Эрнст Юнгер - Излучения (февраль 1941 — апрель 1945)

• Название: Излучения (февраль 1941 — апрель 1945)
• Автор: Эрнст Юнгер
• Издательство: Владимир Даль
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-93615-022-0

«Издав нынешний том сочинений Эрнста Юнгера, издатели серии «Дневники XX века» выполнили свое обещание представить отечественному читателю уникальный памятник художественного творчества и мысли европейской культуры, какими являются, по общей оценке, собрание дневников и созданные на их основе литературные произведения этого замечательного немецкого писателя.»

---

Прощание с Шармиль в «Нике», недалеко от площади Терн. Началась тревога; она, к счастью, скоро закончилась, а то бы я опоздал на берлинский поезд.

Кавказские заметки

1942

Кирххорст, 24 октября 1942

Днем через Кёльн, на разрушенные улицы которого я глядел из окна вагона-ресторана. Останки домов и кварталов, словно дворцы, излучают мрачное величие. Скользишь мимо них, как мимо чуждого ледяного мира: там обитает смерть.

Дюссельдорф тоже выглядел печально, Свежие руины и множество красных заплат на крышах говорили об ураганном налете. Еще один шаг на пути к американизации; на месте наших старых гнезд появятся города, спроектированные инженерами. А может быть, только овцы будут щипать траву на развалинах, как это видишь на старинных картинах с изображением римского Форума.

Вечером Перпетуя встретила меня на вокзале. Шольц давно копил бензин для этой поездки. Рема я отпустил к его жене в Магдебург.

Кирххорст, 2 ноября 1942

Кирххорст, где моя склонность делать записи сильно поубавилась. Я занят по горло; это, наверное, лучшее, что можно сказать о каком-либо месте.

По прибытии сюда чувствуется, что обилие книг, переписки, коллекций подавляет меня. Они требуют, чтобы я незамедлительно занялся ими, при этом я, именно в силу усталости, ясно ощутил, как все существующее живет и зависит от проявляемого к нему участия, от духовной и физической ответственности перед ним. Мы обладаем благодаря особой добродетели, своего рода магнетической силе. Богатство в этом смысле не только дар, но и дарование соответствовать достигнутым пределам. Главное, что большинство внутренне не способно и к самому скромному обладанию, не только к богатству. Даже доставшись каким-нибудь случайным образом, оно все равно ускользает от них бесследно. Приносит еще и несчастье. Тем незаменимее родовое богатство, при котором не только дар, но и способность владеть и свободно им распоряжаться наследуются детьми и внуками.

Разборчивость в отношении приобретаемых нами вещей и благ. Иначе вместо облегчения жизни нам достается роль их сторожей, слуг и хранителей.1

Погода осенняя, то пасмурная, то снова солнечная. Светлая желтизна тополей, стоящих на дороге в Нойвармбюхен, прекрасно сочетается с бледно-голубым небом, накрывающим наш скромный ландшафт.

Кирххорст, 5 ноября 1942

Ночью сны о древних системах пещер на Крите, которые кишели солдатами, как муравьями. Разрывом снаряда только что смело их тысячи. Проснувшись, вспомнил, что Крит — остров Лабиринта.

Туманный день. На черно-красной кудрявой капусте плотной каймой осела роса, вроде отливающих серебром пузырьков воздуха по краям темно-красных водорослей на дне моря. Первым это заметил Брокес, чей опус вообще изобилует наблюдениями такого рода, где новое осознание природы порой совершенно незаметно вырастает из барочной тяжеловесности; так возникают, проникая друг в друга, переливы цвета голубиного горлышка или муаровой ткани.

Мысль: природа забыла о воздушных гигантах — животных легче воздуха, которые плавали бы в атмосфере, подобно китам в океане. Решая проблему полета более изящными способами, она осталась должником по части создания своего рода естественных дирижаблей.

О привычке стучать по дереву, когда хочешь избежать последствий дурного предзнаменования. Ее происхождение связано, вероятно, с каким-то частным случаем, но вообще подобные обычаи рождаются, как правило, если в них живет символическое содержание. Здесь оно заключается, по-видимому, в органической природе дерева; за него хватаются, как за нечто живое, и в переносе на судьбу имеют в виду течения человеческой жизни во всех ее проявлениях в противоположность мертвому механизму секунд, tempus mortuum.

Бьющееся стекло как символ счастья соответственно означает разрушение механической формы и высвобождение живого содержания.

