Вадим Гарднер - У Финского залива

• Название: У Финского залива
• Автор: Вадим Гарднер
• Издательство: «Гранит»
• Жанр: Поэзия
• Год: 1990
• ISBN: 952-90-1655-7

Вадим Гарднер (1880–1956) — русский поэт Серебряного века, эмигрант «первой волны». До революции издал два сборника стихов «Стихотворения» (1908) и «От жизни к жизни» (1912). После революции, эмигрировал в Финляндию. В 1929 г. издал в Париже третий и последний сборник стихов «Под далекими звездами» (1929). Умер в полном забвении в 1956 г.

Тем не менее, до революции, он был известен, публиковался в «Гиперборее» и «Русский мысли». Был знаком, в частности, с Вяч. Ивановым, М. Лозинским, Н. Гумилевым и др. знаковыми фигурами той эпохи. Входил в «Цех поэтов».

По мнению критиков, в своих стихах он все же не смог избавиться от влияния Блока и, особенно, Вячеслава Иванова, корифея русского символизма.

Данное электронное собрание стихотворений включает в себя: сборник стихотворений «У Финского залива» (Хельсинки, 1990), а также раздел «Стихотворения разных лет», куда вошли поэтические произведения, которых нет в издании 1990 г. из различных источников.

---

«Сила жизни — в настроеньях…»

Сила жизни — в настроеньях,
Сила — в сердце, не в уме;
Сила — в пламенных моленьях,
Слабость — в умственной тюрьме.
Сила — в Боге, сила — в чувстве,
Сила — в воле и в любви,
Сила — в облачном искусстве,
Сила — в трепетной крови.
Сила — в музыке и в пеньи,
Сила — в сказочных стихах,
Сила — в бурном вдохновеньи,
Сила — в жизненных речах.
Есть и в нас живая сила,
Есть и в нас живой огонь,
И не все уже могила,
Только сердце звуком тронь.
Из груди польются звуки
И разбудят сонный ум
И рассеют тучи скуки
И заглушат буден шум.
Если сердце утомилось —
Утомление пройдет,
А несчастие приснилось —
Сон тяжелый отпадет.
Речь простая нас взволнует,
Если много в ней души,
Волны жизни вновь взбушует
В жутко замершей тиши.

«Зачем же мы кровь неповинную льем…»

Зачем же мы кровь неповинную льем,
Невинность, и слезы, и смех продаем?
И в пропасть не падаем, в высь не летим,
По ровной и пыльной дороге катим?
Уж если и Бога, и совесть забыть,
Так лучше подпочвенным демоном быть!
Он — гордый безумец, он — страсти король.
Его поражает всеведенья боль;
Он знает и небо, и землю, и ад,
Нетленную мудрость и страсти распад.
Он тушит горящие свечи любви
Из зависти в черной, змеиной крови.
Красавец он мрачный, пленитель сердец,
Он — узник, страдалец, но носит венец…
Страдание свято, и праведный Бог
И демона примет в свой звездный чертог,
Его обласкает и к лону прижмет,
Навеки его от него же спасет.

«Настурций радостных оранжевая пена…»

Настурций радостных оранжевая пена
Под окнами блестит на ложе цветника,
Куда осенний ветр, веселиям измена,
Бесстрастный утренник пришлет издалека.
Полярный иней свой примчит свирепый север,
Огнями белыми природу обожжет —
Потрескается гриб, и мед утратит клевер,
Окаменеет путь, потухнет огород.
Червонцы по земле беспечно разроняет
Годов безумный мот, кустарник оголит,
И утром хрусталем болото забросает,
И вздуется залив и берег наводнит.
И гром соленых вод, увенчанных кудрями,
Тараном бешеным ударит вал камней,
Забрызжет искрами над мертвыми скалами
Под зеленью небес и прутьями дождей.

«Погоди! Спокойствие возможно…»

Погоди! Спокойствие возможно
Тут, на лоне дремлющей природы;
И, как дым, исчезнет все, что ложно
Здесь, в тиши безлюдья и свободы.
Хоть ноябрь, а травка зеленеет
По холма бугорчатому скату,
Солнышко за ветками яснеет.
Манит вновь к мечтания возврату.
И чернеют елок пирамиды,
А меж них прозрачно золотится
Свежий воздух; он ручьем струится —
Забываешь горе и обиды,
Сплетен зуд и гнусные обманы,
В чьих сетях и опытного ловят, —
Совести мучительные раны,
Дальних, что вблизи нас славословят;
И прямые улицы столицы,
Где лишь редко не кривят душою,
И дома — высокие гробницы,
Иль больницы, схожие с тюрьмою.
Забываешь и наряд крикливый
Розы, смятой на пиру разврата,
И кокетство страсти шаловливой,
Ложный пурпур дряхлого заката.

