Якоб Ланг - Наложница фараона

• Название: Наложница фараона
• Автор: Якоб Ланг
• Издательство: Континент-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-7523-0005-3

Третий том серии «Восточная красавица» — «Ковчег зари» — целиком посвящен иудейской старине. Из романа немецкого писателя Якоба Ланга «Наложница фараона», названного Фейхтвангером «маленькой энциклопедией средневековья», вы узнаете о жизни еврейской общины в средневековом германском городе. В повести израильской писательницы Марианны Бенлаид «Косматая на тропе любви» впервые в мировой литературе описаны «житие и деяния» демонов иудейской мифологии. Произведения отличаются занимательным сюжетом, тонко выписанным психологическим обликом героев.

---

Он прошел по двору, и с каждым шагом он шел все быстрее, и его уже охватывало это дыхание утреннего торопливого делания. Он знал, что и он должен что-то делать; то, что ему велят…

Он даже искал того человека, который должен был велеть ему делать что-то. Этот человек был его любимый человек, и Андреас тотчас обрадовался и заулыбался. Вдруг такое оказалось в его сознании чувство, будто он всегда знал, что этот человек — его отец. Он узнал отца, но теперь отец был намного моложе самого себя прежнего. И, может, и Андреас был моложе? Нет, не мальчиком был, а просто моложе… На отце тоже никакой одежды не было, только белая набедренная повязка до колен, как передник. Андреас узнал это смуглое, лицо, и глаза и волосы, похожие на его волосы и глаза, и заостренный кончик носа, не такой, как у него.

Андреас почувствовал легкий испуг, будто легко толкнулось что-то в его существо. В этой своей теперешней жизни он всегда немного побаивался отца, потому что отец мог рассердиться на него и даже побить. Но сейчас отец не сердился, только торопился очень.

— Упряжку я приготовил, — быстро заговорил отец. — У амбара — корзина с зерном, и полдник наш там же. Возьми все и ступай на поле.

И вдруг оказалось, что Андреас давно знает в этой своей жизни, как пашут на коровах, взрыхляя плугом мягкую землю и заваливая землей посеянное зерно. В пахоту коровы давали меньше молока, но у отца Андреаса были еще и козы. Андреас также знал, что в этой их жизни существует большая-большая река, и воды ее разливаются и долго-долго покрывают землю. Но когда схлынут воды большой реки и поля выйдут из-под разлива, тогда поля делаются пригодны и хороши для пахоты; и тогда надо спешить пахать, пока земля еще влажная и легкая плугу. И вчера вечером отец снова обо всем этом говорил, говорил Андреасу и своей жене. Потому что у отца была жена, это так должно было быть. Но если отца Андреас любил, то жена отца просто была, потому что должна была быть; она, хотя и реже, чем отец, но тоже приказывала Андреасу сделать то или другое, и он слушался ее и даже немного боялся, потому что она была женой его отца; и Андреас знал, что надо слушаться ее.

Он сразу понял слова отца, обращенные к нему. Но если бы Андреаса спросили, на каком языке теперь говорит отец, Андреас не понял бы такого вопроса. Это в прежней жизни были разные языки: франконский немецкий, на котором Андреас говорил и думал; и латинский для христианских молитв и книг; и древний иудейский, на котором молились и писали свои книги иудеи; и Андреас знал, что существуют и другие языки… Но в этой его жизни, которая должна была быть прежде той прежней жизни, но вот почему-то была после; а, может, просто прежняя та жизнь как бы разделилась, распалась на две половинки, и между этими половинками как бы вклинилась эта его теперешняя жизнь, которая должна была быть прежде… И в этой его теперешней жизни ему был ведом только один человеческий язык; и Андреас не знал, какой это язык, потому что память о многих языках человеческих казалась ему странной; ведь на самом деле он знал только один человеческий язык, и это был единственный язык, для всех не свете людей, сколько бы их ни было…

Андреас побежал к амбару и увидел возле запертого амбара большую удлиненную корзину с двумя ручками, наполненную зерном. Это зерно была — ячмень, Андреас знал. Рядом с большой корзиной была поставлена еще одна — поменьше, прикрытая плетеной крышкой. От этой корзины поменьше пахло едой. Андреасу снова захотелось есть. Он знал, что обычно ему утром не дают есть; он ест, полдничает, когда работает вместе с отцом; а то украдкой что-нибудь перехватывает, тихонько срывает плоды с деревьев, и вечером ему дают немного поесть. Но это даже не обижало его; это всегда так было; и он даже не думал, что может быть иначе, что он может или даже должен это изменить. И сейчас он почувствовал запах еды и, и чуть сдвинув крышку, посмотрел. В корзине были лепешки, огурцы, лук-порей, салат-латук и глиняная фляжка с пивом. Андреас мгновенно прикинул, что можно отсюда взять, чтобы отец не заметил, что Андреас что-то взял, и не рассердился бы на него. Андреас быстро взял один огурец и одну лепешку. И быстро-быстро, едва прожевывая, съел. Надо было спешить, отец ждал его на поле. И еще Андреас боялся, что жена отца увидит, как это Андреас взял из корзины еду, и тогда она скажет отцу, и отец накажет Андреаса.

