Лев Павлищев - Мой дядя – Пушкин. Из семейной хроники

• Название: Мой дядя – Пушкин. Из семейной хроники
• Автор: Лев Павлищев
• Жанр: Биографии и Мемуары

Лев Николаевич Павлищев (1834—1915), племянник Пушкина, сын его сестры Ольги Сергеевны Павлищевой, оставил интереснейшие воспоминания, написанные в духе мемуарного жанра семейной хроники. Мальчиком он напоминал Наталии Николаевне Пушкиной-Ланской своего первого мужа: «Горячая голова, добрейшее сердце, вылитый Пушкин». Мемуары Павлищева донесли до нашего времени семейные легенды о Пушкине и его ближайшем окружении, унаследованные автором от старшего поколения и расцвеченные его собственными представлениями о личности поэта. Они содержат свидетельства очевидцев и участников событий, в том числе предшествующих дуэли мистических историй, которые, по преданию, нередко случались в пушкинском семействе.

---

1866

Ангелу хранителю

Не улетай, прекрасный Ангел мой,

Не улетай, небесный утешитель,

Души моей, томимой злой тоской,

Кто, как не ты путеводитель!

Не улетай, о сжалься надо мной,

Под бременем моим уж я изнемогаю,

Веди меня средь жизни роковой,

Дай руку мне, тебя я умоляю!

Опора мне нужна: опорою мне будь!

Лучами светлыми и теплыми надежды

Рассей ужасный мрак и озари мой путь,

И пусть я при тебе мои закрою вежды.

4 сентября

Зачем не бьет мой час желанный,

Зачем дышу, страдаю я?

Зачем у гроба клир печальный

Не молит Бога за меня?

Не потому ль, что искупаю

Страданьем счастие детей?

Да будет так! Благословляю

Тяжелый крест судьбы моей.

И донесу его радушно

Я до могилы; там усну…

Там будет мне легко, не душно,

И я от жизни отдохну…

20 ноября

1867

Буря

Солнце исчезло, тучи бегут

Одна за другой все мрачнее…

Белые волны по морю плывут

К высоким скалам все сильнее.

Лес содрогнулся, в нем ветер шумит,

Качает деревья, их с корнем срывает,

С природы гигантом сразиться летит,

И дуб вековой на земле издыхает…

Но к лесу на помощь вот туча спешит

Молнией, громом его осеняет,

Дождь водопадом шумящим кипит,

Ветер в испуге пред ним умолкает.

И синее море недвижно опять.

Любуясь собою, в нем шар золотистый,

И блестки игривые стали сиять,

И в роще запел соловей голосистый…

Все тихо, но живо, и зелень лугов,

И зелень деревьев; и как благовонны

В воздухе чистом дыханья цветов,

Как ярки цветы, как жизнию полны!

Так в юноше буря души исчезает.

Надежда с улыбкой приходит к нему!

Счастьем грядущим его утешает,

Он жадно ей внемлет, он верит тому…

Рукою своею она подымает

С очей его черный тяжелый покров,

Долину прекрасну пред ним открывает,

В долине той радость и дружба, любовь…

Но ветер в пустыне когда забушует,

Он страшен, ужасен, удушлив и жгуч,

Не с дивной природой земли он воюет:

Он борется с небом, с мириадами туч!..

И вот он устал; но победой гордится

Над морем, дождем, над свирепой грозой!

На желтую, рыхлую почву ложится,

Чтоб с новою силой стремиться на бой!

10 мая

Моя эпитафия

Отдых от жизни тяжелой

Могила одна лишь дает;

Пусть же с улыбкой веселой

Страдалица к смерти идет…

9 июля

С января 1868 года силы физические окончательно стали покидать мою мать; она таяла как свеча, пожелтела как пергамент, но сохранила свежесть умственных сил. В последние минуты бытия земного написала она три следующие стихотворения.

Фатализм

Фатализм мой закон: он меня утешает,

С небом, землею меня он мирит;

Ропот в страданьях моих заглушает,

Совесть тревожную даже щадит…

Голос его как мне звучен, приятен!

Для сердца бальзам, для ума светлый луч!

Почто же не всем, как мне, он понятен?

И ясен, как майское небо без туч?

Не гордость ли разум людей помрачает?

Боясь унижаться, поверив судьбе,

Скорей в неудачах себя обвиняют,

В успехах «спасибо» гласят лишь себе…

* * *

Я смерти жду, как узник ждет свободы,

Но дни текут, и месяцы, и годы;

Она нейдет, глуха к моим мольбам,

Безжалостна к томленью и слезам!

Она нейдет, и долгой жизни бремя

Так стало тяжело! и почему же время

Для всех других быстрее рек бежит,

Лишь для меня недвижимо стоит?

Но жалоба моя быть может и напрасна:

Кто знает? не она ль судьбе, как мы, подвластна,

Которая ведет ее своей рукой,

Косить, не ведая, что видит пред собой?

* * *

Уж холод струится по жилам моим…

Не вестник ли смерти моей он желанной?..

Спеши же ко мне, оставь жизнь молодым,

Жизнь их лелеет надеждой отрадной;

Надежда ж моя – вся в тебе лишь одной.

Ты прекращаешь страдальцев стенанья,

Ниспосылая им вечный покой,

Сном беспробудным, забвеньем страданья…

19 марта 1868 г.

