Евгений Прошкин - Слой Ноль

• Название: Слой Ноль
• Автор: Евгений Прошкин
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-01652-X

Виктору Мухину повезло. Ему удалось пережить конец света, несмотря на то что летящие прямо к его окну ядерные ракеты, казалось, перечеркнули всякую надежду. Но созданная в разгар «холодной воины» загадочная Установка расщепила Вселенную на бесконечные параллельные Слои, и, погибнув в одном из них, Мухин «перекинулся» в следующий. Новый мир подарил Мухину новое тело, новую память и новую смерть, впрочем, далеко не последнюю...

---

Виктора устроил бы вариант и попроще, без кубков и арф, но ничего, кроме трех лесбиянок, он так и не придумал.

Вскоре безвкусная скорлупка начала растворяться, и на язык попало что-то сладкое. Мухину захотелось выплюнуть.

Он проглотил.

Глава 7

Виктор приподнял горелое одеяло и, убедившись, что муравьев нет, откинул его в сторону. Под сырой ватой оказался темный щебень, не сильно утрамбованный. Ковырнув его лыжной палкой, Мухин увидел почерневшую книжку, тоже сырую, и какие-то облупленные железки. Культурный слой здесь был неглубоко, и поиски определенно имели смысл.

— Сука!..

Мухин копнул еще и наткнулся на синий закругленный бок — не то кастрюлька, не то жестяная коробочка. Встав на колени, он разгреб мелкую бетонную крошку и достал будильник. Стряхивая налипший песок, Виктор повертел находку в руках и чуть не закричал от радости — будильник был механический. Электронный тоже мог бы сгодиться, но это товар на любителя, а механический, да если еще и работает...

Он тронул заводную ручку и, прижав часы к уху, прислушался. Внутри тикало. Не веря такой удаче, Мухин чуть-чуть, на пол-оборота, повернул второе колесико и медленно совместил стрелки. Над кучей обломков разнесся пронзительный звонок. Виктор вскочил и, потрясая будильником, исполнил победный танец. Два-три дня он будет сыт, а если хорошенько поторговаться, то пожалуй, что и четыре.

— Сука!! — крикнули сзади, и Мухин наконец сообразил, что его кто-то зовет. — Ты оглох?!

На тротуаре стоял дюжий мужик — по пояс голый, в блестящих хромовых сапогах и с пустыми пулеметными лентами крест-накрест. Виктор его, кажется, не знал — по крайней мере не помнил. Он привык не различать людей — они узнавали его сами. Когда им было нужно.

— Сука, бегом сюда!

Мухин сунул будильник за пазуху и, спрыгнув с треснутой плиты, поскакал по кочкам.

Мужик в лентах не носил бороды, и это, бесспорно, свидетельствовало о его высоком статусе. Если человек имеет возможность бриться, то у него наверняка есть еда, а может, и еще что-нибудь полезное.

— Курить хочешь?

Виктор часто закивал.

— А я тоже кой-чего хочу, — сказал бритый, доставая из-за спины майонезную банку.

Про майонез все давно забыли, и удобные маленькие банки с крышечкой использовали для хранения окурков, но называли их по-прежнему — майонезными. Кроме того, банки были стеклянные, и любой сразу видел, сколько в них курева и какого оно качества.

Мужик с лентами держал почти полную. Там были бычки и с фильтром и без, но главное — не было папиросных гильз. На этом Виктор уже попался: однажды ему насыпали целый кулек, он думал, что хватит на неделю, но все место в пакете занимали мундштуки от папирос, никчемные бумажные трубочки. Табака он с них не натряс и на затяжку, а гильзы случайно промочил под дождем и, всплакнув, выкинул.

Однако теперь ему предлагали настоящее курево, первый сорт. Мухин сразу приметил длинную изогнутую сигарету — почти не тронутую, ну разве что слегка.

— Сестрица в берлоге? — спросил бритый.

— Давай банку.

— Не бойсь, не обману. На фига мне тебя обманывать, если я могу ноги тебе переломать.

Виктор испуганно поднял голову. Да, такой может.

И не только ноги.

— В смысле, мог бы, — поправился мужик. — Но не ломаю же! Пошли.

— Да куда ходить-то? Жди здесь, — проговорил Мухин, не спуская глаз с длинного окурка. — Слушай, тебе котлы не нужны?

— Зачем они мне?

— А я откуда знаю? — Он все же полез за будильником, но тот провалился к самому животу, и Виктору

пришлось развязать пояс.

Последний месяц он ходил в толстом махровом халате, обрезанном выше колена — чтоб не мешал лазить по развалинам. Из лишнего куска получился хороший шарф, широкий и плотный. Но сегодня было тепло.

— Сука, не томи, а то передумаю, — предупредил бритый. — Я-то без бабы не останусь, а ты будешь курить собственный член.

На «член» Виктор не обиделся, а вот обращение «Сука» его немного задело, но возражать он не посмел.

— Сейчас приведу, — буркнул он, почесав лоб. — Аванс давай.

Мужик высыпал на ладонь несколько бычков — так себе, «на пару дохлых», как в армии говорили. Мухин брал их бережно, по одной штуке, и раскладывал по карманам.

— Сука!

— А?..

