А. Андреев - Москва в очерках 40-х годов XIX века

• Название: Москва в очерках 40-х годов XIX века
• Автор: А. Андреев
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 2004

Работы давно забытых бытописателей Москвы посвящены жизни различных слоев московского общества 40-х годов XIX века. Блестящие балы и повседневные заботы, коммерческие предприятия и народные гулянья, типы московских жителей, их обычаи и нравы – вот некоторые из тем книги, предлагаемой читателю.

---

Но теперь, если придется вам надобность иметь серьезное дело с приказным чиновником нынешнего времени, то вы спрячьте подальше свои пятирублевые ассигнации – с ним вы никакого не сделаете дела; не надейтесь также и на снятие сапогов – их нынче уже не снимают.

Не забудьте, что нынешние чиновник в Москве получает порядочное штатное жалованье, не назначаемое, как случалось иногда, по капризу секретаря; он имеет тоже свою амбицию и гордость, порицает взятки, ходит в опрятном мундирном фраке с пуговицами под клапанами; манишка у него с запонками; он при часах, а часы у него с золотою цепочкою; хохол его завит и раздушен, сапоги как зеркало и на высоких каблуках; у него на руке, которую прежний подьячий вам протягивал всю в масле и чернилах, блестит бриллиантовое колечко; он часто обедает у Шевалье и Будье, курит предорогие пахитоски, воображает, что говорит по-французски, не употребляет ничего, кроме госотери и шампанского, приказывая последнее подавать непременно на льду в серебряной вазе; танцует мазурки и галопады в маскерадах Немецкого клуба и Купеческого собрания, прогуливается в Элизаум и нередко бывает львом Кремлевского сада; строит курбеты барышням, ищет себе богатую невесту, требуя, чтоб она была непременно милашка и благородная; сидит в театре в креслах, гордо посматривает в зрительную трубку на ложи, да еще произносит свои приговоры на артистов, хлопая с самонадеянностью в ладоши или иногда, смотря по капризу, употребляя и змеиное шипение. Ну попробуйте к такому чиновнику сунуться с пятью рублями; да он вас вызовет на дуэль!

Нынешний порядочный чиновник не берет таких крошечных денег; все, что он может для вас сделать – это идти с вами как знакомый обедать в гостиницу; ступайте же; пообедайте с ним и потом сочтите, что это вам будет стоить; аппетит у него всегда прекрасный, и привычки его я вам рассказал, сообразуясь с ними, вы должны угощать его, если хотите, чтоб он вас в свою очередь не угощал одними обещаниями. Большая часть приказных чиновников в Москве живет далеко от присутственных мест; причина тому – слишком дорогая цена квартир в самом центре города, где расположены присутственные места. Все они большею частью обитают: под Новинским, в Грузинах, за Москвой-рекой, в переулках на Сретенке, в Таганке и под Девичьим.

В 9 часов утра, если вам случится быть у Иверских ворот, то вы увидите, как они стаями стекаются со всех сторон, с озабоченными лицами, с завязанными в платке кипами бумаг, в которых весьма часто может быть упоминается и о вашей особе, если вы имеете дела. Они спешат, кланяются между собою, заходят в часовню Иверской Божьей Матери и, сотворив молитву, бегут писать роковые слова: слушали, а по справке и приказали, бывающие иногда для вас источником всех благ земных или наоборот.

В три часа чиновники выходят из присутствия; тут опять вы можете их встретить, на улицах опять видна заботливость, но это уже не забота службы, а забота тощего желудка. Против присутственных мест тянется длинный рад трактиров; там органы, машины с музыкою беспрестанно наигрывают и «Веет ветерок», и арии из «Роберта», и вальсы Страуса (Штрауса); туда спешат приказные, чтоб насытить свой проголодавшийся желудок; у каждого из них есть своя любимая резиденция, своя комната, любимый номер в машине, любимое блюдо и у каждого почти есть свой фаворит половой, перед которым должностной человек разыгрывает роль барина.

Когда приказные обедают несколько человек вместе, и если вы хоть небольшой наблюдатель, то легко отгадаете, на свой или на чужой счет они обедают; по физиономии их, по разговорам вы можете наверное узнать, благополучно ли окончит лось для них присутствие, т.е. похвалил или погонял начальник, и не приключилось ли приказному ком-си ком-са, особенного удовольствия, которого, если вы не приказный, то никогда испытать не можете. Когда вы увидите, что приказные за столом едят обыкновенно, как и все люди, выпили водки только перед обедом, а потом спросили кислых щей, имея немного кислые лица, говорите смело: они обедают на свой счет!

Но если приказные пришли все с улыбающимися лицами или между ними невесел только один; если они спрашивают водки и перед обедом и после каждого блюда; если кричат подай того, подай другого, и то не то, и то не так; если тут являются и малиновка, и вишневка, и мадера, и сотерн; если хлопают в потолок пробки верзенея – все это несомненные признаки, что они кого-нибудь с собою прихватили и его наказывают.

