Татьяна Савина - Новый лик любви

• Название: Новый лик любви
• Автор: Татьяна Савина
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-8189-0922-6

Юную Гелю природа не наделила красотой. Девушка почти потеряла надежду найти свое счастье, когда преуспевающий дядюшка из Австралии предложил ей воспользоваться услугами пластических хирургов. Вместе с новым лицом девушка получает возможность стать артисткой и, главное, обрести любовь одноклассника, который раньше лишь смеялся над ней. А принесет ли «новый лик» ей счастье?

---

Ей вдруг стало ясно: «Чтобы увидеть тебя. Вот что меня привело сюда. Я надеялась, что ты пройдешь мимо, и даже не мечтала, что ты остановишься».

Чуть подавшись к ней, отчего Гелино сердце на мгновение замерло, а пальцы пронзило холодом, Сергей тихо спросил:

— Или тебя судьба привела? В другом месте мы могли бы и не встретиться.

Ей захотелось крикнуть ему в лицо: «Что ты говоришь? Ты ведь не веришь в то, что говоришь! Этого не может быть!»

— Кстати, меня зовут Сергей.

Ее вдруг охватило какое-то подобие жалости к нему: «Господи, дурачок, неужели ты думаешь, я могла забыть твое имя?! Да никогда! Никогда».

— А меня… — на секунду она замешкалась. — Геля.

— Геля? — Переспросил он и сморщил лоб, что-то припоминая. — Кажется, у нас в школе была всего одна Геля. Придумали же твои предки имя! Оригиналы.

Она с трудом проговорила:

— У вас была Геля? И какой она была?

Он так же светло улыбнулся:

— Честно? Я не помню. Только имя осталось. Это как полностью?

— Ангелина…

Уловив главное в этом имени, Сергей просительно посмотрел на нее исподлобья:

— Ты станешь моим ангелом-хранителем?

— Он у тебя уже есть. У каждого есть.

«Только где был мой, когда ты смеялся надо мной вместе с остальными?» — Геля резко отвернулась, чтобы Сережа не заметил, как ей снова стало больно. А он понял это по-другому, и когда она снова повернулась, то увидела испуг в его взгляде.

— Ты не хочешь иметь со мной дела?

Этот вопрос прозвучал как-то неловко, и от этого Геля сразу поверила, что он действительно боится того, что она может просто уйти.

* * *

День за днем… Неделя за неделей… Ему уже с ужасом представлялись месяцы и года, наполненные тишиной ожидания телефонного звонка. Нет, Павлу, конечно, звонили разные люди, старые приятели и просто любопытные из тех, кто прослышал о его новой внешности, но еще не видели ее собственными глазами. Но Тремпольцев ждал другого звонка, с предложениями. А его все не было.

Убедив себя, что гордости в его случае нет места, иначе можно и не дождаться роли, он сам связывался с кем-нибудь из команды тех режиссеров, кого по-настоящему ценил, тщательно подбирая слова объяснял, что теперь способен сыграть что угодно, его комическая внешность больше не является препятствием. Люди, с которыми Тремпольцев разговаривал, выражали изумление, хвалили, говорили, что поддерживают, и клятвенно заверяли, что поговорят с главным режиссером, но ответного звонка так и не было. Ни одного.

Тишина давила на уши. Зеркала пугали непривычным отражением. Иногда Павлу начинало казаться, что его вовсе не существует… Заинтересованные женские взгляды вызывали отвращение: «Не меня они видят. Не меня хотят».

Восторженный угар первых дней давно рассеялся. Это тогда Тремпольцев забавлялся во всю, и каждый вечер уходил из ресторана с новой подругой. Каждая находила, что он красивее Алена Делона. Он уже слышать не мог это имя. Ни одной из этих женщин он не перезвонил. Он ждал серьезного разговора.

Наконец, Павел сдался и начал обзванивать режиссеров второго эшелона. И, наконец, услышал то, что наверняка хотел ему ответить каждый, но предпочел отмолчаться:

— Старик, ну какую я могу дать тебе роль? Для комедии ты больше не годишься — не смешной! А в классике сниматься с твоей репутацией… Извини, но я не могу так рисковать. Ну да, ты теперь настоящий красавчик. Из того ряда, где молодые Тихонов, Лановой, Костолевский… Но, видишь ли, в чем дело… Этот экранный простофиля так прилип к тебе… Я не верю, что ты сможешь создать другой образ. Ну не верю!

«Станиславский хренов! — едва не проорал Павел в трубку. — Не верит он… Да что ты знаешь обо мне? Каков я на самом деле… Никто из вас не знает меня. Даже на пробы не приглашают, сволочи! Как же я могу доказать, что способен сыграть Гамлета, если меня даже на пробы не зовут?»

Однажды около «Мосфильма» он увидел знакомое лицо, но не сразу сообразил, кто эта девушка. Не ее красота задержала взгляд Тремпольцева, в своей собственной постели он перевидал за эти дни немало красавиц, а особый свет, от нее исходивший. И ему показался знакомым этот свет… Внезапно Павел вспомнил: «Да это же… Как ее? Геля. Ангелина. Та девочка из клиники… Я так и не позвонил ей… А чем я теперь могу ей помочь? Она думает, что я в центре тусовки, а я даже приблизиться к ней не могу. В кабаке — пожалуйста! Но не на площадке. А ей ведь хотелось именно этого… Долго ли она ждала моего звонка?»