В четверг, 2 мая 1868 года, в четыре часа пополудни, мать моя скончалась на моих руках, приобщившись Святых Тайн. По настоянию Е. Л. Симанской, ее соборовали за две недели до кончины.

6 мая, в понедельник, последовал вынос тела в Новодевичий монастырь, на кладбище которого мать изъявляла неоднократно желание быть погребенной. Литургию, отпевание и погребение в сослужении с местным духовенством совершал маститый протоиерей Преображенского собора М. Спасский, давнишний знакомый матери и Александра Сергеевича.

Мир праху ее…

Приложение

Переписка между Александром Сергеевичем Пушкиным и Николаем ивановичем Павлищевым

I

4 мая 1834 года, С. – Петербург

Милостивый государь Николай Иванович! благодарю вас за ваше письмо. Оно дельное и деловое, следовательно отвечать на него не трудно.

Согласясь взять на себя управление батюшкиного имения, я потребовал ясного расчета долгам казенным и частным и доходам. Батюшка отвечал мне, что долгу на всем имении тысяч сто, что процентов в год должно уплачивать тысяч семь, что недоимки тысячи три, а что доходов тысяч двадцать две. Я просил все это определить с большею точностью, и батюшка не успел того сделать сам; я обратился в ломбарды и узнал наверное, что долгу казенного 190 750, что процентов ежегодно 11 826, что недоимок 11 045. (Частных долгов полагаю около 10 000.) Сколько доходу – наверное знать не могу, но, полагаясь на слова батюшкины и ставя по 22 000, выйдет, что за уплатою казне процентов, остается до 10 000. Из оных, если батюшка положит по 1500 Ольге Сергеевне, да по стольку же Льву Сергеевичу, то останется для него 7000. Сего было бы довольно для него, но есть недоимки казенные, долги частные, долги Льва Сергеевича, а часть доходов сего года уже батюшкой получена и истрачена.

Покамест не приведу в порядок и в известность сии запутанные дела, ничего не могу обещать Ольге Сергеевне и не обещаю; состояние мое позволяет мне не брать ничего из доходов батюшкиного имения, но своих денег я не могу и не в состоянии приплачивать. Надеюсь получить (место в письме вырвано). Из них пришлю вам долг Льва Сергеевича.

С истинным почтением и преданностью остаюсь

Ваш покорнейший слуга А. Пушкин

P. S. Я еще не получил от батюшки доверенности. За один месяц из моих денег уплатил уже в один месяц 866 за батюшку, а за Льва Сергеевича 1330, более не могу.

На обороте: Его высокоблагородию милостивому государю Николаю Ивановичу Павлищеву. В Варшаву. Помощнику статс-секретаря Государственного совета. (штемпель почтамта С. – Петербурга, 1835, мая 5-го.)

II

3 июня 1835 года

Милостивый государь Николай Иванович! вы желаете знать, что такое состояние батюшки; посылаю вам о том ведомость: В селе Болдине душ по 7-й ревизии 564.

В сельце Кистеневе (Тимашеве тож) 476.

Покойный Василий Львович владел другой половиною Болдина, в коей было также около 600 душ. Эта часть продана спустя 3 года после отречения от наследства самого наследника. Я не мог взять на себя долга покойника, потому что уж и без того был стеснен, а брат Лев Сергеевич, кажется, не мог бы о том и подумать, ибо на первый случай надобно было бы уплатить по крайней мере 60 000. Жаль, что вы в то время не снеслись со мною; кабы я мог думать, что вы примете на себя управление этим имением, я бы мог от него не отступиться.

Вы хотите иметь доверенность на управление части Кистенева, коего доходы уступаю сестре – с охотою; напишите мне только: переслать ли вам оную, или сами вы за нею придете. Переговорить обо всем не худо было б.

Весь ваш А. Пушкин.

На обороте: Его высокоблагородию милостивому государю Николаю Ивановичу Павлищеву. В Варшаву, г. помощнику статс-секретаря. (штемпель почтамта С. – Петербурга, 5 июня 1835.)

III

2 августа 1835 года

Милостивый государь Николай Иванович! я вам долго не отвечал, потому что ничего утвердительного не мог написать.

Отвечаю сегодня на оба ваши письма; вы правы почти во всем, а в чем не правы, о том нечего толковать. Поговорим о деле. Вы требуете сестрину законную часть; вы знаете наши семейственные обстоятельства; вы знаете, как трудно у нас приступать к чему-нибудь дельному или деловому; отложим это до другого времени. Вот распоряжения, которые на днях предложил я батюшке и на которые он, слава Богу, согласен. Он Льву Сергеевичу отдает половину Кистенева, свою половину уступаю сестре (т. е. доходы) с тем, чтоб она получала доходы и платила проценты в ломбарды. Я писал о том уже управителю. Батюшке остается Болдино. С моей стороны это, конечно, не пожертвование, не одолжение, а расчет для будущего. У меня у самого семейство, и дела мои не в хорошем состоянии. Думаю оставить Петербург и ехать в деревню, если только этим не навлеку на себя неудовольствия.

За фермуар и за булавку дают 850 рублей. Как прикажете? не худо было бы вам приехать в Петербург, но об этом успеем списаться.