Яков Айзенштат - Записки секретаря военного трибунала.

• Название: Записки секретаря военного трибунала.
• Автор: Яков Айзенштат
• Издательство: OPI
• Жанр: О войне

В предлагаемой читателю книге раскрывается содержание уголовных дел, в судебном рассмотрении которых я принимал участие в качестве секретаря различных Военных трибуналов Красной армии.

Во время Второй мировой войны мне довелось служить секретарем в Военных трибуналах Ворошиловградского гарнизона (Украина, Донбасс) и 12-й армии Южного фронта, Туапсинского оборонительного района и Черноморской группы войск, кавалерийского корпуса, 36-го района авиационного базирования 5-й Воздушной армии, Армавирского гарнизона Северо-Кавказского фронта, Воронежского военного округа, Московского гарнизона и Московского военного округа.

Служба в Военных трибуналах Действующей армии предоставила мне возможность ознакомиться с изнанкой войны, с такими событиями, о которых никто и никогда не писал.

---

Боевые летчики так же, как многие офицеры и солдаты на передовой, отрицательно относились к тыловикам, интендантам за плохое снабжение и особо к работникам военных комендатур, требовавшим соблюдения формы одежды, порядка и т. д. Был случай, когда летчики, возвращаясь с боевого задания, обстреляли здание комендатуры Армавира. Велось расследование, но виновных не нашли.

Часто в том беспорядке, который существовал в авиации, было виновато более высокое начальство, а оно попадало под Военный трибунал редко. Между тем головотяпство высокого начальства наносило заметный ущерб ходу боевых действий военной авиации. В наш район авиационного базирования неоднократно прилетали с тренировочного аэродрома авиационные полки, которые не могли участвовать в боях. Большинство летчиков болело. Оказывается, высокое начальство для тренировочного аэродрома выбрало в Армении место, которое известно как малярийное. Летчиков трясло от малярии, они не только летать, но и ходить не могли. Авиационные полки из-за приступов малярии выводились из строя, но сменить тренировочный аэродром высокое начальство не удосужилось на протяжении длительного времени. Чем дольше я имел отношение к авиации, тем справедливее для меня звучали слова пехотинцев: «Там, где начинается авиация, кончается порядок».

На даче № 6 НКВД (даче Берия под Сочи)

Зимой 1942–1943 гг. я находился в поселке Магры в Военном трибунале Черноморской группы войск. Член Военного трибунала Черноморской группы войск Рябов и я были посланы на дачу № 6 НКВД (тогда дачу Берия) около Сочи для рассмотрения особо сложных и серьезных дел. Дача была расположена на берегу моря, имела большой сад и оранжерею.

Прежде всего нам следовало рассмотреть дело, по которому было двое обвиняемых: командир и комиссар дивизии, обвинявшиеся в том, что их дивизия в панике отступала с позиций, оборона которых ей была поручена.

Это дело было возбуждено и расследовано в связи со сталинским приказом № 227 от 28 июля 1942 года, который получил название «Ни шагу назад». В этом приказе Сталин требовал прекратить отступление и угрожал командирам и комиссарам отступающих частей разжалованием и военным судом. Рассмотрение дела, возбужденного в соответствии со сталинским приказом, произвело на меня тягостное впечатление. Детально рассматривались все обстоятельства и было ясно, что ни командир дивизии, ни комиссар дивизии ничего не могли сделать; у немецких войск было такое превосходство в боевой технике и численности людского состава, что отступление дивизии предотвратить было нельзя. И все же был вынесен обвинительный приговор и самые суровые меры наказания. На этой даче № 6 Рябов и я прожили две недели. Спустя короткое время я понял, что на даче расположено Управление «СМЕРШ» Черноморской группы войск. В одной из комнат рассматривал дела наш Военный трибунал. На втором этаже дачи комнаты были приспособлены под камеры и там сидели подследственные, дела которых расследовались Управлением «СМЕРШ». Вскоре я убедился, что в каждую камеру подсажены «наседки» и «стукачи», которые призваны выудить у подследственных признания. Обнаружил я это, когда сдавал машинисткам для перепечатки трибунальские документы, протоколы и приговоры, а у машинисток увидел переданные им для перепечатки донесения «наседок» и «стукачей». Каждая «наседка» и «стукач» имели свой условный псевдоним, свою кличку и на донесениях были проставлены номера камер. На даче была хорошая столовая Военторга для офицеров Управления «СМЕРШ» и из этой же столовой подкармливали Стукачей» и «наседок» для поощрения их деятельности по заданиям следователей. Символично было то, что дача Берия была разгорожена на кабинеты для следователей и камеры для заключенных, и в этой даче расположилось Управление, подчиненное тому ведомству, хозяином которого являлся тогда хозяин этой дачи.

