Милош Кратохвил - Ян Гус

• Название: Ян Гус
• Автор: Милош Кратохвил
• Издательство: ЦК ВЛКСМ Молодая Гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1959

Жизнь национального героя Чехии — Яна Гуса, документально и красочно воссозданная чешским писателем Милошом Кратохвилом, была столь быстротечной, что костер в Констанце, на котором сгорел Гус, казалось, должен был выжечь даже память о нем. Но случилось иное: этот костер стал зарей великого пожара, в котором в конце концов испепелился феодальный строй Чехии.

В книге М. Кратохиила читатель не найдет захватывающих приключений, пафоса рыцарских поединков и вообще средневековой экзотики. Ян Гус всю свою недолгую жизнь провел или на кафедре проповедника в Праге, или на дорогах южной Чехии, или в темнице в ожидании неминуемой смерти. И все же его жизнь — подвиг, подвиг, совершенный во имя правды, во имя простых тружеников городов и сел. И этот подвиг нашел отклик в сердцах тысяч его последователей. Тридцать три года гуситы с оружием в руках отстаивали право на лучшую жизнь. Начав борьбу под знаменем церковных реформ, они пришли к требованиям социального переустройства общества.

Пусть не смущает читателя богословский язык, так часто звучащий со страниц книги., — другого языка средневековая Европа не знала. Но в каждой проповеди Гуса, в каждом его обращении к Священному писанию слышен могучий призыв, обращенный к народу, отклик на его нужды и чаяния, вера в его силы. Именно эта вера в лучшее будущее своего народа бесстрашно возвела Гуса на, костер и сделала его имя бессмертным.

Книга М. Кратохвила дается в русском переводе с очень небольшими сокращениями.

Популярный чешский писатель, драматург, историк Милош Вацлав Кратохвил родился в городе Вене в 1904 году. В тридцатых годах он начинает свою литературную деятельность, напечатав несколько романов, рассказов, пьес. Наиболее известные из них — «Памятные сражения в нашей истории» (1937 г.), «Ложный путь» (1939 г.), «Одинокий драчун» (1941 г.) и др.

После окончания второй мировой войны и особенно после социалистической революции в Чехословакии в 1948 году Кратохвил заново переоценивает с позиций марксистской историографии прошлое Чехии и создает трилогию о Яне Гусе и гуситском движении, несколько романов из истории чешского народа XVII и XIX веков.

Милош Вацлав Кратохвил не только писатель, но и историк и педагог. Он архивариус Главного музея в Праге, профессор факультета кино Академии искусств.

---

Этому трудящемуся люду города и деревни, этой бедноте нечего было терять, положение ее уже не могло быть хуже, а потому все свои силы она отдала борьбе против старых порядков, давивших ее. Народ стал главнейшей ударной силой гуситского революционного движения.

Но возвратимся теперь к городу, дыхание и дух которого ежедневно, много лет подряд окружали Гуса, — возвратимся к Праге.

ГЛАВА 3 ПРАГА В ЭПОХУ ГУСА

Когда Гус приехал в Прагу, она была но тому времени большим городом, насчитывая более тридцати тысяч жителей. Ни один город Германской империи не мог сравняться с ней размерами, и только старые торговые города в северной Италии и Фландрии превосходили Прагу. Нельзя забывать, что в период правления Карла IV Прага в течение тридцати лет была столицей Римско-Германской империи[12], ее центром и резиденцией императора. Сюда, ко двору Карла, устремлялись купцы из разных стран, сюда приезжали посольства и послы с многочисленной свитой, здесь сосредоточивались материальные и культурные ценности, чтобы служить прихотям сильных мира сего.

Каков же был состав пражского населения?

Если оставить в стороне двор и дворянство, которые жили своей особой жизнью привилегированного феодального класса, то остальное, и основное, население делилось на несколько групп.

Прежде всего так называемый городской патрициат. Патриции были самые богатые горожане, старожилы, большей частью потомки старых бюргерских родов, которые некогда участвовали в строительстве и расширении города.

Так как Новое Место было заложено позже, во времена Карла IV, патрициат сосредоточился главным образом в Старом Месте. Здешние патриции — богатейшие коммерсанты, купцы и финансисты — благодаря своей экономической мощи удерживали в руках всю экономическую и политическую власть над городом, хотя численно представляли собой несравненное меньшинство… Они сами, члены их семей и родственники сменяли друг друга на коншельских креслах в ратуше и как подлинные хозяева города получали большую часть доходов с городского хозяйства, с торговых и судебных поборов, с принадлежавших городу угодий. И, разумеется, они прилагали все силы, чтобы ни с кем не делить этих доходов.

Остальная часть населения подчинялась не только политически, но и экономически городской управе, которую патриции держали в своих руках. Делали они это и другими способами при помощи займов. Большей частью это происходило так: если какой-нибудь небогатый пришелец или ремесленник хотел построить себе дом или мастерскую в городе, то обычно ему не хватало собственных средств и он был вынужден занимать. У кого? У того, кто имел свободные деньги: у какого-нибудь патриция. Но за это он должен был обязаться платить с этого дома своему кредитору так называемую вечную плату — своего рода проценты с долга. Как правило, этот процент составлял одну десятую часть одолженной суммы. Однако такое обязательство, весьма обычное в средние века, имело одну неприятную особенность: выплата не прекращалась и по истечении десяти лет, когда погашался весь долг, а оставалась вечной. Отсюда и ее название. Это была своего рода постоянная ипотека, которую выплачивал сначала владелец дома, затем его сын, внук и сын внука, короче, каждый последующий наследник и даже лицо, купившее дом. Вносить такую вечную плату было железной обязанностью, и промедление могло привести к потере дома.

