Александр Мещеряков - Император Мэйдзи и его Япония

• Название: Император Мэйдзи и его Япония
• Автор: Александр Мещеряков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-8062-0306-0

Книга известного япониста представляет собой самое полное в отечественной историографии описание правления императора Мэйдзи (1852–1912), которого часто сравнивают с великим преобразователем России – Петром I. И недаром: при Мэйдзи страна, которая стояла в шаге от того, чтобы превратиться в колонию, преобразилась в мощное государство, в полноправного игрока на карте мира. За это время сформировались японская нация и японская культура, которую полюбили во всем мире. А. Н. Мещеряков составил летопись событий, позволивших Японии стать такой, как она есть. За драматической судьбой Мэйдзи стоит увлекательнейшая история его страны.

Книга снабжена богатейшим иллюстративным материалом. Легкость и доступность изложения делают книгу интересной как специалистам, так и всем тем, кто любит Японию.

---

Перспектива. В. Крестовский, посетивший дворец Госё в 1881 году, так описывал тронный зал, превращенный к тому времени в подобие музея: он устроен на четырех уровнях, каждый из них соответствует важности занимаемого положения. Четвертая, самая высокая площадка, напоминающая «концертную эстраду», предназначалась для императора. Над ней «из-за высоких боковых ширм, напоминающих кулисы, опущена во всю высоту комнаты широкая зеленая штора, собранная из длинных и тоненьких бамбуковых спиц. За этою-то шторой и помещался микадо во время аудиенции, и, когда он усаживался на свое место… штора медленно поднималась до высоты его груди, но так, что лицо „Внука Солнца“ все-таки оставалось невидимым для простых смертных; сам же он мог созерцать их, как через вуаль, из-за сквозящей шторы»[55].

В тот достопамятный день Сандзё Санэтоми и Накаяма Тадаясу стояли подле императора, а принц Ямасина и Ивакура Томоми вместе с менее знатными придворными находились снаружи занавешенного пространства. Введенный в залу Рош был первым из иностранцев, который слышал голос Муцухито. Император сказал: «Мы рады узнать, что император вашей страны пребывает в добром здравии. Надеемся, что отношения между нашими двумя странами будут еще более сердечными, пусть они будут вечными и неизменными». От имени Наполеона III Рош пожелал Японии процветания, а самому Муцухито – защиты со стороны божеств синто. После того как та же самая процедура была повторена с участием голландца, иностранных представителей угостили чаем со сладостями.

Что же случилось с Парксом? Возглавляемая им процессия, которую сопровождали Накаи Хироси (1838–1894) и Гото Сёдзиро, вовремя покинула храм Тионъин, где остановилась английская делегация. Все 70 англичан ехали верхами, и только Митфорд передвигался в паланкине – его кобыла не ко времени охромела. Позади английской делегации двигалось настоящее войско численностью в полторы-две тысячи человек. Такое мощное сопровождение означало скорее почет, оказываемый Англии, чем реальную возможность защиты. По пути к дворцу на англичан бросились двое террористов. Улица была настолько узкой, что конные английские охранники не смогли пустить в ход свои пики. Но Накаи успел спрыгнуть с коня и ввязался в борьбу с одним из нападавших. Эрнест Сатов продолжает: «Однако он запутался в своих широких штанах и упал на спину. Его соперник уже собрался обезглавить его, но Накаи отвел удар, получив только легкое ранение головы, а затем поразил нападавшего в грудь. Это лишило того сил, и, когда он поворачивался к Накаи спиной, Гото поразил его в плечо; он упал на землю, а вскочивший с земли Накаи снес ему голову»[56].

Второго преступника удалось схватить живым. Правда, Митфорду едва удалось при этом избежать смерти. «Я услышал пистолетные выстрелы, звон мечей, крики „Нападение!“, „Убейте его!“, „Застрелите его!“. Я выпрыгнул из своего паланкина, мне никогда не приходилось выпрыгивать из чего-нибудь с такой быстротой. Я бросился вперед. Улица была покрыта лужами крови, я увидел, как убийца приближается ко мне. Он был ранен, но не слишком серьезно, он был полон решимости. С его клинка капала кровь, лицо кровоточило. Я знал достаточно о японском искусстве владения мечом, чтобы понять – пробовать увернуться от удара не было никакого смысла. Поэтому я поднырнул под гарду и вырвал окровавленный меч из его руки». Однако преступнику удалось вывернуться, он бросился бежать, но был схвачен несколькими минутами позднее. Тем временем сам Митфорд побежал убедиться в том, что Паркс в безопасности. По пути он «споткнулся обо что-то. Это была человеческая голова»[57].

