Раффи - Самвел

• Название: Самвел
• Автор: Раффи
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1970

Роман посвящен истории Армении IV века, борьбе народа за независимость. Своим художественным своеобразием, глубиной раскрытия исторических фактов роман занимает особое место в армянской исторической прозе.

---

Теперь можно было приступить к одеванию. Иусик помог князю облачиться в шелковую цветную хламиду с разрезным подолом, доходившим до колен. Золотые пуговицы на широких рукавах хламиды имели вид свешивающихся черешен и служили скорее украшением, чем застежками. Такие же золотые пуговицы были и на груди. Талию он стянул тяжелым золотым поясом, усыпанным драгоценными каменьями. Замыкающиеся концы его образовывали большую выпуклую резную звезду, усеянную блестками. В центре звезды горел крупный розоватый алмаз, окруженный мелкой алмазной сыпью. Слева к поясу он пристегнул, как всегда, короткий меч, кончик которого касался колена. Как ножны, так и рукоять этого обоюдоострого оружия были окованы золотом и украшены красивыми узорами. Поверх хламиды князь надел короткую накидку из овечьей шерсти, расшитую золотом. Из-под длинной хламиды спускались пунцовые шаровары, охваченные цветными подвязками, сборки падали на красные сапоги. Этот княжеский наряд завершали два золотых шарика вдетых в уши князя. Самвел знал, что мать непременно позовет его к себе, чтобы поделиться полученными от отца известиями. Поэтому он хотел показаться ей в своем обычном виде, чтобы не вызвать подозрений: она не должна знать, что сын уже получил плохие известия об отце.

Он снова вышел в приемную и принялся растерянно ходить из угла в угол. Его волновала мысль, как вести себя с матерью, когда она начнет говорить о вестях, полученных из Тизбона. Его брал ужас при мысли, хватит ли у него сил, чтобы хладнокровно выслушать ее.

Одно неосторожное слово или движение могло его выдать.

Иусик собирался уже подать завтрак, когда дверь раскрылась и в комнату с низким поклоном вошел и молча остановился человек. Полное отсутствие усов и бороды, лицо, покрытое ранними морщинами, потухший взгляд узких глаз, красные веки, лишенные ресниц, торчащие желтые зубы и бесцветные губы — все говорило, что вошедший — евнух.

— Что тебе нужно? — спросил князь.

Евнух вторично поклонился.

— Госпожа приказала передать моему князю, чтобы он пожаловал к ней.

Князя передернуло, но он, подавив чувство неудовольствия, ответил:

— Хорошо. Скажи, что я приду.

Евнух, еще раз поклонившись, удалился.

Иусик с особым отвращением поглядел ему вслед и, растопырив пальцы правой руки, сделал пренебрежительный жест. Князь это заметил.

— Когда ты поумнеешь, Иусик? — укоризненно сказал он.

— Право, я не лгу, — ответил юноша с некоторым смущением. — Если утром вижу этого человека, то этот день у меня бывает неудачным: либо я что-нибудь разобью, либо разолью, либо еще какая-нибудь беда случается.

Князь улыбнулся.

V. Мать и сын

Утренний туман рассеялся. Наступил теплый лучезарный день. Воздух благоухал бальзамическим ароматом елей. Все улыбалось, все дышало радостью; только сердце Самвела было переполнено глубокой, безутешной тоской.

Выйдя из своих покоев, он прошел через обширный двор замка. Стоявший у входа Иусик сочувственно смотрел ему вслед. Заметив, что господин его грустен, и не зная причины, он также искренно опечалился. Он любил своего доброго и благородного господина, который был к нему всегда снисходителен и никогда его не обижал.

На Самвеле была весенняя легкая одежда. Рукава в широкие складки развевались по ветру. Нарядная хламида и белая легкая накидка придавали его стройной фигуре особое изящество. Появление его по утрам во дворе замка вызывало всеобщую радость; отовсюду устремлялись к нему восхищенные взоры.

Но сегодня он шел, не глядя по сторонам, не поднимая лица, точно в трауре. Таким его еще никто не видел. Как вести себя с матерью? Притворяться? Обманывать ее? Или же открыто осудить поведение отца?.. Он был в замешательстве и не знал, на что решиться. Эти размышления терзали его.

Жизнь в замке уже началась, все пришло в движение. С карнизов башен слетали голуби и влюбленными парами кружились по двору. Служанки в разноцветных одеждах весело шутили, смеялись и разбрасывали корм любимой птице. Евнухи с озабоченным видом молчаливыми тенями выскальзывали из одних дверей и бесшумно скрывались в другие. Тут же бегал хорошенький мальчик, играя с оленьим детенышем, шею которого украшал серебряный ошейник. Это был младший брат Самвела.

