Николай Петраков - Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали

• Название: Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали
• Автор: Николай Петраков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4438-0258-9

Академик Николай Петраков, ученый с мировым именем, автор сенсационных книг о причинах дуэли и гибели Пушкина, буквально взорвал установившуюся в пушкинистике версию тех трагических обстоятельств, в которых оказался поэт в последние годы жизни. На самом деле никакого Дантеса как предмета ревности для Пушкина просто не существовало, утверждает исследователь, вспышки подозрений в неверности в пушкинских письмах жене относятся к 1831–1832 годам, когда на горизонте Дантеса не было и в помине…

---

Теперь обратимся к анонимному пасквилю. Попробуем психологически проанализировать его оскорбительность для Пушкина. Практически все, кто хоть раз ознакомились с текстом анонимного письма, согласны, что в нем содержится намек на интимную связь жены Пушкина с императором. Вопрос: кто мог посметь пойти на такой афронт с самодержцем всея Руси и во имя чего? Риск огромен, учитывая давно налаженную Бенкендорфом систему спецслужб и органическую склонность верноподданных к доносительству. Цель при этом достаточно туманна. Ведь поэт уже не первый год живет в паутине слухов и сплетен, о которых ему уже давно и хорошо известно. Все видят, что он обречен на долгую и мучительную пытку. Зачем же интриганам ускорять события? Вопрос второй: кто мог считать связь Н.Н. с царем позорной? Недруги поэта из высшего света никак не могли. Подложить собственную жену в постель к императору было для них почетным делом. В этом отношении весьма интересно свидетельство К. К. Данзаса: «Замечательно, что почти все те из светских дам, которые были на стороне Геккерна и Дантеса, не отличались блистательною репутациею и не могли служить примером нравственности».

Итак, вполне очевидно, что авторами анонимного письма не могли быть люди высшего света или приближенные к нему. Даже чувство зависти или ненависти к Пушкину ни при каких условиях не могло перевесить ощущение страха перед возможным разоблачением автора намека на шашни императора. Разницу между молвой (устной сплетней) и документом (пусть даже анонимным) отлично понимают российские царедворцы и в XXI в.; что ж тут говорить о первой половине XIX в. Автору анонимного письма была чужда психология придворного вельможи. Он, несомненно, был вольнодумцем в том смысле, что исповедовал свободу и приоритет прав дворянина перед абсолютной и безграничной властью монарха. Это был человек, которому были близки взгляды декабристов (боровшихся, между прочим, не за свободу крестьян, как долбили нам советские историки, а за свободу и независимость дворянского сословия, которое Романовы держали в холопстве, но это отдельный сюжет). Честь дворянина – это мотивация поведения друзей Пушкина и самого Пушкина.

Продолжим наш анализ текста и психологического подтекста анонимного письма. В нем, помимо Пушкина, упомянуты две фамилии: Д. Л. Нарышкин и И. М. Борх. Со вторым все понятно: этот переводчик департамента внешних ношений со своей женой Л. М. Голынской прославился большим распутством. Подноготную четы Борхов, судя по всему, Пушкин знал так же хорошо, как и анонимный автор пасквиля. Но вот с Нарышкиным не все понятно. Конечно, Нарышкин известен как рогоносец, как муж возлюбленной Александра I. Но одна деталь: роман между Александром и Нарышкиной естественным образом угас еще в 1817 г., т. е. за двадцать лет до событий, приведших к дуэли Пушкина. Смена официальных царских любовниц осуществлялась быстрее, чем смена царских перчаток. Да и двенадцать лет как правит другой император, который еще более сладострастен и не менее щедр по отношению к мужьям-рогоносцам. Естественно, нам с высоты веков кажется, что два десятилетия срок ничтожно малый. Но современникам Пушкина, получившим дубликаты анонимного письма, наверняка пришлось напрягать память, чтобы вспомнить историю Нарышкиных (хотя люди интеллектуальные эту историю, безусловно, знали). Но ведь нам обычно твердят о великосветской толпе, в глазах которой и хотели авторы диплома опорочить поэта. Так вот, у этой «толпы» перед глазами был такой калейдоскоп фавориток и рогоносцев, что вряд ли упоминание Нарышкина было рассчитано на них (а уж Геккерны вряд ли были знатоками интимных историй российского двора двадцатилетней давности).

Но был один человек, для которого имена Александра Павловича, Нарышкиной и императрицы Елизаветы Алексеевны слились в единый клубок и были глубоко близки. Этот человек – Александр Сергеевич Пушкин. Доподлинно известно, что юный лицеист был влюблен в императрицу. Некоторые пушкинисты не без основания считают, что она стала его Беатриче, его музой на всю жизнь. Ей он посвятил откровенные строки:

Свободу лишь учася славить,
Стихами жертвуя лишь ей,
Я не рожден царей забавить
Стыдливой музою моей.
Но, признаюсь, под Геликоном,
Где Касталийский ток шумел,
Я, вдохновенный Аполлоном,
Елисавету втайне пел.
Небесного земной свидетель,
Воспламененную душой
Я пел на троне добродетель
С ее приветною красой.