Его охватила почти детская обида: Гелю вел под руку помощник того самого режиссера, который передал через посредника, сам даже не потрудился позвонить, что не нуждается в шутах. То, что Тремпольцев и рассчитывал на серьезную роль, его не волновало.

«Ну, теперь-то ей мое покровительство ни к чему!» — Павел смотрел Геле вслед и не мог поверить, что это та самая угловатая и сутулая девочка. Такая легкая и уверенная в себе… Что изменилось в ее жизни за эти два месяца?

Можно было догнать ее и спросить. Выяснить, как ей удалось попасть в павильоны «Мосфильма», ведь красавиц вокруг них вьется, что мух небитых. Кто разглядел это ее внутреннее свечение? Будущий Бертолуччи… Которого Павел Тремпольцев не интересовал ни в каком виде.

Лучшее, что он нашел за это время, была работа на студии дубляжа, где адаптировали новые голливудские фильмы. Ему все больше доставались туповатые комедийные боевики, срабатывал все тот же проклятый имидж, ведь его голос оставался узнаваемым даже без прежнего лица.

Он отказывался поверить: «Влупить все свои скудные накопления в эту операцию и остаться у разбитого корыта?! Не может быть. Должен найтись человек, который в меня поверит! Уж если та моя рожа в свое время оказалась востребованной…»

Но тишина все растягивалась во времени. Недели две Тремпольцев уже не показывался даже в любимом кабаке у Макса. Выяснилось, что ресторанный успех проходит быстро и только усиливает ощущение пустоты жизни. Ему казалось, его отторгли в вакуум, и то, что он до сих пор не задохнулся — это недоразумение. Дело времени. Чего-чего, а времени у Павла теперь было предостаточно.

Он больше не писал никаких заметок. Ни о кино, ни о себе. Последнее, что было занесено в зеленую — цвета воли! — тетрадь: «Я перестал быть собой. Я думал, что начинаю новую жизнь, а это оказалось моей смертью. Она красива. Она безразлична. Она беззвучна».

Постепенно звуки все же возникли: звон бутылочного горлышка о стакан, движение льющейся жидкости, до неприятного громкий шум глотания. Когда Павел напивался, становилось легче. В такие минуты он оставался наедине с собой: запирался дома, открывал бутылку водки… Всегда предпочитал водку, чтобы подействовало наверняка. Он, как во время траура, завесил все зеркала. Видеть себя? Это больше не доставляло ему радости.

Однажды Павел очнулся от забытья в Химках, и не смог вспомнить, каким образом оказался там. Может быть, и не в первый раз он выходил из дому, искал на любимых улицах то, что потерял, то ли в себе, то ли вне себя, но жаждал обрести это снова. И возвращался домой прежде, чем рассеивался дурман, потому и не помнил того, что происходило.

«Надо быть осторожней, — попытался внушить Тремпольцев самому себе, и тут же отбросил эту мысль. — Да какого черта?! Никто теперь не узнает меня в лицо. Никому не станет за меня стыдно. Я одинок, красив и никчемен. Я — прекрасная пустота ночного неба».

Расхохотавшись над последним сравнением, Павел наполнил стакан и пристально вгляделся в прозрачность грядущего забытья. В нем не было ничего. Ничего. Именно это и ожидало его впереди.

…Каким образом эта пустота наполнилась ровным шумом воды, и незнакомыми запахами, и обрела очертания комнаты, в которой Павел не бывал прежде? Через силу приподняв веки, отчего болью отдалось в затылке и висках, Тремпольцев оглядел стену в выцветших розочках, выпуклые штрихи плиток на потолке… Круглые часы без цифр, но с узорным китайским иероглифом на матовом стекле показывали то ли семь вечера, то ли семь утра. Осторожно повернув голову, он посмотрел на зашторенное темно-золотистым окно: сбоку пробивался свет, но это ни о чем не говорило, ночи еще оставались короткими.

— Где это я? — произнес он без голоса, скорее, выдохнул.

Его не услышали, хотя в квартире наверняка кто-то был, кроме него. Иначе чьей рукой был пущен этот равномерный поток воды? «Это душ, — догадался Павел. — Хорошо бы тоже принять сейчас. И попить!»

Жажда была мучительной, как после наркоза, словно песок во рту. Но мысли больше не путались, их течение было привычным, и он решил, что скорее, сейчас уже утро, и неведомый благодетель позволил ему выспаться на славу. Медленно, чтобы не взболтать содержимое желудка и головы, Тремпольцев оторвался от подушки и сел, продохнул, потом спустил ноги с кровати. И сразу попал в тапочки. Павел до того удивился, что, забыв об осторожности, наклонился посмотреть. Действительно, домашние тапочки. Поставлены так, чтобы ему не пришлось искать их.