Уильям Локк - Сердце женщины

• Название: Сердце женщины
• Автор: Уильям Локк
• Издательство: Вече
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-7141-0149-9

Серию «Каприз» продолжают романы замечательного английского писателя Уильяма Локка (1863–1930), который заслуженно входил в начале XX века в пятерку занимательных и популярных романистов мира. Своей славы писатель добился в качестве непревзойденного мастера любовной прозы, всегда писавшего о Любви с большой буквы. Романы «Триумф Клементины» и «Сердце женщины» как никакие другие произведения демонстрируют его яркий самобытный талант и тонкое знание женской психологии.

---

— К вам гость, Ивонна.

— Ко мне?!

Она с недоумением посмотрела на него. И, должно быть, прочла ответ на его лице, потому что схватила его за рукав.

— Неужто Эверард?

— Да, Эверард.

Она побледнела, как смерть, и начала тяжело дышать.

— Как он ухитрился разыскать меня?

— Не знаю. Может быть, он объяснит вам.

Ивонна села у стола и приложила руку к сердцу.

— Это так неожиданно, — сказала она, как бы извиняясь.

— Может быть, вы скажете ему зайти потом? — предложил Джойс.

— Нет, нет. Я приму его сейчас — если вы ничего не имеете против, Стефан, милый. Я уже оправилась. Скажите ему, чтоб он пришел сюда. И не будьте несчастным из-за меня.

Она улыбнулась ему и протянула руку. Он взял эту руку в свои и поцеловал.

— Моя родная, милая, мужественная Ивонна! — вырвалось у него порывом. Вспыхнувшие щеки молодой женщины и благодарный взгляд были ему ответом.

Он нашел епископа разглядывающим книги на полках.

Епископ кивнул головой и пошел за ним. У подножия лестницы он остановился.

— Я полагаю, мне следует сказать вам, что я получил достоверное известие о смерти первого мужа мадам Латур. И приехал в Англию, чтоб взять ее к себе обратно, как свою жену.

Это было совершенно неожиданно. Словно ледяной ветер резнул Джойса по лицу и по душе. Надменная самоуверенность епископа принизила его, свела его значение на нет. И этот нежданный удар сразу смирил его дух, надломленный тюрьмой. Уже без всякого вызова в глазах, он повернулся, стоя одной ногой на лестнице, держась рукой за перила, и тупо уставился на Эверарда. Тот знаком попросил его идти вперед. Он машинально повиновался, поднялся по лестнице, молча повернул ручку двери и спустился снова в лавку.

Но как только он остался один, его охватил жгучий стыд за свое нравственное поражение. И такой же жгучий гнев. Ивонна свободна. Она может выйти замуж за кого захочет. Какие права на нее имеет этот человек, который прогнал ее от себя, провел два года вдали от нее, на другом конце света, ни разу даже не справившись, как ей живется? Какое право имел этот человек прийти сюда и похитить единственное сокровище, какое еще сберегла для него жизнь?

Перспектива жизни в одиночестве, без Ивонны, представилась ему как мрачный ночной ландшафт, вдруг озаренный молнией. И ему стало жутко до дрожи. Та же молния озарила для него и его собственную душу. То, что он так цепляется за Ивонну, с каждым днем, с каждым месяцем все больше, все острей нуждается в ней — да ведь это любовь.

Привычка, сосредоточенность в самом себе, мирная радость ежедневного общения, до сих пор усыпляли ее. Но теперь она проснулась от нежданного страха утраты. Он любит ее. Она свободна. Если б отстранить этого другого, он мог бы жениться на ней.

Он взволнованно шагал между грудами книг…

Мальчик, сидевший, болтая ногами, на ящике у наружного ларя, заглянул в лавку — посмотреть, что там творится. Джойс резко приказал ему закрыть ставни и идти домой. И сам уселся за каталог, заставляя себя работать. Но в голове его был хаос.

На пыльной книге, которую держала в руках Ивонна, остался отпечаток ее руки. Это немое доказательство их интимной близости страшно трогало его. Она стала неотъемлемой частью его жизни. Не отдаст он ее без борьбы — и борьба будет жестокая.

И вдруг, в самый разгар этих геройских решений, его снова кольнуло жгучим стыдом сознания своего недавнего унижения. Как он позорно спасовал перед кузеном! Он присел к деревянному столику, за которым писал, и весь дрожа, закрыл лицо руками. Разве он может бороться? Разве он — мужчина? Его душа надломлена. И стоит настоящему мужчине, ничем не запятнавшему себя, заговорить веско и с достоинством, как он спасует. Его достоинство, его вера в себя убиты всеми этими ужасными годами; их не вернет и любовь, даже та чистая любовь, которой теперь горела его душа.

Не в силах усидеть на месте, он встал и снова зашагал по лавке. В душном, пропитанном пылью воздухе трудно было дышать. Хотелось воздуха, бродить по улицам, стряхнуть с себя тяжесть, стянувшую ему горло. Он здесь сидел как узник, и это его раздражало. Но в то же время он чувствовал, что ради Ивонны он обязан дождаться ухода епископа.