Естественно, юный Пушкин воспринимал практически открытое сожительство Александра I с Нарышкиной как оскорбление обожаемой им Елизаветы Алексеевны, как надругательство над своим юношеским идеалом. Он возненавидел «плешивого» тезку, а потом на долгие годы сохранил глубокую неприязнь к человеку, доставившему душевную боль и моральное унижение его юношеской мечте. Вот почему возникла тень Нарышкина, когда Пушкин пошел на свой последний бой со средой, которая мечтала всосать его в дерьмо своей повседневности, сделать своим, подвести «к общему знаменателю».

Чувственная, рефлексирующая душа поэта неминуемо входит в конфликт с холодным расчетом мистификатора. И на этом гребне противоречий надо искать «проколы» анонима и истинное авторство. Я уверен, что содержательная, смысловая структура текста диплома с головой выдает его автора. Первое: прямое включение императора в «рогоносную интригу». Второе: использование для обличения императора «историографии», т. е. аналогии из интимной жизни его старшего брата. Третье: для подчеркивания аморальности поведения императорской семьи (императрица, конечно, была в курсе «интима своего супруга» на стороне) введение в контекст диплома известного своей извращенностью И. Борха[4]. Все это в совокупности мог создать только Пушкин.

Теперь от психологического анализа текста диплома перейдем к более «техническим деталям».

Пушкиноведов тревожили и тревожат поныне два момента. Во-первых, странное поведение автора диплома, разославшего его только друзьям Пушкина («карамзинский кружок»). Во-вторых, удивительная осведомленность анонима в точности адресов получателей диплома (напомним, что почта начала работать в Петербурге буквально за несколько недель до появления диплома, а с нумерацией домов и улиц было хуже, чем в нынешней Венеции). Что касается первого вопроса, то, действительно, все выглядит загадочным, если твердо стоять на позиции, что автором диплома был кто угодно, только не Пушкин.

Действительно, представим себе ситуацию и попробуем вжиться в образ пасквилянта. Он желает высмеять Пушкина в глазах света, выставить на глумление. Кому должна быть направлена основная часть пасквилей? Безусловно, недоброжелателям Пушкина, людям того круга, которые с удовольствием посмакуют текст диплома, вволю посудачат и поехидничают по поводу «было – не было». Но «странный аноним» рассылает пасквиль только друзьям поэта, и очень ограниченным «тиражом» – семь-восемь экземпляров. В результате несколько экземпляров возвращаются Пушкину даже нераспечатанными. Еще два-три – после прочтения. Только два – достоверно известно – остались на руках у адресатов: Россет потащил свой экземпляр Гагарину и Долгорукову, чем впоследствии навлек на них неподтвержденные подозрения в авторстве анонимки; и Вяземский, приложивший свой экземпляр пасквиля к письму великому князю Михаилу Павловичу уже после смерти Пушкина. В итоге «аноним» достиг главной своей цели: он объяснил друзьям Пушкина, что последний оскорблен отнюдь не ухаживаниями Дантеса за его женой (в тексте явно прочитывалось имя царя). Опираясь на глубокую порядочность друзей, «аноним» позаботился о минимальном распространении в обществе информации о содержании пасквиля. Поэт оскорблен анонимным письмом, но в чем суть оскорбления – это в тумане и домыслах. Как замечательно сыграл «аноним» на руку Пушкину, если иметь в виду, что Александр Сергеевич замахнулся на схватку с самим императором и его камарильей! Да и адреса всех получателей диплома «аноним» знал вплоть до каждого этажа и поворота. Доподлинно известно, что анонимные письма были запечатаны в особые конверты, на которых «лакейским почерком» значилось: для передачи Александру Пушкину. Их получили: Пушкин, Вяземский, Карамзин, Виельгорский, Соллогуб, братья Россет, Хитрово. Помимо того что «аноним» досконально знал неформальные адреса всех перечисленных лиц[5], он еще почему-то желал, чтобы эти дипломы были переправлены непосредственно Пушкину (до прочтения или после прочтения, неважно). Казалось бы, клеветник должен действовать с точностью до наоборот: каждому прочитавшему пасквиль следовало бы, по логике интриги, предложить ознакомить возможно больший круг лиц. По схеме листовок: «Прочти и передай товарищу».

Все становится на свои места, если понять, что Пушкин использовал диплом, чтобы информировать только близких друзей о своем «вступлении на тропу войны» не с кем-нибудь, а с самим самодержцем, но при этом предусмотрел крайне ограниченное распространение текста среди доверенных лиц. Конечно, он понимал, что утечка информации обязательно произойдет. Но чем туманнее и загадочней будут распространяемые слухи, тем выгоднее его позиция, тем больше вариантов для дальнейших действий она предоставляет.