Николай Богомолов - Вокруг «Серебряного века»

• Название: Вокруг «Серебряного века»
• Автор: Николай Богомолов
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-86793-826-0

В новую книгу известного литературоведа Н. А. Богомолова, автора многочисленных исследований по истории отечественной словесности, вошли работы разных лет. Книга состоит из трех разделов. В первом рассмотрены некоторые общие проблемы изучения русской литературы конца XIX — начала XX веков, в него также включены воспоминания о М. Л. Гаспарове и В. Н. Топорове и статья о научном творчестве З. Г. Минц. Во втором, центральном разделе публикуются материалы по истории русского символизма и статьи, посвященные его деятелям, как чрезвычайно известным (В. Я. Брюсов, К. Д. Бальмонт, Ф. Сологуб), так и остающимся в тени (Ю. К. Балтрушайтис, М. Н. Семенов, круг издательства «Гриф»). В третьем собраны работы о постсимволизме и авангарде с проекциями на историческую действительность 1950–1960-х годов.

---

Прибавим еще записи, так или иначе связанные с Ю. И. Юркуном, постоянным спутником Кузмина. Вероятно, следует согласиться с В. Н. Сажиным, когда он считает довольно длинную запись, начинающуюся словами: «Ю. И. Ю. От этой вещи клопами пахнет» (1, 72–73), фиксацией впечатлений от знаменитого пропавшего романа Юркуна «Туманный город», который он часто читал знакомым. Наоборот, впечатления Юркуна от чтения Введенского записаны в марте 1927 года (1, 141). Наконец, вблизи от этой записи зафиксированы некоторые фразы из коллекции, которую Юркун собирал (1, 143).

Даже по этим записям пунктирная канва взаимоотношений вырисовывается: взаимный интерес, потом обида на то, что Кузмину и Юркуну больше нравятся произведения Введенского, при общем одобрительном отношении к творчеству как того, так и другого, а уже к началу 1930-х годов — разочарование. Однако в эту канву следует добавить и еще одну запись, не расшифрованную комментатором. Она зачеркнута, но тем не менее вполне поддается истолкованию.

       Переселенцы.

Увеселение на мосту
Дождливою овцой княжна
чем Петрушка не (1 нрзб.)
Бенуа уехал жаль
голопузая Эллада
и другой нам и не надо
_______________
три Марии
_______________
Что отвалил камень гроба
(3 нрзб.)
_______________
Деревня.
Объявится Иван Третий. Велят двуперсьем креститься
годовалым детям.
Ку ку курица
видно у матери груди.
Ковши на серебреном блюде.
Ты росея росея тёща.

(1, 110)

«Переселенцы» — название стихотворения Кузмина, написанного в апреле 1926 года, а «Три Марии» — майское стихотворение, известное нам лишь по черновому автографу без окончания. Поскольку оно опубликовано в довольно редком издании и не очень качественно, приведем тот текст, который нам известен:

                     ТРИ МАРИИ

Что ищете живого с мертвыми, три Марии?
Что медлите сердцами черствыми, три Марии?
Стояли плача у подножия три Марии,
Омыли миром тело Божие три Марии.
[В провинции декурион виднее,]
Чем в Риме — там ведь ими пруд пруди.
Для матушки и для друзей красавец,
И двадцать лет, и рус, и сероглаз,
А пользы что? проклятая дыра! —
[Не разберешь: плуты иль колдуны.]
Стой, как дурак, у мертвеца на страже,
Жидочков да бабенок отгоняй.
Зевота что-то нынче одолела.
Вина. А Лидия, наверно, уж невеста…
Смешной зверек… Эй, слушай, час шестой…

Звезда падет, звезда взойдет,
Пойми, пойми, пойми.
И свет, и гром, и лед идет,
Пойми, пойми, пойми!

Кто отвалит камень гроба:
Ваши руки так слабы.
Двое юношей, и оба
Словно пламени столбы.
Янкель, Янкель, ты ли это?
Отчего ты все молчишь
И без всякого ответа
На покойника глядишь?
Сельской славой ал шиповник.
Магдалина, подымись,
Переряженный садовник
Золотится шляпой ввысь.
Птицы, трубы, громы, воды,
Заикаясь и спеша…

Май 1926[968]

Согласно комментарию Дж. Мальмстада и В. Ф. Маркова, стихотворение «представляет из себя черновик или набросок, где монолог римского декуриона незадолго перед тем, как наступить тьме (за три часа до того, как Распятый испустил дух), переходит в хор трех Марий (т. е. Марии Магдалины, Марии Клеоповой и Марии матери Иакова) у гроба Господня. „Переряженный садовник“ — см. Ев. от Иоанна 20, 15»[969]. В дополнение нужно только сказать, что не один стих 15, но и все содержание главы 20-й Евангелия от Иоанна является фоном второй части стихотворения.