При свете дня замок выглядел страшным гигантом. Толстые стены подымались до уровня окружающих утесов и скал, точно руки циклопов, нагромоздив глыбы гигантских камней, воздвигли это мощное кольцо стен, внутри которого находились все жилые помещения большого княжеского дома. Замок был так обширен, что в случае опасности в нем свободно размещалась большая часть окрестных поселян. Вогакан походил скорее на крепость, чем на замок. Простота и прочность преобладали в нем над красотой и изяществом. В замке было множество служб, необходимых для различных надобностей. Самвел проходил теперь по одному из тех дворов, где помещалась девичья.

Он на несколько минут остановился, чтобы поговорить с младшим братом. Красивый мальчик с восторгом стал рассказывать ему о выросших рогах своего красавчика-оленя.

Тут их окружили молодые служанки. Одна из них, черноокая, не робея протянула руку и поправила загнувшийся воротник на хламиде Самвела.

— Благодарю, Нвард, — улыбаясь сказал князь, — мой Иусик такой бестолковый, что даже не умеет как следует одеть своего господина.

— Да, господин, он очень бестолковый, — проговорила девушка, и от смущения ее бледные щеки зарделись. Это была та самая служанка, которая пленила Иусика.

Самвел еще несколько минут занимался своим братом, его изящным оленем и слушал шутки беззаботных девушек. Он хотел выиграть время, чтобы хорошенько обдумать ту роль, которую собирался играть перед матерью.

В это самое время в одном из роскошных помещений женских покоев перед металлическим полированным зеркалом стояла женщина. Она самовлюбленно, не отрываясь, смотрела на свое изображение и с восхищением поправляла свои головные украшения. Уже не в первый раз подходила она к зеркалу, желая еще раз проверить, на самом ли деле идут ей все эти новые наряды.

В передней раздались шаги. Женщина торопливо отошла от зеркала, опустилась на диван и облокотилась на бархатные подушки. Лицо ее приняло серьезное выражение. Она выглядела моложе своих лет и казалась цветущей. Хотя ей было уже около пятидесяти лет, она производила впечатление юной невесты, и если бы не полнота, придававшая ей несколько грубый вид, ее можно было бы назвать красивой. Ее большие глаза смотрели гордо и надменно, что несколько портило их нежную красоту. Эта пышная женщина была Тачатуи, мать Самвела.

Самвел вошел, принужденно улыбаясь.

— Доброе утро, дорогая матушка, — сказал он и приблизился к матери, чтобы, как всегда, поцеловать у нее руку. Но, отступив, он воскликнул, будто бы удивленно и с оттенком насмешки: — Что я вижу!.. Бог свидетель! Не спрашивая, могу сказать, что едет отец.

— Как ты узнал? — с ласковой улыбкой спросила мать.

— Ты такая нарядная, руки выкрасила, брови навела… Для кого же все это, как не для него?

Она обняла Самвела, поцеловала его в лоб и усадила возле себя на диван.

— Да, отец возвращается домой, Самвел. А что ты подаришь мне за такую радостную весть? — сказала она и обняла его за шею левой рукой, а правой взяла его за ухо и повторила: — Что подаришь?

— Дважды поцелую тебя, вот и подарок, — ответил сын, стараясь высвободить ухо. — Может ли быть лучший подарок за такую благую весть? Чего же ты еще хочешь?

— Вот этого я и хочу. — Она прижала его к груди и расцеловала в обе щеки.

И приветливость сына и ласка матери были искренни. Она обладала добрым сердцем и любила своих всегда послушных и почтительных детей. Самвел же был покорным сыном, любившим своих родителей. Но сегодня в их искренние отношения впервые вкралось нечто дурное, какая-то злая мысль, которая должна была внести в эту дружную семью раздор и ненависть и, быть может, посеять сильную вражду между сыном и родителями. Всякий раз, думая об этом, Самвел содрогался всем телом.

Те же опасения с неменьшей силой волновали и сердце матери. Горячий патриотизм Самвела, его твердая вера, религиозное рвение были ей хорошо известны. Как же она скажет ему, что отец изменил вере и во главе вражеского войска идет на Армению?

Сама она давно уже была во всем согласна с мужем. Оба они принадлежали к тем ярым персофилам, которые ненавидели греков, а с ними и всю армянскую династию царей Аршакуни. Княгине не приходилось еще открыто высказывать свои персофильские взгляды в политических вопросах. Но зато у себя в доме она упорно старалась вводить персидский язык и персидские обычаи, что всегда вызывало сильное недовольство сына. Глухая семейная борьба между матерью и сыном началась уже давно, и давно уже Самвел готов был решительно воспрепятствовать намерениям матери. Однако обстоятельства были столь незначительны, поводы столь невинны, что еще не находилось причин для резких семейных разговоров. Но как быть теперь? Теперь надо было либо порвать навсегда все кровные узы, либо безропотно покориться воле родителей. На последнее мать не надеялась, зная настойчивость и твердость Самвела. Всю ночь она размышляла об этом и все же не пришла к определенному решению. В конце концов она решила сообщить сыну только часть полученных сведений, а об остальном поговорить при более благоприятных условиях.