Минуты тянулись мучительно медленно. С улицы доносился всегдашний непрерывный шум; внутри лавки ничего не было слышно, кроме шипения газа и его собственных шагов. Так он ждал два часа, снова и снова, с досадливой настойчивостью, проходя все через ту же гамму эмоций. Утратить Ивонну было так страшно, что временами у него выступал от страха холодный пот на лбу. Снова и снова, с лихорадочной настойчивостью он выдвигал свои права на нее. Не может она бросить его для того, чтобы уйти к этому гордому, несимпатичному человеку, который всегда останется ей чужим. Ревность, гнев бушевали в нем — и снова сменялись ненавистным жалким сознанием своего унижения. Как он смеет равнять себя с человеком, который, несмотря на все свои недостатки, все же прожил всю жизнь джентльменом, ничем не запятнавшим себя?!

XXI ФОРМАЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

— Да, умер, — говорил епископ. — Ты свободна. Я затем и приехал с другого конца света, чтобы сказать тебе это.

Ивонна, сидевшая напротив него, смотрела на раскаленные уголья в камине и сжимала руки. Она все еще не могла оправиться от неожиданности его появления и того, что он заключил ее в свои объятия. Она еще чувствовала прикосновение его рук на своих плечах. Потеря голоса так изменила ее жизнь, что и сама она, как будто, изменилась. Ей трудно было поверить, что когда-то их отношения были так интимны. Он казался ей чужим, не у места в этой маленькой гостиной, упавшим точно с другой планеты. Его звание епископа, его епископское одеяние, еще больше отодвигало, отчуждало ее. И лицо у него было не такое, каким она запомнила его. Оно исхудало; морщины врезались глубже. И волосы поредели и поседели.

Она слушала как во сне рассказ о том, как он нашел ее, как он горько раскаивается в том, что уничтожил, не читая, письмо Джойса; как его собственное письмо к ней почта вернула ему за ненахождением адресатки; как, тем временем, сыщик, которого он приставил следить за Базужем, прислал ему несомненные доказательства смерти певца; как он, не находя себе места от тревоги, не стал дожидаться медлительной почты и сам поехал в Англию; наконец, как он узнал ее адрес у театрального агента, который сообщил ему об ее болезни и о том, что она потеряла голос.

— Наконец-то ты свободна, Ивонна! — повторял епископ.

Ее это известие почти не взволновало. Она так давно считала Амедея умершим, даже после его внезапного воскресения, что теперь не могла ощущать ни огорчения, ни радости по поводу своего" освобождения. Только когда скрытый смысл слов Эверарда проник в ее сознание, она поняла все их значение. И, вздрогнув, подняла на него тревожные глаза.

— Для меня это почти не составляет разницы, — сказала она…

— Но для меня — огромную. Неужели ты думаешь, что я разлюбил тебя?

В его голосе звучали горестные нотки, которые всегда действовали на нее. Слегка вздрогнув, она ответила:

— Это было так давно! Все мы изменились.

— Ты не изменилась, — молвил он с глубокой нежностью. — Ты все та же прелестная, нежная, как цветок, женщина которая была моей женой. И я не изменился. Как я тосковал по тебе все эти мучительные, долгие годы! Ты знаешь, почему я уехал из Фульминстера?

— Нет, — пролепетала Ивонна.

— Потому что мне жизнь без тебя стала невыносима. Я думал, что перемена места и новые обязанности развлекут меня. Я ошибся. И к моей тоске присоединились еще угрызения за то, что я был суров к тебе в тот страшный час.

— Я помнила только о вашей доброте, Эверард, — ответила Ивонна со слезами на глазах.

Его волнение заразило и ее — теперь она видела, как он страдал.

Он встал, подошел к ней и нагнулся над ее креслом.

— Вернешься ты ко мне, Ивонна?

Она отдала бы все на свете за то, чтобы убежать, иметь хоть несколько часов для того, чтобы подумать. А он ждал немедленного ответа. Женский инстинкт отчаянно искал выхода.

— На что я вам? Петь я уже не могу. Вот, слышите?

Она повернулась боком в своем кресле и, отвернув от него голову, начала, улыбаясь, арию Ангела из оратории «Илия». Епископ, потрясенный, невольно отшатнулся. Он не представлял себе ясно, что значит потеря голоса. Вместо чистых, голубиных ноток, которые так пленяли его, с уст ее срывались лишь беззвучные писклявые звуки. Она перестала петь, попыталась улыбнуться, но не могла и разрыдалась.

— Поедем со мной, детка моя дорогая, — молвил он, снова наклоняясь к ней. — Я буду еще нежнее любить тебя.

Ивонна порывисто вытерла глаза.

— Какая я глупая! Слезами не воротишь голоса.

— Я посвящу всю остальную жизнь свою тому, чтобы вознаградить тебя за это. Поедем, Ивонна!