В Праге не было почти ни одного непатрицианского дома, который не был бы обложен вечной платой, а многие патриции получали эти нетрудовые доходы с пятидесяти и даже со ста домов менее состоятельных горожан. Из этого ясно, каким тяжким бременем ложилось на большинство населения господство горстки всемогущего патрициата.

Вражда между патрициатом и остальным населением в Праге усиливалась еще и тем, что старые патрицианские роды были большей частью немецкими, в то время как беднейшие слои населения, ремесленники и позднейшие пришельцы, заселившие, например, все Новое Место, были чешскими. Так к социальным противоречиям добавлялись национальные.

Гораздо многочисленнее патрициата были менее состоятельные мелкие бюргеры, занимавшиеся по большей части ремеслом. И так как цеховой устав[13] удерживал производство в застывших рамках, представители этого слоя не могли надеяться быстро разбогатеть, как крупные купцы из патрициев, и подняться до высшего класса.

Полноправными горожанами считались все домовладельцы вместе с их семьями. Во всех пражских городах насчитывалось тогда до трех тысяч домов, из этого числа нужно, однако, вычесть дома дворян и патрициев, чтобы установить количество остальных «оседлых» горожан.

Но на этом еще не кончалось расслоение пражского населения. Гораздо более многочисленную группу составляли те, у кого не было ни собственных домов, ни мастерских, у кого были только руки, чтобы заработать на жизнь.

Этот довольно разнородный слой населения и составлял городскую бедноту. К ней принадлежали по денщики и, как мы сказали бы сегодня, неквалифицированные, подсобные рабочие, ремесленные подмастерья, которые из-за недостатка денег или по другим причинам не могли стать самостоятельными мастерами; обедневшие ремесленники, лишившиеся мастерской, и так далее — вплоть до безработных и просто нищих. Те же из них, кто имел работу, не мог надеяться на постоянный заработок. Их нанимали временно для выполнения определенной работы, и для них периоды занятости часто сменялись вынужденным бездельем, а следовательно, и голодом.

Оплата труда была очень низкой. Подмастерья, обученные какому-нибудь ремеслу, зарабатывали в среднем два гроша в день, неквалифицированные рабочие, поденщики — один грош. Питание же одного человека в день стоило примерно два гроша. Поэтому поденщики большей частью питались одним хлебом. Где же им было взять денег на одежду? О расходах на жилье уже нечего было и говорить. И к этому еще по большей части прибавлялась необходимость кормить семью, детей. При таких обстоятельствах было исключено, чтобы кто-либо трудом мог улучшить свое положение. Ухудшить же его было очень просто — стоило в течение некоторого времени пробыть без работы или лишиться, к примеру, своего рабочего инструмента. Если, допустим, плотник лишался своего топора, стоившего два с половиной гроша, ему никогда уже на него не заработать, так как без топора он мог исполнять только поденную работу, платы за которую едва хватало на самое жалкое существование.

Так постоянно возрастало число бедняков, в особенности когда в Прагу потянулась деревенская беднота в напрасной надежде, что в городе все же легче прокормиться. Толпы безработных бродили по пражским улицам от одной стройки к другой, жадно подстерегая даже самый малый и самый недолговременный заработок. Большой избыток дешевой рабочей силы позволял работодателям всячески эксплуатировать труд людей, причем одним из главных эксплуататоров, чье корыстолюбие не останавливалось даже перед страшной нищетой бедняков, была опять-таки церковь. Плата за крещение, похороны, исповедь имела твердые границы, во всяком случае нижние, и такса за эти «христианские обряды» колебалась от трех до шести грошей. Никто, однако, не решался экономить на этих расходах, ибо для верующих ужасной казалась мысль о том, что их покойник будет погребен без последнего помазания и окропления святой водой и, следовательно, попадет в ад.

Правовое состояние бедняка ставило его в очень невыгодное положение. О каком-либо равенстве перед законом не могло быть и речи. Совершенно различные наказания были для богатых, которые большей частью могли откупиться денежным штрафом хотя бы и за убийство, и для бедняков, которым даже за воровство, совершенное с голоду, грозило отсечение руки или другое жестокое телесное наказание. Процессуальные правила предписывали также, что свидетели, приглашенные в городской суд для защиты обвиняемого, должны владеть имуществом стоимостью не менее двадцати коп грошей [14], что составляло цену хорошего пражского дома. Где же мог бедняк взять такого свидетеля? К тому же судебное дело было заранее проиграно, если одна из сторон не могла нанять адвоката, который следил бы за точным исполнением всех весьма сложных процессуальных формальностей и порядков судопроизводства. Достаточно было, к примеру, неправильно поднять пальцы во время присяги или ошибиться при произнесении — какой-либо положенной формулы, чтобы проиграть процесс, Адвокат же стоил очень дорого и, следовательно, был недоступен для бедняка, который подавал в суд или привлекался к суду.

С горькой иронией рисует народная песня того времени положение пражской бедноты:

В лачуги к нам грозят ворваться, стучатся в ставни холода.
Проснитесь, братья-оборванцы, ведь одежонка-то худа!
Гуляет ветер по карманам, сзистит в проулках и дворах.
Нам из отменного тумана похлебку варят повара.
Из ночи жарят нам дичину, окорока коптят во сне…
О братья, значит, есть причина считать, что мир хорош вполне.
Пооблиняли наши шубы, не греют нос воротники…
О бедняки, вам не до шуток, что будем делать, бедняки?.. [15]

В Праге из тридцати тысяч жителей дворяне, патриции и домовладельцы с их семьями составляли только немногочисленную верхнюю прослойку. Все остальное население — это беднота всех ступеней и оттенков. Число ее не только в Праге, но и в других имперских городах приближалось к половине всего городского населения.