Алана Инош - Взмахом кисти

• Название: Взмахом кисти
• Автор: Алана Инош
• Жанр: Короткие любовные романы

Пропитанная вкусом и духом лета история, в которой «магия» живописи оживает настоящим чудом, а сила кисти способна менять судьбу.

История эта временами грустная, но держится на светлом стержне любви и веры в то, что даже если больше нет возможности слышать ночную симфонию кузнечиков ушами, её можно услышать душой и сердцем.

---

Она согнала Художницу с табуретки, а сама принялась мыть пол. Прислонившись к дверному косяку, Художница озадаченно щекотала себе кистью подбородок, не в силах оторвать взгляд от Надин, а точнее, от верхней точки её согнутого над половой тряпкой тела. Каким образом её голос мог раздаваться в голове? Остальных звуков Художница по-прежнему не слышала, но речь Надин облачком золотой пыльцы оседала на извилинах, излечивая воспалённые участки и окутывая душу покоем.

Разогнувшись и бросив тряпку, Надин утёрла лоб – утомлённая Афродита, которая забавы ради решила попробовать себя в роли поломойки.

«А ну-ка, пойдём, поможешь мне дорожки выбить».

В заросшем сорняками, заброшенном саду они выбивали домотканые половики, взявшись за противоположные концы и с силой встряхивая. Надин забавно жмурилась от пыли, отворачивая лицо, а Художница чихала и отплёвывалась.

«Даже не посадила ничего, – с мягкой укоризной промолвила Надин, пройдясь по тропинкам между пустыми грядками. – Как весной Петрович вскопал, так и осталось всё… Бабуля-то не успела посадить, померла, а ты, наверно, и не умеешь за огородом ухаживать. Городская, понятное дело».

Протянув руки к вишнёвым веткам, поникшим под тяжестью наливающихся ягод, она склонила ухо, будто прислушиваясь к шёпоту листвы.

«Что? Забросила сад правнучка, да? – сочувственно качая головой, промолвила она. – Скучаете по бабуле… Эх, что поделать, не стало вашей хозяюшки. Ну, а правнучку мы всему научим, это не беда!»

Сославшись на дела, но пообещав завтра вернуться, Надин выскользнула за калитку и растворилась в сгущающемся знойном мареве дня.

Вернувшись в дом, Художница почувствовала, что он наполнился благодатной прохладой, будто невидимый кондиционер включили. В воздухе висел шлейф строгого, старомодного аромата чистоты или какого-то душистого мыла, который остался и на её ладонях, когда она провела ими по необычно коротко выстриженному затылку. Это был запах Надин.

Весь остаток дня ей решительно не работалось. Она сидела, уставившись в монитор, время от времени по старой привычке пытаясь почесать теперь уже почти отсутствующую шевелюру, но ничего толкового из себя не выдавила. Надин заполнила собой все её помыслы, окутала полузабытым теплом из далекого детства и ощущением благополучия, какого Художница не знала уже давно. А может, и никогда.

4. Чудо как данность

С первыми лучами солнца она была разбужена сказочным перезвоном золотых звёздочек у себя в голове. «Надин!» – трепыхнулось сердце… И не ошиблось. Выскочив на порог дома босиком, Художница застыла с отвалившейся челюстью: за одну ночь на грядках выросла морковь, капуста, помидоры, огурцы, кабачки, тыква, зелень… А посреди всего этого изобилия хозяйничала Надин в кокетливой соломенной шляпке и льняном платье – окучивала капусту. Может быть, произошёл какой-то скачок во времени, и Художница пропустила пару-тройку месяцев? Как бы то ни было, челюсти намертво заклинило, но крик всё-таки вырвался из души:

«Наденька! Что это… КАК вы это сделали?!»

Озорно поблёскивая глазами из-под полей шляпки, Надин удовлетворённо ответила:

«Ну, вот наша немая и заговорила! Пришлось тебя хорошенько удивить, чтобы мыслеречь прорезалась».

Шлёпая босыми ногами по шершавой утоптанной земле между образцовыми, без единого сорняка, грядками, Художница была на грани какой-то весёлой, чудаковато-восторженной истерики. Взрослый скептицизм лежал ничком, вчистую побеждённый детской радостной верой в чудеса. Раскидистые серебристо-зелёные листья капусты казались ей неправдоподобно огромными, будто она выпила уменьшительное зелье, а ярко-салатовая морковная ботва поблёскивала в утренних лучах капельками росы.

«Смотри и учись, – наставительно сказала Надин. – Окучивать надо, чтобы образовывались дополнительные корни. Так капуста будет получать больше питания из почвы. А помидоры надо пасынковать – убирать боковые побеги, иначе урожая не дождёшься… Иди сюда, смотри, как это делается. Ты, наверно, даже не видела, как помидоры растут – думала, что они на деревьях висят?»

