Анастасия Соловьева - Мужчины в нашей жизни

• Название: Мужчины в нашей жизни
• Автор: Анастасия Соловьева
• Издательство: ЗАО Центрполиграф
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-9524-2086-9

У Натальи в жизни все четко и ясно — нужно сделать хорошую карьеру, выйти замуж за хорошего человека, создать хорошую семью. С работой все в порядке, идеальный жених имеется, а для родных она и так уже добрый ангел. Например, нашла для брата замечательную квартиру. Вот тут-то все и началось… Увы, Наталья стала жертвой аферистов: у купленной квартиры есть законный хозяин. И это фантастически привлекательный мужчина! Наталья должна отстаивать интересы своего брата, однако знакомство с Павлом переворачивает ее уютный правильный мир…

---

— Положить тебе еще мяса?

— Спасибо, Лиз, мне уже пора.

— Подожди, сейчас будем пить чай. У меня варенье есть, земляничное…

Но я уже не могла ее слушать. Захотелось сразу, как по мановению волшебной палочки, оказаться в своем доме. Где он, мой дом? Там, где Глеб! В этом я не сомневалась ни минуты.

— Я тебе завтра насчет Инны Владимировны позвоню… — сказала на прощание Лиза, но я лишь безразлично кивнула в ответ, увлеченная своим новым состоянием.

Меня тянуло к Глебу — домой, и казалось, промедление смерти подобно… Выехав из поселка таунхаусов на шоссе, я вся отдалась счастливому нетерпению, а стрелка спидометра между тем переползла зловещую отметку сто пятьдесят. Нетерпение обернулось дорогим удовольствием.

— Штраф в два, в три, в пять МРОТ… — четко, как диктор телевидения, выговаривал гибэдэдэшник.

— Что такое МРОТ? — не поняла я.

— Минимальный размер оплаты труда, — ответил страж порядка очень быстро и не менее внятно.

Сколько раз видела на бумаге это чудовищное сочетание букв, но никогда не слышала, чтоб кто-нибудь рискнул его озвучить.

— …Двести, триста, триста пятьдесят рублей… Придется у вас права отобрать, чтоб было неповадно!

Я молча протянула ему тысячу и вернулась в машину.

Глава 2

Музыку было слышно уже в прихожей. Незамысловатый, давно знакомый мотивчик… Покопавшись в закромах памяти, я словно наяву увидела полосатый пиджак, надетый на голое тело, длинный шерстяной шарф, повязанный вокруг мощной шеи, лаковый картуз. Остап Бендер в исполнении Андрея Миронова! Мгновенно вспомнились слова его песенки:

О, наслажденье скользить по краю,
Замрите, ангелы! Смотрите, я играю!
Моих грехов разбор оставьте до поры,
Вы оцените красоту игры!

И припев, бывший одно время столь популярным:

Пусть бесится ветер жестокий
В тумане житейских морей!
Белеет мой парус, такой одинокий
На фоне стальных кораблей[2].

Глеб сидел у компьютера. То ли разбирал уже сыгранную шахматную партию, то ли обдумывал ход в еще незавершенной. Он не слышал, как я вошла в квартиру, не повернул головы. Это было кстати. Я долго стояла в прихожей, полной грудью вдыхая воздух своего дома, приходила в себя после сумасшедшей гонки и, наконец, тихо окликнула его:

— Глеб, почему ты играешь в шахматы под такой низкопробный аккомпанемент? Где ты взял эти шариковские напевы?

— Что значит шариковские? — удивился он.

— В духе булгаковского Шарикова. Профессор Преображенский предлагал ему пойти в Большой на «Аиду», а очеловеченный пес наяривал на балалайке «Яблочко». Помнишь фильм?

— Что поделать? У меня и в самом деле такие вкусы. — Глеб развел руками. Занятый мыслями о своих музыкальных пристрастиях, он не заметил перемен в моем имидже и как ни в чем не бывало продолжал: — Завтра утром на Волгу едем, по дороге послушаешь мое любимое радио.

— Подожди, Глеб, на Волгу?..

— Завтра суббота, ты забыла?

— Нет, но…

Субботу я собиралась провести на даче, закончить то, что мы не успели в прошлый раз с Еленой и Лизой.

— Дача — это скучно, — заявил Глеб.

После короткого раздумья я уже не сомневаюсь — скучно. Одно и то же из года в год: грядки, клумбы, цветочки, кустарники, пол на террасе, крыша у сарая…

— Дача — это скучно, — абсолютно искренне соглашаюсь я.

Правда, кроме субботы у меня еще имелись планы на воскресенье. Я хотела поехать в клинику к маме.

— Отдыхать нужно на природе. Представь себе: хвойный лес, вековые сосны, тихая лесная река…

— Волга?

— Дубна. До Волги почти сто пятьдесят километров, мы устанем, захочется передохнуть.

…Полумрак хвойного леса, ярко-голубые лоскутки неба, мелькающие между темными кронами, плеск лесной речки — и все это для нас двоих, для Глеба и для меня… Попрошу Лизу, чтоб в воскресенье она навестила маму…

— Как называется твое любимое радио? — спрашиваю я утром в машине.