Никто из членов английской депутации не погиб, хотя раненых оказалось около десятка человек. Накаи положил отрубленную голову нападавшего в ведро и отнес его в храм Тионъин. Пойманного преступника по имени Саэгуса Сигэру освидетельствовал английский врач Виллис. Нападавший происходил из самурайского сословия, служил в буддийском храме. Волосы на его голове еще не успели отрасти. Он «выразил свое величайшее раскаяние и попросил, чтобы ему отрубили голову, которая была бы выставлена на всеобщее обозрение, чтобы японский народ узнал о его преступлении»[58].

Саэгуса отправился в Киото, узнав, что там находятся иностранцы, и желая напасть на них – ведь одним своим присутствием они сделали «нечистым» священный императорский город. Из какой они страны, для него не имело значения, он был готов убить любого. Его погибший сообщник оказался деревенским врачом и не принадлежал к самурайскому сословию.

Гарри Паркс на сей раз не настаивал на казни нападавшего, заявив, что его преступление наносит большее оскорбление Муцухито, чем ему самому, а потому японцы вольны поступить с ним согласно своим представлениям о законе. Однако он не хотел повторения печального опыта с убийцами французских моряков, которые восприняли свое харакири за огромную честь. А потому Паркс просил о «настоящей», позорной казни. Саэгуса действительно лишили самурайского звания и приговорили к усекновению головы, причем за два часа до казни сфотографировали. Головы обоих преступников выставили на всеобщее обозрение, а трех их сообщников сослали. Многие жители Киото сочувствовали им на том основании, что допуск иностранцев во дворец императора непременно грозит Земле Богов и самому Муцухито осквернением и неслыханными бедствиями.

Аудиенцию для английской делегации пришлось отложить, Муцухито выразил свое глубочайшее сожаление по поводу случившегося, а храм Тионъин превратился на время в настоящий лазарет, рубашки и простыни пошли на бинты.

Через три дня, 3 марта, Паркс, Митфорд и Сатов снова отправились во дворец. На сей раз английских охранников было меньше – некоторые еще не успели оправиться от ран. Зато двое из них, ехавшие по обе стороны от Паркса, обнажили свои сабли – вещь для Японии немыслимая, поскольку самурай вытаскивал меч из ножен только в одном случае: если он намеревался немедленно пустить его в ход. Однако на сей раз все обошлось без происшествий. Англичан, привыкших к роскоши дворцов европейских и восточных монархов, поразило скромное убранство дворца Муцухито.

Сатова в зал приемов не допустили – ему было нельзя появляться перед Муцухито, так как он не был представлен к английскому двору. Депутации повезло – они стали первыми европейцами, которые увидели японского императора. Муцухито окончательно вышел из тени, в которой его предки пребывали столько веков.

Вот как Митфорд описывает Муцухито: «В центре залы находился балдахин, поддерживаемый четырьмя тонкими, покрытыми черным лаком колоннами, задрапированными белым шелком с красно-черным узором. Под балдахином пребывал юный Микадо, он сидел, вернее, он прислонился спиной к высокому креслу. Позади него сидели на коленях два принца крови, готовые придти ему на помощь. За пределами балдахина, впереди Его Величества сидели два других принца крови.

После того как мы вошли в залу, Сын Неба поднялся и принял наши поклоны. В то время это был высокий юноша с ясными глазами и чистой кожей; его манера держаться была очень благородной, что весьма подходило наследнику династии, которая старше любой монархии на земном шаре. На нем была белая накидка и длинные пузырящиеся штаны из темно-красного шелка, которые волочились по полу наподобие шлейфа у придворной дамы. Его прическа была такой же, как и у его придворных, но ее венчал длинный, жесткий и плоский плюмаж из черной проволочной ткани. Я называю это „плюмажем“ за неимением лучшего слова, но на самом деле он не имел никакого отношения к перьям. Его брови были сбриты и нарисованы высоко на лбу; его щеки были нарумянены, а губы напомажены красным и золотым. Зубы были начернены. Чтобы выглядеть благородно при таком изменении природной [внешности], не требовалось особых усилий, но и отрицать в нем наличие голубой крови было бы невозможно»[59].

Ито Хиробуми (фотография 1867 г.)

К этому весьма выразительному описанию, свидетельствующему о том, что в это время зримый образ императора моделировался в соответствии с понятиями о женственности придворных дам (свободные и длинные одежды, бритые брови, грим, чернение зубов), Митфорд добавляет еще одну примечательную деталь: Муцухито едва шевелил губами, а потому стоявший рядом принц крови должен был повторять его слова погромче, чтобы Ито Хиробуми мог перевести их. Митфорд объясняет это юношеской застенчивостью императора, но на самом деле, разумеется, дело было не только в этом. Император впервые встречался лицом к лицу с иностранцами, но древняя традиция, предписывающая общение с посторонними при помощи посредника, сохранялась в полном объеме. Согласно синтоистским представлениям, божества говорят не сами, но передают свою волю через медиумов (жрецов). Являясь обладателем божественной природы, император должен был поступать точно так же.