богатство — и материальное, и духовное — со­здается трудом и талантом, и только трудом и та­лантом. Какая сила заставляет трудиться человека? Это коренной вопрос человеческого бытия.

Буржуазия потому и добилась великих достиже­ний, что на этот вопрос ответила просто: личный, частный интерес...

[Однако. — В.Ф.] личный, частный интерес зас­тавляет человека не только трудиться, но и порож­дает эгоизм со всеми его отвратительными послед­ствиями. Где же тогда альтернатива? Она возникла из предположения, что только внеэкономическое принуждение избавит от разрушительного эгоизма и приведет к искомому экономическому эффекту. На­сильственное принуждение к труду, как это ни пе­чально, стало альфой и омегой всех социальных уто­пий, начиная от Томаса Мора и Кампанеллы и до самых последних вариантов мирового утопизма».

«Любая система, основанная на внеэкономичес­ком принуждении, выше феодализма подняться не может. Ни по производительности труда, ни по эф­фективности, ни по социальным благам, ни по уров­ню благосостояния...