* * *

Маленькую корзину Андреас поставил на большую, большую поставил на плечо и быстро пошел в поле. Отец ждал его, две коровы были запряжены в плуг. Отец увидел Андреаса, замахал рукой и закричал:

— Быстрее, быстрее иди!

Андреас послушно пошел быстрее. Он не удивился тому, что здесь его не называют по имени. Здесь у него как бы и не было имени. То есть он и не знал, было у него здесь имя или нет. И ни у кого здесь не было имен. Странно, что он помнил свое прежнее имя — Андреас. Но теперь ему казалось, что это и не имя, а просто какое-то обозначение его, Андреаса. Он — Андреас, и потому его зовут Андреасом. И ни в прежней, ни, тем более, в теперешней жизни Андреас не знал, что в подобном убеждении он, в сущности, дошел до истины. Его имя и означало по-гречески — «человек мужского пола». Но и греческого языка Андреас не знал; до падения Византийской империи во второй половине XV столетия греческий язык был мало известен на западе Европы…

Началась пахота. Андреас работал, и вдруг подумал, что, может быть, отец нарочно велит ему приносить корзину с полдником, чтобы Андреас мог что-нибудь съесть утром. Подумав об этом, Андреас улыбнулся. Отец добрый, но они бедные. И мачеха, наверное, не позволяет отцу хорошо кормить Андреаса. Андреасу и в голову не приходило осуждать мачеху; или осуждать отца за то, что отец женился на такой женщине, которая не позволяет хорошо кормить Андреаса, из-за которой отец приказал Андреасу не ходить в дом, и потому Андреас и спит в маленькой пристройке на колком соломенном тюфяке, положенном на грубо сделанную кровать. Нет, Андреас не осуждал ни отца, ни даже мачеху. Все это было, потому что было; и нельзя было изменить то, что было. Жизнь была неизменима.

И все чувства, и ситуации, и мысли в этой его теперешней жизни были как-то словно бы проще выстроены, и были яснее. И сам он для себя — понятный. И отчего это так было? Быть может, от этого солнечного тепла, разлитого повсюду здесь? На мгновение ощутилось четко, будто в прежней жизни, в холодном городе, было путанно и серо и сложно…

Андреас в пахоту делал самую трудную работу. Ухватившись за рукоятку плуга одной рукой, он щелкал кнутом, который удерживал в другой руке. Коровы двигались с места, он пригибался и изо всех сил налегал на плуг. Коров он подгонял и направлял криком. Рядом шел отец, подвесив большую корзину на веревку, перекинутую через шею, и разбрасывал зерна.

Андреас работал и все ярче делалась в его сознании память о всех его работах в этой его жизни. Здесь он работал много и просто. Собирал виноград, обрезая ножом гроздья, и после сбора винограда давил ягоды ногами в большом широком каменном корыте; таскал на коромысле в подвесных кувшинах воду из пруда и поливал сад и огород; большим пестом, быстро наклоняясь и распрямляясь, толок зерно в каменной ступе; выпасал коров и коз; в жатву целыми днями не разлучался с острым серпом; и мешки с зерном тяжелые таскал в амбар; и в молотьбу быков подгонял и колосья перетряхивал вилами. И много другой всякой работы…

* * *

Ближе к полудню отец заметил, что все же одной корзины зерна им сегодня не хватит. Когда зерно кончилось, отец сказал Андреасу, чтобы тот взял себе еды из маленькой корзины с полдником, взял большую корзину и побыстрее принес еще зерна. А поесть Андреас может и на ходу.

Андреас глотнул пива из фляжки, схватил два огурца, две лепешки и пару головок лука на длинных стеблях зеленых; прикусил лепешку, хрустнул огурцом, и вот уже бежал, размахивая большой пустой корзиной, которую удерживал за одну ручку.

Ворота днем не запирались. Андреас влетел во двор. Тут он подумал, что амбар-то, должно быть заперт. Надо было сказать жене отца, чтобы она отперла амбар, ключ оставался у нее.

Андреас побежал к дому — постучаться и позвать мачеху. Но вместо того, чтобы работать по хозяйству, делать домашние дела, она сидела под навесом в праздничном платье из полупрозрачной желтой ткани. Волосы она распустила по плечам, и большой костяной гребень с тонкими частыми зубцами положила перед собой на маленьком столике. Но она сейчас не причесывалась, а держа в левой руке бронзовое зеркало за его резную рукоятку, набирала из маленькой костяной баночки на расширяющийся книзу деревянный стерженек густую красную краску и красила губы.

Она сидела боком к Андреасу. Он видел ее длинные черные волосы, такие густые, словно покрывало; ее сильно выпуклые яркие губы; и один глаз, вытянутый, с большим круглым и очень темным зрачком.