Военный трибунал Армавирского гарнизона. Старосты, полицейские, жандармы

Вскоре после освобождения Красной армией одного из крупнейших городов Кубани Армавира я был назначен секретарем Военного трибунала Армавирского гарнизона Северо-Кавказского фронта. Центр города был разрушен, многие улицы состояли сплошь из развалин, но для Военного трибунала нашли целое здание. Фронт был близко, немцы продолжали бомбить город, и от положения на фронте, проходившем по «голубой линии» реки Кубань, зависело многое, в том числе и поведение обвиняемых и свидетелей по многим делам, которые рассматривались в Военном трибунале. Помнится, что когда Военный трибунал Армавирского гарнизона в выездной сессии в одной из станиц приговорил бывшего старосту этой станицы к расстрелу, то он обратился к составу трибунала со словами: «Спасибо, граждане судьи». А потом повернулся спиной к стоявшим рядом свидетелям и сказал: «А с вами, сволочами, еще рассчитаемся».

Никогда ни в одном из Военных трибуналов я не видел такого количества дел. В период немецкой оккупации Кубани во всех окрестных станицах был создан из местного населения мощный аппарат администрации, полиции, жандармерии. Тысячи людей, включая интеллигенцию, пошли служить к немцам. Немцам удалось сформировать вспомогательные воинские формирования. С ними отступило 20 тысяч человек.

В книге Геллера и Некрича «Утопия у власти» говорится, что на Кавказе, в Крыму, в Калмыкии число коллаборантов было относительно невелико, что точными данными авторы не располагают, так как советские источники умалчивают об этом. Замечание о том, что советские источники умалчивают об этом, справедливо, но предположение, что число коллаборантов было относительно невелико, грешит против истины. Только Военный трибунал Армавирского гарнизона рассмотрел тысячи дел о старостах, полицейских и жандармах, действовавших на Кубани. Такие дела рассматривались и другими Военными трибуналами, находившимися на Кубани. Дела Военным трибуналом Армавирского гарнизона рассматривались не только в Армавире, но на выездных сессиях трибунала в станицах Успенская, Новокубанская, Гулькевичи, Лабинская, Упорненская, Советская и других.

Дел было столько, что они не помещались в трибунальских шкафах и хранились в обширном подполье здания трибунала. Периодически большие партии мешков с рассмотренными делами отправлялись с вооруженной охраной в Краснодар для сдачи в архив Киевского Управления Министерства внутренних дел.

В советской печати наряду с умолчаниями о действительных событиях, имевших место на Кубани, встречается и прямое искажение фактов. В очерке «Краснодар» Константин Симонов написал: «В течение шести месяцев изо дня в день вербовали «кубанскую армию», которая в конце концов оказалась «некомплектной сотней». Они выдавали хлеб и сто пятьдесят рублей в месяц семьям иуд, пошедших служить в германскую армию, но за эти тридцать сребреников, несмотря на все старания, со всей Кубани не набралось и ста предателей. Люди голодали, пухли от голода, но не сдавались, умирали, но не предавали Родину».

В этом очерке К. Симонов сознательно искажает известные ему факты. Он был в 1943 году на Кубани, был в Армавире, был у нас в Военном трибунале. Я и другие офицеры беседовали с ним и рассказывали о масштабах полицейского движения. Он знал, что при отступлении немцев с ними ушла не «некомплектная сотня», а 20 000 казаков. Симонов пишет, что не набралось и сотни предателей, а они исчислялись тысячами. На плодородной Кубани в период оккупации никто не голодал, не пух от голода, а на службу к немцам шли.

Еврейская трагедия на Кубани

На Кубани до Второй мировой войны евреев было мало. Только в Краснодаре и Армавире был заметный процент еврейского населения. Но во время войны, в 1941–42 годах на Кубань попало много евреев, бежавших с Украины при ее оккупации немецкими войсками. Кроме того, на Кубань были эвакуированы многие ленинградские детские дома и детские сады, где было значительное число еврейских детей.

Бежавшие с Украины и эвакуированные из Ленинграда еврейские женщины и мужчины, старики и дети подвергались уничтожению на Кубани.

В период отступления Красной армии я видел несчастные еврейские семьи с жалким скарбом или вовсе без вещей, передвигавшиеся по дорогам Украины, Дона и Кубани, чтобы укрыться где-либо от грозящей опасности. Но на Кубани эти еврейские беженцы были настигнуты немецкой армией. Здесь так же, как и во всех других районах СССР, оккупированных немцами, уничтожение евреев проводилось лишь под общим руководством немецких властей. Решающую же роль в выявлении, задержании и уничтожении евреев играли старосты, жандармы, полицейские, т. е. представители местного населения.

Так, в станице Успенской на Кубани начальник волостной полиции Ветров лично расстрелял из пистолета 315 евреев. Перед вырытым рвом были поставлены обреченные на смерть евреи — женщины, мужчины, старики, дети. Их охраняли полицейские. А начальник волостной полиции Ветров передвигался вдоль стоявших у рва евреев и расстреливал их из пистолета почти в упор. Среди стоявших была молодая еврейка с Украины по фамилии Молдавская. Рядом стояли ее отец, мать, братья и сестры. Все они были уничтожены. Лишь Молдавской удалось бежать. Она воспользовалась моментом, когда внимание было сосредоточено на том конце стоявших, где раздались выстрелы, а она была в другом конце. Молдавская стремглав юркнула под покровом темноты в кукурузу, убежала из станицы Успенской и на протяжении семи месяцев немецкой оккупации Кубани скрывалась у русской женщины в селе Конаково, находящемся в 7 км от станицы Успенской.