«Нет, я думала, что их из земли выкапывают, как картошку. – При всём необъятном, неизмеримом изумлении от происходящего, у Художницы получилось пошутить. – И всё-таки – как?»

«Это взрослый человек в тебе хочет знать формулу чуда, – с солнечными искорками на прищуренных ресницах улыбнулась Надин. – А ребёнок просто радуется и принимает всё как должное. Будь ребёнком! Дети в чём-то мудрее взрослых».

Да, так было проще и естественнее – не разбирать на составные части, не препарировать, а наслаждаться данностью. Бродить босиком в преобразившемся саду, ловить отблески утра в каплях воды на листьях, пить свежесть большими глотками и любоваться Надин, в чьих волшебных руках растения пели и ликовали, нежась в лучах её ласки и внимания… Завидовать солнцу, потому что оно могло обнимать её своими лучами с головы до ног, обутых в синие садовые галоши.

И опять Художнице не работалось. Она сидела за столом, глядя, как белые от муки руки Надин мнут тесто. Нет, не мнут, не месят – любят и ласкают, передавая ему какие-то флюиды света и напитывая живым теплом. Художнице хотелось облизать эти пальцы, перемазанные творогом, желание распалялось жарче янтарно-рыжего огня в печке и поднималось, как тесто.

И вот, вместо работы она сидела под вишней, на выгоревшей от солнца траве, и уплетала шанежки, запивая их свежим холодным молоком прямо из глиняного кувшинчика. Поджаристые, плетёные косичкой края, сочная творожная серединка, запотевшие бока кувшина – что могло быть изумительнее? Алые серёжки вишен над головой, а рядом – Надин с распущенными по плечам тёмно-золотыми волнами волос, босая и томно-усталая. Разомлевшая на солнышке, гедонистически настроенная Художница уже и думать не хотела, как у неё получалось телепатически общаться с ней, и каким образом пустой, затянутый сорняками огород превратился в образцово-показательный – такой, что любо-дорого посмотреть.

На следующее утро ей был подан завтрак в постель: оладьи со сметаной, удивительно пахнущий душистыми травами чай и свежая чёрная смородина со взбитыми сливками. Надин в длинном платье и с золотой короной из кос выглядела древнегреческой богиней, и Художница вспыхнула идеей написать её портрет в таком образе. Творчество у неё давно застряло на мёртвой точке за отсутствием вдохновения, а тут просто руки зачесались – пальцы буквально свело сладострастным спазмом. Она едва не опрокинула поднос с едой, подброшенная пружиной этого замысла, но Надин мягко остудила её пыл тёплой тяжестью своей ладони, опустившейся на плечо Художницы.

«Некогда мне тебе позировать, дел куча! Варенье вон варить надо».

«Ну, хотя бы пару набросков разреши с тебя сделать! – взмолилась Художница. – А с набросков я уже и без твоего участия всё напишу».

«Ну хорошо, только взамен помоги мне собрать вишню», – согласилась Надин.

В саду росло несколько сортов, поспевавших в разные сроки. Самую раннюю уже настала пора собирать: густо увешанные крупными тёмными ягодами ветки сами склонялись в руки, и дело пошло быстро. Художница нагибала вишнёвые деревца и держала, пока Надин проворно обрывала ягоды обеими руками. Одна ягодка сорвалась с ветки и упала ей прямо в вырез платья на груди, причём завалилась так глубоко, что Надин не сразу удалось её выудить.

«Да куда ж она там закатилась-то?» – посмеивалась она, а у Художницы мгновенно пересохло во рту. Они стояли в самой гуще вишняка, надёжно укрытые от соседских глаз, и Художница предложила Надин свою помощь в вытаскивании вишенки.

Ветки лезли в глаза, кололись, тесно обступая их со всех сторон; пальцы нырнули в тёплую ложбинку вслед за шаловливыми солнечными зайчиками, которые уже давно беспрепятственно ласкали шею, лицо, плечи и руки Надин, целовали её за ухом и скользили по красным от вишнёвого сока губам. Пока одна рука искала ягодку, вторая обвилась вокруг талии.

«Ты чего это?» – округлила Надин глаза, но это было скорее притворное возмущение.

«Надя…» – Художница ошалела от тёплой близости её тела, от его сдобной мягкости, в которой её собственное жилистое и сухое тело просто утопало. Пару раз беспомощно, как слепой щенок, ткнувшись носом в источавшие запах тонкой свежести волосы Надин, Художница решительно накрыла губами её кисловатый от вишни рот и нырнула языком в горячую глубину. Руки Надин в лёгком протесте упёрлись ей в плечи, но она крепко притиснула её к себе, сплющивая её мягкую грудь о свою. Четвёртый размер задавил собой второй.