Когда во время присутствия начальник приказного погонял, и ему не приключилось никакого особенного удовольствия, то он пасмурен, как сентябрь, говорит мало, вина почти совсем не пьет. С мрачным видом спрашивает он трубку и, с горя, велит играть на машине: «В старину живали деды веселей своих внучат»; если же похвалил начальник, да еще приключилось и удовольствие, то у приказного речи льются, как пламя из печи. Он за обедом разговаривает с товарищами и приветливо кланяется знакомым; одна сторона его лица куски жует, а другая сладко речь ведет; он кричит половому: «ну, дьявол, толкай во лесах», – а сам в это время выхваляет своего начальника и густую бороду прислужника; он с ним острит и пьет винцо с улыбочкой, а вставая из-за стола, спрашивает театральную афишу и гордо кидает слуге на водку гривенник.

Немногие из приказных обедают в своем семействе; они обыкновенно возвращаются домой довольно поздно вечером, потому что после обеда привыкли для моциона играть на бильярде; иные, с трубочкою в зубах, притворяются, что читают Пчелку (см. прим. 14 на с. 309), а когда Пчелка занята, то, не имея ни одного знакомого из военных, повышение которого чином могло бы их интересовать, они пробегают приказы в Инвалиде или, не имея никакого понятия в естественных науках, читают в «Библиотеке для чтения» исследования и наблюдения нал пластами земли, а иногда, прихлебывая наливочку, даже рассуждения об инфузориях и о наливочных животных или географии луны; время же летит; не увидишь, как наступит вечер; тут приказный является домой.

Если он женат и ладно живет с женой, то уже большею частию остается дома, копается в делах, опять читает всякого рода книги, даже оперы и программы балетов; если же холостяк да еще и танцует, то кто велит ему сидеть? Да вы дома его и с собаками не сыщете.

Сделав краткий очерк приказных служащих в Москве, я перехожу к отставным приказным. Их можно разделить на безвредных и зловредных коллежских регистраторов; первые, находясь в отставке, живут обыкновенно, как и все порядочные граждане города, каждый по своим средствам, а последние, оставя службу в своей ранней молодости, по разным более или менее неблагоприятным для них обстоятельствам, обыкновенно толпятся по утрам у Иверских ворот, Казанского собора и около самых присутственных мест; это стряпчие, ходатаи по делам, сводчики разных покупок, всегдашние свидетели купчих крепостей, отпускных, закладных, заемных писем и всякого рода условных записей; свидетели всего того, что они видели и чего не видали, того, что действительно совершилось, и того, чего никогда не было, люди, готовые всегда засвидетельствовать все, по приглашению.

Они делают большой вред неграмотным и простолюдинам, нередко втягивая их в различные процессы. Часто какой-нибудь крестьянин или деревенская баба идут к присутственным местам справиться по своему делу, иногда им встречается надобность подать просьбу; отставной регистратор немедленно является тут и предлагает услугу: пописывая просьбу, он нисколько не заботится о верном изложении дела, а думает только, чтоб как-нибудь ее скорее настрочить да заработать себе четвертак, и часто просьбы, написанные совершенно без всякого смысла этими людьми, обременяют московские присутственные места.

Ходатай по делам обыкновенно уверяет легковерного мужичка, что уж так мастерски напишет, что ему и хлопотать по делу будет не нужно; «все получишь, любезный, – говорит он, – меня только смотри не забудь»; и, рассуждая таким образом, между прочим добивается, нет ли у мужика какой- нибудь тетки, снохи или свата, деверя, которые бы повздорили с своим соседом о клочке земли или о каком-нибудь рубле; нет ли какого-нибудь крепостного человека, отыскивающего себе свободы из владения разночинца; «присылай их сюда ко мне, – говорит всемерный стряпчий, – уж выиграю дело, будет век благодарен».

Мужик часто верит регистратору, а ему того только и надо; он валяет себе свои дешевые просьбы, городит в них турусу на колесах {10} , получает четвертаки и жуирует {11} по-своему. Иногда осторожный мужичок просит ходатая своего прочесть ему написанную просьбу, чтоб знать, что такое в ней написано и, дескать, есть ли склад; так как действие обыкновенно происходит на лестнице присутственного места или на улице, то приказный отводит крестьянина куда-нибудь за угол или соглашает его посетить харчевню, и там за парами чая он ему читает: «такому-то и прочее и прочее, жалоба крестьянина экономической Паршиванской волости, села Кузнецова, Анофрия Иванова о следующем: Я, крестьянин Анофрий Иванов, по прозванию Башлык, я, принадлежав сперва экономической волости Сапелькиной, я с 1810 года переписан за вышереченною волостию, я имею дочь, я имею одну законную дочь Феоктисту, я ее воспитав, а теперь утратив, я сперва крепостной, но отпущен быв на волю, а дочь помещиком Тетехином была продана одному купцу, а купец продал попу, а поп продал казакам, а казаки продали жиду, жидам крепостных держать воспрещено и потому все сие есть несправедливо и Феоктисте следствует свобода!»