Кирххорст, 6 ноября 1942

Фридрих Георг пишет мне из Юберлингена о лилиях и эремурусе, луковицы которых он посадил в своем саду в Лайсниге. С большой радостью узнаю, что он окончил не только новый сборник стихов, но и второй трактат по мифологии под названием «О титанах», и вообще, ему хорошо работается. Порой в светлые часы я ощущаю в отношении своей судьбы не только благодарность как человек, которому выпал счастливый удел, но и удивление, что сверх того мне досталась еще и награда в виде нашего братства.

Вечером в туман и мелкий дождь по одиноким полям, где вдали неясно брезжат расплывающиеся очертания деревьев и между ними — старые хутора, точно серые ковчеги с их грузом людей и животных.

Заканчиваю: Луи Тома, «Генерал Галифе», в экземпляре, снабженном надписью автора и еще одной — самого генерала. Как и подобает славному кавалеристу, и в особенности гусарскому командиру, Галифе являет собой образец сангвинического темперамента, — темперамента человека, обязанного двигаться и принимать решения быстрее, легче и искрометнее, чем остальные. Сангвинический оптимизм быстрее сокрушает свои цели, конечно, те, что стоят ближе и в ограниченном ряду обстоятельств. Поэтому мировой дух выдвигает такие характеры на передний план, когда нужен натиск, как это было при Седане или во время восстаний. По части проявления животных инстинктов Галифе есть также типическая фигура в истории современного насилия. Мексика была для него хорошей школой.

Читая, я вспомнил о своем старом плане — изобразить ряд, в котором фигуры располагались бы слева направо в естественном порядке: сперва трибуны, затем сенаторы, от Мария к Сулле, от Марата к Галифе. Вообще, мне хотелось бы попробовать создать краткую типологию истории — изобразить эти кусочки калейдоскопа.

Чего не хватало Галифе, чтобы стать Суллой, и что отличало его, скажем, от Буланже?{102}

Потом Шамфор,{103} которого я читал урывками; его максимы кажутся мне более острыми и терпкими, чем у Ривароля.

После обеда выкапывал морковь, сельдерей, свеклу и носил в погреб. Работая с землей, чувствуешь, как возвращается здоровье.

Кирххорст, 9 ноября 1942

Под утро сны о будущих воздушных налетах. В огне пронеслась над селением гигантская машина размером с Эйфелеву башню, а рядом с ней обрисовалось нечто вроде радиомачты, на площадке которой стоял наблюдатель в длинной шинели; время от времени он делал заметки и сбрасывал их в дымовых патронах.

Вечером похороны старой фрау Колсхорн. Как всегда в таких случаях, в глаза бросалась прежде всего группа из пяти-семи мужчин среднего возраста в сюртуках и цилиндрах: отцы Кирххорста. Так как у общины нет машины-катафалка, соседи несли гроб до кладбища сами. Ибо сказано: «И отцы ваши пойдут за гробом».

Вечером приход соседей, но едва завязался разговор, как вступили сирены в Ганновере. Собрались в нижней комнате, в пальто, с чемоданами, словно в каюте корабля, терпящего крушение. Поведение во время налетов изменилось, чувствуется приближение катастрофы.

Видел из окна красные и пестрые следы пуль, мчащихся снизу в пелену облаков, сверкание выстрелов и полыхание пожаров в городе. Несколько раз сотрясался самый фундамент дома, хотя бомбы разрывались далеко. Присутствие детей придает всему происходящему какой-то более стертый характер.

Кирххорст, 10 ноября 1942

Как я понял, при вчерашнем налете речь шла всего о каких-то пятнадцати самолетах. Гораздо больше занимает меня высадка американцев в Северной Африке. Род участия, какой я замечаю в себе по отношению к современной истории, принадлежит, скорее, человеку, сознающему себя замешанным не столько в мировую, сколько во всеобщую гражданскую войну. Поэтому ощущаю себя втянутым совсем в иные коллизии, нежели в конфликты между борющимися национальными государствами. Суть не в них.

Берлин, 12 ноября 1942

Отъезд. Утром с матерью и Перпетуей. Показал малышу на прощание красивого селезня, с удовольствием плавающего в пруду недалеко от стоянки. Еще ни разу не уезжал я настолько лишенным всякого представления о цели и смысле своей поездки. Я напоминаю себе рыбака, зимним днем забрасывающего сеть в мутную воду.

Физиогномические штудии по дороге. Легкие, почти неразличимые черточки опытности, притаившиеся в уголках рта молодой девушки. Так страсть наносит едва заметный след на лицо, подобно алмазу, скользящему по стеклянной поверхности.

Вечером в Далеме; мы живем у Карла Шмитта.

Берлин, 13 ноября 1942

Пятница, 13 ноября. Первый снег в этом году. Утром прогулка с Карлом Шмиттом в парке Груневальд.

Берлин, 15 ноября 1942