Его и самого удивляло, что он отзывается на это слово, но получалось как-то автоматически, минуя сознание. Он снова поскреб лоб — неистово, ногтями.

— Пока ты телишься, у меня все желание уйдет. На тебе еще. Сука, только быстрее!

Мухин собрал окурки и помчался к берлоге. По дороге он драл жестким рукавом лоб и все никак не мог остановиться. И еще его беспокоила «Сука». Она тоже как будто чесалась — ворочалась в мозгу, царапая его своей шкурой.

Богатый мужик произнес эту «Суку» не как простое слово, а как слово с большой буквы, точно оно было самостоятельным. А в чем разница-то, спросил у себя Мухин. А разница в том, что просто «сукой» можно назвать любого, а «Сукой» — нет. Такая ерунда со всеми словами происходит. Взять, допустим, слово «сапер». Если оно с маленькой буквы пишется, то это дело одно, а если с большой...

При чем тут Сапер?!

Виктор споткнулся о торчащий кирпич и, взмахнув руками, с грохотом рухнул на лист рваной жести. Бритый расхохотался, будильник под халатом звякнул невпопад и сразу умолк. Мухин стиснул зубы и взял закопченный осколок стекла. Протерев одну сторону, он поднес ее к лицу. В черном зеркале отразилась клокастая борода, ввалившиеся глаза и расчесанный до крови лоб — с крупной наколкой СУКА.

Его имя. Такое уж у него здесь имя...

Еще он был Витей, но только для сестры. Все остальные обращались к Мухину согласно начертанному на челе, и даже он сам — хотя он об этом и не задумывался — звал себя так же.

«Сукой» Виктор стал давно, еще до прихода Дури, — тоже, кстати, с большой буквы, хотя Дурь была уже потом, значительно позже.

А до нее была обыкновенная жизнь — настолько обыкновенная, что о ней и сказать-то нечего. Действительно, что мог сказать о своей жизни пятнадцатилетний Витя Мухин? Ну, что он самый лучший... Что он, безусловно, скрытый сверхчеловек или как минимум герой, который пока еще себя не проявил. И в то же время он самый несчастный. Или нет, лучше невезучий, «несчастный» — это слишком обреченно. А что еще?.. Ну, что учителя задолбали, это понятно. Что пиво в банках выглядит круче, но в бутылках — вкуснее. И что Верка из пятого микрорайона чего-то крутит... Точнее, это он с ней пытался крутить, а она, сука...

Так у него и появилась вторая татуировка. Первую — оскаленную волчью пасть на правом плече — он сделал еще в четырнадцать. Дворовый мастер Шип, сам уже судимый, честно предупредил, что за волка в случае чего придется отвечать. «В случае чего» — это, ясно, на зоне. Витя немножко дрейфил, но настоял на своем. Оскал получился посредственный, волком там и не пахло — не то собака, не то вообще крокодил какой-то. И если б даже угораздило Витю сесть, то за крокодила с него вряд ли стали бы спрашивать...

Вторую наколку он делал сам — не потому, что водки для Шипа пожалел, а потому, что стеснялся обращаться с такой просьбой. И себя самого стеснялся тоже, и понимал, что мстит не Верке, а себе и что будет раскаиваться, — понимал, а все же делал. Простой тушью и швейной иголкой. В результате левое запястье украсилось очень короткой и очень емкой фразой: «Вера — сука». В этой фразе было все, что он тогда чувствовал.

Вскоре он познакомился с Галей и как-то невзначай стал мужчиной. А после и с ней все закончилось. Друзья, смеясь, советовали рядом с «Верой» наколоть «Галю», чтоб ее это тоже касалось, а на день рождения, обормоты, подарили ему словарь женских имен.

Одумавшись, Витя взял ту же иглу, блюдечко с молоком и начал, как его учили, сводить. Обратный процесс оказался стократ болезненней. «Веру» и «тире» он все-таки ликвидировал, а «суку» решил оставить на завтра.

Назавтра рука распухла так, что страшно было смотреть, и он поперся в поликлинику. Участковая врачиха, дама пожилая и трезвая, подвига не оценила и отправила его в больницу. Витю продержали неделю, но руку вылечили. Он собирался заняться вторым словом, да все как-то откладывал. В то время в Москве уже поот-крывались частные косметические кабинеты, но там было дорого, а деньги, которые Витя иногда доставал, шли на бухло и на других девушек — теперь он к ним относился уже с меньшим трепетом.

«Сука» на левом запястье так и осталась. Витя дотянул до девятнадцати лет, а в девятнадцать его загребли в армию. Явились с милицией, ночью, как к злостному «уклонисту». Сняли с очередной Веры-Гали-Марины и отвезли прямо на сборный пункт — веселого, пьяного, посылающего через решетку «газика» воздушные поцелуи.

— Курить есть. Сука? — обратился к нему такой же призывник, еще в «гражданке».

— Ты кого Сукой?.. — мгновенно вскипел Мухин.

— Тебя. На тебе же написано.

Витя без разговоров отгрузил ему в пятак, чем окончательно испортил свое личное дело. Служить он попал на Чукотку — дальше не посылали, дальше была уже Америка. В части он от «Суки», как мог, отбрыкивался, но против дембелей не попрешь; так она к нему и прилипла.