— «Шансон»… Нажми, пожалуйста, левую клавишу.

Я лишь слегка прикоснулась к кнопке на панели магнитолы, и из динамиков, как из резко открытого водопроводного крана, в салон полился поток грубовато-примитивной лирики:

Я эту девочку в фонтане искупаю.
Я на асфальте напишу ее портрет.
И что мне ночью делать с ней — я тоже знаю…
Я думал так, когда мне было двадцать лет[3].

— Какая странная песенка. — Я снисходительно улыбнулась.

— Это Новиков, — ответил Глеб, не отрывая взгляда от дороги.

Дмитровское шоссе — опасная трасса: бесконечные извивы и повороты, горки и пригорки, крутые неожиданные спуски. На подъеме взгляду путешественника открываются прямо-таки идиллические картины — низины и холмы, покрытые нежной, молодой травкой, деревушки, живописно разбросанные тут и там и кажущиеся с большого расстояния аккуратно игрушечными.

Увы, вся эта красота только для пассажиров, а водителям достается восклицательный знак в треугольнике — предупреждение об опасностях на дороге.

— Так ты не знаешь песен Новикова?

— Никогда не слышала.

Мы въезжаем в населенный пункт, на несколько километров растянувшийся вдоль шоссе. Вблизи понимаешь: ничего идиллического здесь нет и в принципе быть не может. Обязательные пятиэтажки, серые кирпичные и грязно-белые блочные, между ними — крепостные стены и черепичные крыши суперсовременных коттеджей. Постройки под названием «я памятник себе воздвиг нерукотворный».

— Неужели никогда не слышала Новикова? Его альбом восемьдесят пятого года…

— В восемьдесят пятом году я училась в седьмом классе.

— Ты не понимаешь! Это классика. Я сейчас поставлю диск…

Но знакомство с творчеством Новикова временно пришлось отложить: на выезде из населенного пункта обнаруживался симпатичный придорожный ресторанчик, и мы остановились перекусить. Из дома выехали рано — Глеб ни за что не хотел тратить драгоценное время на завтрак. Зато теперь мы оба чувствовали необходимость подкрепиться.

После вчерашней беседы со специалистом-диетологом (владельцам клубной карты в Лизином салоне эту услугу оказывают бесплатно) я выбрала приготовленную на пару рыбу и греческий салат.

— Попробуйте мед. — Официантка — молоденькая девочка, наверное, уроженка невзрачного населенного пункта, — смотрит на нас, искрясь улыбкой и юностью. — Хороший мед, здешний, нам его прямо с пасеки привозят. А масло — с фермы, тут ферма недалеко… И булочки у нас горячие, мы их сами печем.

Я так и чувствовала, что в этом кафе должен быть мед: шторы и скатерти здесь такого красивого насыщенно желтого — медового — цвета. Ладно, с понедельника буду ходить на фитнес, начнется новая жизнь, а пока…

— Пожалуйста, принесите мед, булочки, масло… и кофе со сливками.

— А знаете, наше фирменное блюдо — мороженое с медом и орехами…

Покинув придорожное кафе — вырвавшись из медового плена, я возвращаюсь в машину и начинаю с азов изучать творчество Новикова. Слушаю тот самый первый альбом, что произвел на Глеба неизгладимое впечатление.

— Тебе по-прежнему нравятся эти песни?

— Не знаю. Теперь трудно сказать. Они для меня часть жизни, знак эпохи.

— Эпохи? Какой? Тебе было двадцать лет, казалось, все впереди и все удастся. Чудное ощущение слилось с мотивами песен, не правда ли?

— Никак не можешь отказаться от мысли, что ты величайший экстрасенс современности? — шутит Глеб.

— Просто пытаюсь понять, чем они тебе так понравились.

— Они мне понравились, потому что они стоящие. Глубокие и лиричные. Все, слушай.

И я слушаю… Опять о каких-то девочках, растворенных в тумане лет. Глеб между тем с непроницаемым лицом смотрит на дорогу. Боится не справиться с управлением на влажном извилистом шоссе или девочек своих вспоминает? Как качалась ночь на каблуках и кувшинки путались в пруду… Пожалуй, в этой песне действительно есть что-то пронзительно лирическое. Не так уж она и примитивна.

Неожиданно лирика оборвалась, уступив место трем блатным аккордам:

Я вышел родом из еврейского квартала.
Я был зачат за три рубля на чердаке.
Тогда на всех резины не хватало,
И я родился в злобе и тоске, —

доверчиво сообщает о себе герой песни.

Вон на что замахнулся автор-исполнитель лирических песен — на исследование психологии социальных низов! Злоба и тоска — еще до рождения, и говорится об этом подчеркнуто спокойно и буднично. Просто констатация факта. Как будто не о себе… И ужасы жизни, вся ее грязь и мерзость, воспринимаются как нечто само собой разумеющееся.

Только первый опыт общения с советскими правоохранительными органами в два счета заставляет нашего молодого человека отказаться от привитого средой образа жизни, так сказать, социально переориентироваться: