Анатолий Апостолов - За Храмовой стеной. Книга Памяти (сборник)

• Название: За Храмовой стеной. Книга Памяти (сборник)
• Автор: Анатолий Апостолов
• Жанр: Поэзия

Книга стихов «За Храмовой стеной» – это отдельно взятая часть работы души автора в один из очередных критических периодов жизни (2008-2012), в годы невозвратных утрат и безутешных горестей.

По своему содержанию сборник стихов «За Храмовой стеной» – является не только прямым продолжением темы высокого предназначения человека, но и своеобразной данью памяти тех людей, на чью долю такое предназначение выпало. Автор попытался выразить свои впечатления об эпохе через призму духовно-нравственных переживаний своих недавно ушедших из жизни современников, дать онтологическую оценку своему времени в исторической перспективе самой России.

В сборнике стихов «За Храмовой стеной» к прежним мотивам отчуждения и внутренней эмиграции добавляется тотальное одиночество лирического героя, с его особой многовековой, наследственной античной тоской, которая часто проявляется в людях накануне гибели очередной цивилизации. Звуки Земли и звуки Небес вступают в резонанс и создают в чувствительной душе читателя глубокие трансцендентальные переживания.

Книгу предваряет эссе «Слово об ушедших в Вечность», посвященное героям страшной эпохи: родителям-труженикам, учителям нравственности, историкам и теософам (В. Никитину и А. Смирнову); писателям-мыслителям и философам Новейшей истории (А. Зиновьеву и А. Солженицыну).

---

Досталось бы всем – и самому Шолохову-гражданину и писателю, и большевистскому режиму, великому Сталину и рикошетом всем «непогрешимым» вождям СССР…

Однако Солженицын не пошел на разработку модной ныне темы «гении и злодеи». А это значит, что он давно стал орудием тех, кто являлся в ту пору «генералами» психологической войны с СССР, стал одним из тех «полезных идиотов», с помощью которых Запад оказался в конечном итоге победителем в «холодной войне».

Профессор РУДН Степан Петрович Мамонтов, занимавшийся в последние годы жизни историей масонства новейшего времени, утверждал, что западное масонство «вело» Солженицына в нужном направлении целенаправленно, методично, изощренно, иногда так, что сам писатель и не замечал этих идеологических удил.

Историк Катакомбной церкви и дворянской усадебной культуры Алексей Глебович Смирнов считал, что у Солженицына, живущего по принципу «двойной доктрины» не было выбора. Заокеанским кукловодам из Ордена Золотого Тельца (Священного союза финансовых олигархов) было невыгодно предавать гласности дело об уничтожении Советами Кубанско-Донской казачьей армии. Почему? Да потому, что в этом деле явно проступал заговор «красных маршалов» в интересах троцкистского Коминтерна, в котором маршал и «верный троцкист» Михаил Тухачевский предстает как военный преступник, воевавший против крестьян-землепашцев с помощью боевых газов и полевой артиллерии.

Как бы там ни было, но это неуклюжее и бездумное участие Солженицына в травле Шолохова явилось для борца с тоталитарным режимом самой главной нравственной трагедией. Солженицын в этом плане для меня более трагичная фигура, нежели политический «отщепенец» Зиновьев.

Вчерашний борец с дубом тоталитаризма оказался жертвой политической гнилой осины. Увы, и не такое случается. Известно, что политика – нечистоплотная и заразная дама легкого поведения. Большому писателю, поэту и художнику опасно иметь с ней дело – обязательно запачкаешься.

В конечном счете, Шолохов и Солженицын, оба стали жертвами этой циничной блудницы в белых одеждах. Атеист и коммунист, «верный ленинец» Шолохов стал страдать хроническим творческим бессилием и бытовым алкоголизмом, а полный трезвенник, король диссидентов и «Нави» – Мессия, «святой подвижник и совесть человечества» Солженицын превратился в божевольного затворника с веригами бесплодного умствования, отринутого носителями российской буржуазно-приблатненной культуры повседневности. Это оказалось той платой, которую берет с одаренного человека блудная Высшая политика за славу, величие, власть и богатство…

В советской и постсоветской России Солженицын не воспринимался как выразитель дум и чаяний народа. На Западе, за его жесткую критику тамошней демократии, Солженицына до сих пор считают «опасным фанатиком и полупомешанным примитивом».

Двойственность характера Александра Исаевича, его двоемыслие, иногда плохо скрываемая гордыня и показное смирение, стремление оправдать то, что оправданию не подлежит, отразились в его творчестве и научных исторических трудах, которые с одинаковым успехом для себя может цитировать любой исследователь, независимо от своих взглядов и убеждений.

Русофил и русофоб, сионист и антисемит, ортодоксальный коммунист и антисоветчик, монархист и анархист, масон и православный христианин найдет в сочинениях Солженицына «нужную» на данный момент доказательную базу и «авторитетное» обоснование своих утверждений.

Но несмотря ни на что, для меня до сих пор авторитетом является именно «ранний Солженицын», писатель-борец, который первым бросил вызов неодолимой силе Зла, автор повести «Один день Ивана Денисовича» и документально-публицистического романа «Архипелаг ГУЛАГ».

Да, мне всегда не нравился тяжеловесный, порой натужный, надуманный язык его произведений, его любовь к неологизмам. Но я всегда преклонялся и преклоняюсь перед его гражданским и писательским подвигом, в результате которого мы узнали всю правду о главных засекреченных трагедиях советской истории.

На фоне суровой ауры Солженицына от облика Зиновьева веяло светлой приветливостью, доброжелательностью и готовностью всегда дать добрый совет. Александр Александрович явно обладал светлой харизмой доброго наставника и мудрого Учителя. Сказывались здоровая наследственность крепкого духом и телом деревенского парня, многолетняя научная работа, профессорско-преподавательская деятельность и, конечно же, открытость и необычная коммуникабельность.

Зиновьев никогда не скупился на объективную похвалу, с готовностью поддерживал любой ст о ящий, перспективный, по его мнению, проект или идею. Он не был завистлив. Зиновьев категорически не переносил как завистников, так и льстецов. Он отдавал должное творчеству Солженицына, но ему не нравились в «Правдеце» ревнивое отношение к успехам своих собратьев по перу и тот холодный, расчетливый подход к людям, которые, иногда рискуя своей жизнью, доверялись ему…

Они ушли, и на душе стало сиротливо и холодно, еще пустынней, чем прежде. Нами овладела тоска особая, многовековая, античная тоска, которая по закону биологического конвейера и равновесия природы наступает накануне крушения цивилизации. Серая жизнь как сон серых мышей, и жизнь как кровавый пир юрких, алчных хорьков в неохраняемом курятнике…

Что там впереди, за «ветхой занавеской тьмы»? Может, то же самое, что и здесь, за Храмовой стеной, в тени олив и на городской площади, где торгуют чесноком и телом?

Но может скоро кто-то из нас встретит их в Храме, или здесь, у олив за Храмовой стеной. И тогда будет сообща подведена итоговая жирная черта под жизнью каждого из нас, и тогда наступит суд, Страшный Суд над самим собой. И тогда воздастся нам Возмездие, свершится всеобщее Покаяние в слабой надежде на прощение когда-нибудь в мгновенной Вечности…

4. Когда умрет последний русский (А.А. Зиновьев о судьбе русского народа)

Вот как ответил в ноябре 2001 года А.А. Зиновьев на мои вопросы, касающиеся духовно-нравственного состояния русского народа и его будущего как этноса.

«Деградация русского народа происходит по вполне реальным причинам социального характера.

Главная из этих причин – антикоммунистический переворот в горбачевско-ельцинские годы, насильственная западнизация и реанимация явлений дореволюционной России, включая православие.

Единение русского народа по этническому признаку не имеет в современных условиях серьезных шансов на успех.

Возникновение русофобии произошло в силу исторических условий и характера русского народа, а также преднамеренных усилий со стороны сил Запада и внутри российских сил, на протяжении всей истории России так или иначе стремившихся занижать русский народ.

Как социолог я думаю, что организация русских общин и возрождение дореволюционной системы местного самоуправления не изменит положения этнических русских. К тому же это практически невозможно реализовать – правящие силы России не допустят этого, а сами русские вряд ли будут настойчиво и последовательно бороться за это.

Народ и нация – не одно и то же. Речь идет о русском народе как этническом явлении. Он раздроблен, можно сказать – атомизирован.

Я думаю, что наилучшие условия этнические русские имели в советские времена. Тогда они за счет большой массы и природных способностей (интеллекта) стали играть все более возрастающую роль во всех сферах жизни. Теперь эти возможности потеряны. Русские умышленно отброшены назад и направлены по пути деградации и даже физического вымирания.

С русскими делают нечто подобное тому, что сделали с индейцами в США, только в больших масштабах.

Для осознания себя в качестве нации народ нуждается в подъеме, в успехах, в гражданских и духовных лидерах, чего нет сейчас и, вряд ли, предвидится. На пути деградации и вымирания никакая национальная идея не может поднять народ на уровень национального самосознания.

Я вообще не верю в намерения и в способность постсоветской государственности делать какое-то добро для русских. А что касается квалифицированных русских из стран СНГ и дальнего зарубежья, то даже те русские силы, которые еще сохранились в нынешней России, не могут быть использованы должным образом.

Русский народ вырождается биологически. Россия наводняется представителями других народов, занимающих более выгодные позиции по сравнению с русскими. Пройдет немного времени, и Москва перестанет быть этнически русским городом.

Правящие силы страны не делают ничего значительного, чтобы остановить этот процесс. Так что слово «опасность» тут слишком слабо отражает реальность, ибо на деле она уже реализуется.

Партия есть явление политическое, а не этническое. Организация же или движение с этнически русской направленностью (ориентацией) не найдет сильной поддержки снизу, зато вызовет бешеную вражду сверху (со стороны правящих сил и их идеологов) и со стороны Запада, который манипулирует российскими властями и идеологами.