Владислав Глинка - Дорогой чести

• Название: Дорогой чести
• Автор: Владислав Глинка
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1971

Повесть «Дорогой чести» рассказывает о жизни реального лица, русского офицера Сергея Непейцына. Инвалид, потерявший ногу еще юношей на штурме турецкой крепости Очаков, Непейцын служил при Тульском оружейном заводе, потом был городничим в Великих Луках. С началом Отечественной войны против французов Непейцын добровольцем вступил в корпус войск, защищавший от врага пути к Петербургу, и вскоре прославился как лихой партизанский начальник (он мог ездить верхом благодаря искусственной ноге, сделанной знаменитым механиком Кулибиным). Переведенный затем за отличия в гвардейский Семеновский полк, Непейцын с боями дошел до Парижа, взятого русскими войсками весной 1814 года. В этом полку он сблизился с кружком просвещенных молодых офицеров — будущих декабристов.

Автор книги — ленинградский писатель и музейный работник Владислав Михайлович Глинка. Им написаны выпущенные Детгизом книги «Жизнь Лаврентия Серякова» (1959) и «Повесть о Сергее Непейцыне» (1966). Последняя рассказывает о детстве и юности героя книги «Дорогой чести».

---

— Конечно, особливо если один рисунок для нее изготовит, — согласился Непейцын. — А он может портреты рисовать?

— Любой карандашный портрет куда лучше меня сделает, — заверил профессор. — С живописью не больно в ладу, как она ему не нужна, а в рисунке необыкновенно силен.

* * *

Хорошо, что в Гостиный Непейцын повез с собой Филю, практический ум которого сказался по дороге в таком рассуждении:

— Надобно, Сергей Васильевич, ему купить сюртук, чтоб бросил ремесленный кафтан, над которым, поди, в Академии ихней насмехаются. И второе — шинель также, приличную новому званию заместо тулупчика, до кожи сношенного. Я так полагаю, оттого и тощеват, что одёжа легкая: что ни съест, все мороз выбивает. А раз одеть решились, то и белья надобно, и шляпу новую. Тогда ему больше платить за работу станут, извольте мне поверить. Ассигнуете сколько на сию трату?

— Я взял с собой, кажись, только пятьдесят рублей. Если у тебя есть, то трать, я дома отдам.

— Верно, и он своих сколько-то принесет, — заметил Филя. — И может, вам, сударь, время с нами не тратить? Мы ведь отсюда, может, еще в Апраксин, чтоб получше да подешевле сыскать.

— Я-то рад в толпе не толкаться, — согласился Непейцын.

У Гостиного он отдал Филе деньги, поздоровался с ожидавшим Петей и приказал Кузьме ехать обратно, когда совсем близко услышал радостный возглас:

— Тебя ли, Славянин, вижу? — И рядом с его скромными дрожками остановилась сверкающая лаком коляска, из которой молодцевато выпрыгнул рыжеватый генерал, разом заключивший Непейцына в объятия. Затем оправил шляпу с белым плюмажем и как бы невзначай распахнул шинель, показывая звезду ордена Анны.

Всмотревшись в самодовольное лицо, Сергей Васильевич узнал Шванбаха.

— Какими судьбами, герой любезный? — продолжал тот. — Я думал, ты продолжаешь супостатов губить… А знаешь ли следствие приятное того, что Витгенштейн о подвигах ваших доносил?

— Знаю, читал, — ответил Непейцын. — Но наши маленькие успехи что ж такое в сравнении с делами главной армии?..

— Скромность — святая добродетель, — благосклонно улыбнулся Шванбах, показав мелкие зубки. — Но я сейчас не про бой толкую, а про награду за оный, которой на груди твоей не вижу.

— Какую награду?

— Я ж тебя и спрашиваю, знаешь ли про нее? Ну, так поздравляю! Четвертого дня самолично видел рукою его величества проставленные награды на донесении графа Витгенштейна. Тебе Георгий четвертой степени назначен.

— Георгий? Да ты не шутишь?

— Я, братец, монаршей волей шутить не стану, — снисходительно усмехнулся Шванбах.

— Тогда спасибо за радостную весть, — поклонился Непейцын. — Но вижу, и тебя поздравить можно. — Он указал на звезду.

— Да, недавно удостоен. Из нашего выпуска — третьим. Граф Алексей Андреевич, понятно, уже давно, Дорохов Иван и я.

— А не помнишь ли, кто и чем вместе со мной пожалован?

— Помню. Там же родич мой, Карл Балк, Владимиром с бантом награжден. Неудачник, лет тридцать в армейских драгунах — и всё штабс-капитан. А потом полковник казачий, тоже Георгием, и Владимирами, кажись, двое: майор какой-то и поручик колонновожатый. Остальным — Анны третьей степени. Щедро государь наградил, слов нет, но как раз вовремя донесение Витгенштейна пришло, чтоб дух в публике поддержать… Так приехал бы к нам на Фонтанку, Аврора Богдановна рада будет. Я ей говорил про твое геройство, и она отозвалась, что в Туле ты ей представлен.

— Спасибо, но я на днях назад, здесь по делам только.

— Жаль, мы бы рады, право. У нас по пятницам вечера…

«Эх, дяденька не дожил! — подумал Сергей Васильевич, оставшись один. — Но не напутал ли Иоганн? Да нет, похоже на правду, так всех перечел… Может, купить по кресту Буткевичу и Паренсову? Ведь в армии не достанут… И не нужно ли что подарить Соне, чтобы память осталась об этих днях?.. А кольца, кольца-то — вот голова!»