«Забудем мы все: и горячие думы…»

Забудем мы все: и горячие думы
О том, чтобы лучше на свете жилось;
Забудем мы жизни тоскливые шумы,
Забудем мы все, что в душе пронеслось.
Забудем страдания, горя пучины,
Стремления к цели вперед и вперед;
Забудем мы гладкие жизни равнины
И все, что нам душу мертвит и гнетет.
Забудем людские, холодные речи,
Призывы к палящим и бурным страстям,
И старые, теплые, милые встречи,
Забудем соблазны удушливых ям.
Не нужно нам горя, не нужно рыданий,
Ни пенистых чувств, ни удил волевых;
Не нужно фантазии дерзостных зданий;
Ни скромности нежной цветов полевых.
Наскучили все эти розы и грезы,
Наскучил мне жизни убийственный звук,
И греющий смех, и прохладные слезы,
Наскучил луны выразительный круг.
Тосклива тоска, и тоскливо веселье
В наш дряхлый и дряблый и высохший век;
Тоскливо угарное жизни похмелье,
Тосклив венценосный босяк — человек.
…………………………………………………………………

А все же страшна эта смерть роковая,
Что с выцветшей жизнью разлукой грозит;
А все ж дорога эта сила живая,
Что радость и горе нам людям дарит.

Октавы («Живу на севере я с южною душою…»)

Живу на севере я с южною душою,
Безумно-страстною и солнцами залитой;
А дни свои влачу, полярной пеленою
Снегов и вечных льдов бесстрастия покрытый.
Но под венцами льда кипящею змеею,
Весь в пене и в парах, бежит поток сердитый —
То буря и огонь фантазии прекрасной,
Веселой, искристой и юношески страстной.

***

Моим ли ярким снам пророчески не сбыться?
Ужель не видеть мне Италии лазурной?
Под небом Анжело мечтой не позабыться
Под вечер, блещущий парчей златопурпурной?
Мне ль в снеговой юрте, в меху, в дыму ютиться
В мороза скрыл и хруст, или мятелъю бурной, —
Мне с кровью красною ликующих южан,
По ярости судьбы — сыну студеных стран.

ИЗ СБОРНИКА ОТ ЖИЗНИ К ЖИЗНИ (М.: Альциона, 1912)

И жизнь и блеск

Уж зеленью одеты
Лужайки у церквей;
Сердца весной согреты,
Щедротою лучей.

И пенят пароходы
Каналы и Неву;
Отсвечивают воды
Дневную синеву.

Всему поэт эфира
И жизнь, и блеск дарит;
На каске кирасира
Звездою он горит.

И маленькие солнца
Играют на реке…
О, дай собрать все блестки
Вблизи и вдалеке!

Из этих искор жгучих,
Пронзающих эфир,
Создам в мечтах могучих
Многовенечный мир.

И тем, кто знал гоненье,
И тем, кто здесь скорбел,
Пошлю я в утешенье
Поток из звездных стрел.
Из сердца излученье —
Апостольский удел.

Длиннее дни

Длиннее дни, и завтра уж апрель.
Я пережил и скуку и сомненья,
Но скоро ты, весенняя свирель,
Заманишь вновь на праздник обновленья.

Я тосковал. Пусть новая весна
Мне принесет неведомую радость,
И жизнь, свежа, утехами красна,
Напомнит мне потерянную младость;

Напомнит мне далекую любовь,
И мой восторг, и тысячи мечтаний,
И, может быть, зажжет мне сердце вновь
Былым огнем и жаждою лобзаний.

Весна

Пусть рвется в мир с обрывов скал душевных
Святой экстаз, — серебряный каскад,
Клокочущий и в радугах полдневных,
В огнях звезды, чей сказочен закат.

Я жить хочу для Пасхи колокольной,
Для гомона раскрывшейся весны;
Я жажду гроз, и радости престольной,
И белых грив взбесившейся волны.

Всплывут, нырнут гранитные тюлени,
Шестом корму от мели оттолкнут;
Я ж на песке отдамся сладкой лени,
И чешуи у берега плеснут.

Я травки жду и Троицы в березках,
И утренних прохладных паутин,
Бальзама смол, листвы в кристальных слезках,
И бабочек над крыльями куртин.

Довольно шуб! Довольно снов медвежьих! —
По скатам крыш воркуют про любовь.
Художница, с палитрой красок свежих,
Весна спешит, как трепетная кровь.

Солнцу (Сонет первый)

Наложена была печать молчанья
На ясный стих, но сорвана она;
Суровый пост сменили пированья;
Кольцом огня душа обрамлена.

Как синий день, светлы мои желанья.
Греми, сверкай, веселая струна!
Уж близок час небесного венчанья;
Под куполом тревога и весна.

Весна, и страсть, и дымка голубая,
И каждый лист своей весне кадит;
И я парю, о времени не зная,
И мир со мной в одну молитву слит;
А солнце, жизнь повсюду зажигая,
Вонзаясь в мир, ликует и блестит.

Гроза (Октавы)