На этом фоне записи Хармса становятся гораздо более внятными, хотя, конечно, и не до конца. Подчеркнутое «Увеселение на мосту» почти наверняка является отсылкой к поминаемому на предыдущем листе рукописи «Золотому горшку» Э. Т. А. Гофмана. Напомним несколько фрагментов из «Вигилии[970] десятой» этой повести в переводе Вл. Соловьева, где попавший в хрустальную склянку студент «…Ансельм увидел, что рядом с ним, на том же столе, стояло еще пять склянок, в которых он увидел трех учеников Крестовой школы и двух писцов. <…> „Вы бредите, господин студиозус, — возразил один из учеников. <…> Мы теперь каждый день ходим к Йозефу или в другие трактиры, наслаждаемся крепким пивом, глазеем на девчонок, поем, как настоящие студенты, ‘Gaudeamus igitur…’ — и благосуществуем“ <…> „Но, любезнейшие господа, — сказал студент Ансельм, — разве вы не замечаете, что вы все вместе и каждый в частности сидите в стеклянных банках и не можете шевелиться и двигаться, а тем менее гулять?“ — Тут ученики и писцы подняли громкий хохот и закричали: „Студент-то с ума сошел: воображает, что сидит в стеклянной банке, а сам стоит на Эльбском мосту и смотрит в воду!“»[971]. Следующие две строки про княжну и Петрушку все-таки остаются непонятными, но зато возникновение строк про Бенуа и голопузую Элладу становится довольно очевидным: «Переселенцы» — стихотворение, имеющее в виду, конечно, судьбу России и ее обитателей, внезапно перенесенных в новый, иной мир. Эмиграция А. Н. Бенуа (независимо от того, принадлежит ли строка «Бенуа уехал жаль» Кузмину или Хармсу, представляет ли она реплику в разговоре или стих) в этом контексте, конечно, предстает знаменательным фактом, а «голопузая Эллада / и другой нам и не надо» — собственный вариант Хармса на тему, заданную «Переселенцами»:

Зачем нам просыпаться, если завтра
Увидим те же кочки и дорогу,
Где палка с надписью «Проспект побед»,
Лавчонку и кабак на перекрестке
Да отгороженную лужу «Капитолий»?
А дети вырастут, как свинопасы… —

и т. д.[972]

Однако на цитировании неизданных стихотворений Кузмина Хармс не останавливается и тут же «конспектирует» поэму Н. Клюева «Деревня», написанную в 1926 году[973]. Цитируем ее фрагменты:

Будет, будет русское дело —
Объявится Иван Третий
Попрать татарские плети,
Ясак с ордынской басмою
Сметет мужик бородою!
…………………………………………
Эво, как схож с Коловратом,
Кучерявый, плечо с накатом,
Видно, у матери груди —
Ковши на серебряном блюде!
…………………………………………
Ты, Рассея, Рассея-теща,
Насолила ты лихо во щи,
Намаслила кровушкой кашу —
Насытишь утробу нашу!
…………………………………………
Ты, Рассея, — лихая теща!..[974]

Фраза: «Велят двуперсьем креститься годовалым детям» — также из Клюева, только из поэмы «Заозерье», написанной в том же 1926 году:

Федосья-колосовица
С Медостом — богом овечьим —
Велят двуперстьем креститься
Детенышам человечьим[975].

Из дневника Кузмина известно, что Клюев и Кузмин в середине 1920-х годов довольно часто общались; о визите обэриутов (Хармса, Введенского, Заболоцкого) к Клюеву вспоминал И. Бахтерев[976]. Все это в очередной раз заставляет задуматься о «темном», полуподпольном литературном Ленинграде второй половины двадцатых годов.

В заключение добавим, что Хармс вольно или невольно перестраивает семантическую структуру текстов Клюева. Большинство записанных со слуха (или выписанных из печатных изданий) строк включены у Клюева в положительный контекст: Иван Третий, вершащий «русское дело»; богатырская мать, выкормившая русского богатыря; дети, сызмала воспринимающие православную веру. Но фраза о «Рассее-теще» словно подчиняет себе все остальное, и запись Хармса создает у читателя общее впечатление апокалиптического видения, а соединение ее с «кузминскими» впечатлениями добавляет современной остроты.

2. Загадочные писатели

В записной книжке осени 1928 года находим сделанную на одном из последних листов запись: «О „ean Barte“» (1, 249). Обращает на себя внимание, что она единственная на странице. А хронологически следующая книжка начинается так:

«Berühmte Seeleute». von Reinhold Werner.

Jean Bart XVIII Jahr hundert.

(C. 250)

В примечаниях эта запись никак не прояснена. В «Списке упоминаемых авторов и произведений» фигурирует: «Bart J. Berühmte Seeleute von Reinhold Werner», а в «Указателе имен» читаем: «Bart Jean (псевд.; наст, имя и фамилия: Еуджен Богез) (1874–1933) — румынский писатель». Понятно, откуда это взялось — из «Краткой литературной энциклопедии», куда и мы первым делом заглянули, или же из каталога Российской национальной библиотеки. Кандидатура румынского «пролетарского» писателя казалась бы весьма уместной для перевода или пересказа, рассчитанного на детей, если бы не структура второй записи, из которой кажется ясным, что этот человек каким-то образом соотносится с XVIII столетием. И стоило отделаться от гипноза литературоцентричности, как оказалось естественным подумать, что Жан Барт, живший в XVIII веке, — персонаж книги Рейнгольда Вернера «Знаменитые моряки». Для проверки нужно отыскать такую книгу, что в Интернете оказалось очень просто. Первая же запись в поисковой системе «Nigma» дала биографию немецкого адмирала Рейнгольда фон Вернера (1827–1909), который в 1882–1884 годах в Берлине издал двухтомное сочинение «Berühmte Seeleute».