После обеда он снова выехал с Песков и у ювелира на Невском купил перстенек с алмазиком и бирюзой, венчальные кольца, один Георгиевский и три Владимирских креста: в последнюю минуту захотелось порадовать и неудачника Балка. Кузен-генерал небось не пошлет ему подарка.

Филя возвратился часов в пять, усталый, с мокрыми висками.

— Сюртучную пару, жилетов два, белье, сапогов пару купили. А шинель заказали-с, — доложил он Непейцыну.

— Неужто готовой не нашли?

— Все хлам-с предлагали. А тут сукно выбрали доброе и подкладку без сноса. Десяткой дороже, зато век будет стоять.

— Сколько же всего издержали?

— Семьдесят два рубля. Из них Петра Егорыча собственных двадцать пять. Вот сдача-с. Полная кипировка, кроме шляпы.

— На нее не хватило, что ли?

— Нет-с, а, говорит, гости свадебные шляпы моей все равно не увидят. Тот же резон насчет шинели твердил, едва уломал.

Вечером Непейцын спросил Софью Дмитриевну, хочет ли она, чтобы Филя остался в Петербурге.

— Конечно, хочу. Все-таки бывалый мужчина в доме, как Маркелыч раньше, — ответила она. — Да сам-то согласен ли?

Позвали Филю. Непейцын сказал ему, что был бы спокойнее, если б они с Ненилой пожили здесь, пока он в походе.

— Мне, сударь, в Ступине сейчас без занятия весьма скучно, — ответил Филя, не задумавшись. — Здесь же завсегда что-нибудь сыщется, хоть, к примеру, мебели перечинить. Так что ежели Ненила Федоровна сюда приедет и Моргун подводу даст кой-какой струмент перевезть, так лучшего и желать нам нечего-с…

В эти дни Непейцын много ходил на механической ноге, натер культю и в канун свадьбы дал ей отдых — ведь во время обряда предстояло стоять.

— Вот, Филя, нету искусника Кулибина, чтоб снова сделать такую, как первая, — сказал он, лежа в прежней комнате тетушки.

— Думал и я про то, сударь, — отозвался Филя, подстругивавший что-то в оконной раме. — В Академию наук ходил узнавать, не приезжает ли когда Иван-то Петрович в Петербург. Нет, говорят, николи не бывал из Нижнего, куда после отставки съехал. Мастеришку-шорника Терёшку изволите помнить? Пьяница и болтун, а руками искусник. Он ведь стакан самый делал, который наминки вам не давал. Пустился его искать. Так удивления достойно — пятидесяти годов в ополчение после пожара Москвы ушел…

* * *

В церковь Сергей Васильевич ехал с Выборгской на своих дрожках с Марфой Ивановной, а сзади на извозчицких поспевали оба шафера. Софья Дмитриевна в легком розовом платье показалась жениху необыкновенно красивой, и хотя еще накануне он наказывал протопить церковь, не жалея дров, но все время тревожился, чтобы не простудилась. Самому-то было жарко от тугого воротника, и парило поясницу, где на обшитый замшей охват механической ноги легли белые суконные рейтузы, мундир и накрепко стянутый шарф.

Венец над невестой держал Петя, и хотя он менял не раз руку, жестяная корона так сильно дрожала, что вправленные в нее стекляшки, изображавшие драгоценные камни, явственно дребезжали. А Яша только на миг отпустил свой, шепнув еле слышно: «Меняю пальцы!» На счастье, венец был невелик, и голова Непейцына не прошла в него глубже, чем следовало.

Как в тумане слышал Сергей Васильевич пение и вопросы священника. После венца он поспешил накинуть на молодую теплый плащ, в то время как ее поздравляла величавая Мария Ивановна в серых шелках и с крупными жемчугами на шее. За ней к Сониной ручке подошел высокий, представительный Михайло Матвеевич в профессорском мундире с золотым шитьем. За ним поздравляла Марфа Ивановна в фиолетовом платье, поспевшем к сроку, потом соседки — вдовые чиновницы, Маркелыч и Филя в праздничных сюртуках.

За столом на пятнадцать персон служил Федя, впервые натянувший белые перчатки. И делал все по правилам, недаром обучался у Маркелыча, не верившего больше в свои ослабевшие руки.

А когда подали чай и разговор на минуту смолк, Сергей Васильевич услышал доносившееся из кухни треньканье гитары. Он попросил Яшу тихонько приоткрыть дверь в коридор, и все услышали, как Федор пел с залихватским аккомпанементом:

Хоть Москва в руках французов,
Это, право, не беда!
Наш фельдмаршал князь Кутузов
Их на смерть впустил туда, —

после чего послышался дробный топот — певец, видимо, пустился в пляс.

* * *

Дни, оставшиеся до отъезда, пролетели необычайно быстро. Были с визитами у Ивановых и на Сампсониевском. Непейцын радовался, как естественно держала себя его жена с этими совсем разными людьми и как, очевидно, приглянулась тем и другим.

На Дворцовой набережной сначала рассматривали висевшие в гостиной акварели хозяина, чуть блеклых, в мягкой гамме красок виды Крыма, Кавказа и Царского Села.

— Пути странствий моих и стариковская пристань, — пояснил профессор. — Напоминание недолговечное о жизни художника…